Миссис Корлеоне с презрением посмотрела на него.
– Теперь ты сказать мне, что говорить? Мой муж, да сжалиться над ним господь, не говорит мне, что сказать, – с этими словами она перекрестилась.
– Как здоровье мистера Корлеоне? – спросила Кей.
– Хорошо, – сказала миссис Корлеоне. – Хорошо. Он постарел и поглупел, раз допустил такое.
Она неуважительно покрутила пальцем у виска, потом налила кофе и заставила Кей съесть бутерброд с сыром.
Выпив кофе, она взяла руку Кей в свои горячие ладони.
– Майки не писать тебе, ты не слышать про Майки, – тихо сказала она. – Он прятаться два-три года. Может быть, больше, намного больше. Ты иди домой, к своей семье и найди себе парня, который на тебе женится.
Кей вынула из сумочки письмо.
– Вы готовы послать это Майку?
Старая женщина взяла письмо и ласково потрепала Кей по щеке.
– Конечно, конечно, – сказала она. Хаген было запротестовал, но она крикнула ему что-то по-итальянски, и он замолчал. Потом она проводила Кей к двери. Там она торопливо поцеловала ее в щеку и сказала:
– Ты забыть Майки, он больше не твой мужчина.
Машина, на переднем сиденьи которой находилось двое мужчин, уже поджидала ее. Не говоря ни слова, ее подвезли к гостинице, в которой она сняла номер. Кей пыталась свыкнуться с мыслью, что мужчина, которого она любила – хладнокровный убийца. Ведь это было ясно заявлено ей самым надежным на свете источником: его матерью.
Карло Ричи был разгневан на весь мир. Не успел он породниться с семейством Корлеоне, как его отшвырнули, всучив маленький игорный дом в верхней части Ист-Сайд Манхэттена. Он полагал, что сразу после свадьбы, дон Корлеоне очистит один из домов в Лонг-Биче от временных жильцов и вселит в него молодоженов. Но дон просто посмеялся над ним. «Великий дон», – думал Ричи с презрением.
– Старый зазнайка, давший поймать себя на улице, как самый последний из мелких гангстеров. "Он надеялся, что старый плут отдаст богу душу. С Сонни они когда-то дружили, и тот может дать ему шанс войти в дело.
Он посмотрел на жену, наливавшую ему в этот момент чашку кофе. Боже, каким куском грязи она сделалась. Прошло всего пять месяцев, а она уже расползается и раздувается. Все они такие, красотки из восточной Италии.
Он протянул руку и потрепал Конни по ее широким бедрам. Она улыбнулась ему, но он сказал с презрением:
– У тебя больше мяса, чем у свиньи.
Ему доставляло удовольствие видеть выражение боли на ее лице, слезы в ее глазах. Пусть она и дочь великого дона, но теперь она его жена, его собственность, и он может поступать с ней по своему усмотрению. Сознание того, что он может свободно издеваться над одной из женщин семейства Корлеоне, придавало ему силы.
С самого начала их семейной жизни он повел себя правильно. Она пыталась сохранить для себя полный кошелек, но он поставил ей фонарь под глазом и отобрал все деньги. Что он сделал с этими деньгами, он никогда не рассказывал ей. Он проиграл пятьдесят тысяч на ипподроме, а остальное истратил на девиц из ночных клубов.
Он чувствовал, что Конни смотрит ему в спину и поэтому напряг мышцы, перегибаясь над столом, чтобы придвинуть к себе тарелку с булочками. Только что он съел яичницу со свининой, но так как был здоровым мужчиной, ему полагался настоящий завтрак. Ричи был доволен собой. Он не жирный итальянский муж, а блондин с огромными мускулистыми руками, покрытыми золотистым пушком, широкими плечами и узкой талией. Он куда сильнее тех парней, что работают на семейство. Парней, подобных Клеменца, Тессио, Рокко Лампоне и Пауло, которого кто-то убрал. Карло не мог понять, что скрывается за этим делом. Потом он почему-то вспомнил Сонни. Сонни немного выше его и тяжелее, но один на один он с ним справится. Пугали только рассказы о жестокости Сонни, хотя сам он его видел всегда добрым и веселым. Да, Сонни расположен к нему дружески. Быть может когда старик уберется, дело наладится.
Карло пил кофе маленькими глотками. Он ненавидел эту квартиру. Он привык к просторным квартирам Вест-Энда и, кроме того, чтобы попасть в свой игорный дом, он должен ехать через весь город. Сегодня воскресенье: конец игр в бейсбольной и баскетбольных лигах и начало заездов на ипподроме. Постепенно до него дошло, что Конни все время вертится вокруг него, и он повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
Она одевалась в ненавистном ему итальяно-американском стиле. Цветастая шелковая юбка с ремешком, монисто, блестящие сережки, широкие рукава. Она казалась на двадцать лет старше своего возраста.
– Куда, черт побери, ты собралась? – спросил он.
– Хочу навестить отца в Лонг-Биче, – холодно ответила она. – Он все еще лежит и нуждается в обществе.
Карло заинтересовался.
– Сонни все еще руководит представлением? – спросил он.
– Каким представлением? – в свою очередь спросила Конни и спокойно посмотрела на него.
Он наполнился гневом.
– Грязная итальянская сука, не смей со мной так разговаривать, иначе мигом выбью твоего выродка из живота.
Она казалась испуганной, и это еще сильнее раззадорило его. Он вскочил со стула и отвесил ей пощечину, оставив красный след на щеке. Потом с точностью машины дал ей еще три пощечины. Верхняя губа покрылась кровью и распухла. Это остановило его. Ему не хотелось оставлять следов. Конни убежала в спальню, хлопнула дверью и заперла ее на ключ. Карло засмеялся и снова принялся за кофе.
Он курил, пока не пришло время одеваться. Он постучал в дверь и сказал:
– Открой прежде, чем я ее взломаю. – Ответа не последовало. – Ну, открывай, я должен одеться, – громко крикнул он. Было слышно, как Конни спускается с кровати, поворачивает ключ в замке. Когда он вошел в спальню, Конни повернулась к нему спиной, медленно прошагала к кровати и легла лицом к стене.
Он быстро оделся и тут заметил, что на Конни ночная рубашка. Ему хотелось, чтобы она пошла к отцу, он надеялся, что она принесет оттуда хорошие вести.
– В чем дело, несколько пощечин выколотили из тебя всю энергию? – спросил он. – У-у, ленивая сука.
– Я не хочу идти, – пробормотала Конни голосом, полным слез. Он нетерпеливо протянул руку и повернул ее лицом к себе. Он сразу понял, почему она не хочет идти и решил, что так оно и лучше.
Он, по-видимому, стукнул ее сильнее, чем предполагал. Левая щека и верхняя губа распухли и являли собой смешное зрелище.
– О'кэй, – сказал он, – но я вернусь домой поздно. Воскресенье – самый напряженный день.
Он вышел из дома и обнаружил под дворником автомобиля зеленый штрафной талон на пятнадцать долларов. Он швырнул его в ящичек с документами, где уже лежала целая груда подобных бумажек. Настроение у Карло было превосходное. Побои, которыми он награждал эту избалованную суку, всегда улучшали его настроение.
Наградив ее в первый раз подобными знаками отличия, он был немного обеспокоен. Она тут же уехала в Лонг-Бич пожаловаться отцу и матери и продемонстрировать черный глаз. Он тогда и в самом деле въехал ей как полагается. Но вернулась она неожиданно мягкой – настоящая преданная маленькая итальянская жена. На протяжении последующих двух недель он старался быть образцовым мужем: был ласков и трахал ее каждый день, днем и ночью. Решив, что он навсегда изменился к лучшему, она рассказала, что произошло в тот день в Лонг-Биче.
Родители казались безразличными к ее горю. Мать, правда, попросила отца поговорить с Карло, но отец отказался. «Она моя дочь, – сказал он, – но теперь принадлежит мужу. Он знает свои обязанности. Даже король Италии не осмелится вмешаться в отношения между мужем и женой. Иди домой и учись вести себя так, чтобы он тебя не бил.»
– Ты тоже избивал свою жену? – сердито спросила Конни. Она была любимой дочерью и могла позволить себе подобную непочтительность.
– Она никогда не давала повода для этого, – ответил отец. Мать подтверждающе кивнула головой и улыбнулась.
Она рассказала как муж отнял у нее свадебные деньги и даже не говорит, на что собирается их истратить. Отец пожал плечами и сказал:
– Будь моя жена такой гордячкой, я сделал бы то же самое.
Так она и вернулась домой – немного растерянная, немного испуганная. Она всегда была любимицей отца и не могла теперь постичь его холодного отношения к ней.
Но дон вовсе не был так безучастен. Он провел расследование и выяснил, на что ушли полученные во время свадьбы деньги. Он нанял людей, которые должны были следить за Карло Ричи и ежедневно докладывать Хагену, что делает Ричи на работе. Но дон не мог вмешаться. Как может человек быть нормальным мужем, если он боится семьи своей жены? Подобная ситуация была бы несносной, и он не осмеливался вмешаться. Потом, когда Конни забеременела, он пришел к выводу, что его решение было разумным и что не следует вмешиваться в семейную жизнь детей. Конни тем временем жаловалась матери на непрекращающиеся побои и даже намекала, что дело может дойти до развода. Впервые в жизни дон на нее рассердился.
