Утром, не дожидаясь Эймс, она позвонила в аптеку и попросила доставить ей монистат. Потом заварила чай и отправилась к себе в кабинет, где хранился популярный справочник по фармакологии; Джульет смутно помнила, что этот препарат следует принимать по ночам. Как ни странно, теперь, когда помощь была близка, зуд невыносимо усилился. Вряд ли она сумеет выдержать еще шестнадцать часов. А если принять лекарство и работать лежа?
Джульет отыскала книгу, уселась в кожаное кресло и стала листать страницы: либриум, лопрессор, лувокс, макродонтин, мекстил, мистенфло, микронор, модикон…
Мистенфло? Какое-то странное мгновение слово порхало в сознании, словно обещающая волшебное прозрение сказочная пташка.
Дыхание Джульет участилось, она начала читать.
«Подобно стайтотеку, принадлежит к группе содержащих мизопростол препаратов. Препятствует выделению желудком кислоты, защищает слизистую оболочку… Больные, принимающие нестероидные, противовоспалительные средства, например против острого или хронического артрита, могут употреблять мистенфло, чтобы воспрепятствовать образованию язвы. Противопоказания: нельзя принимать во время беременности, поскольку мистенфло может привести к выкидышу».
«Мистенфло, дура ты дура!» Совершенно забыв про зуд, Джульет швырнула справочник себе на колени. Никакие не mistenflûte. Теперь она вспомнила, что это слово относилось не к вещи, а к человеку — такой-то и такой-то. И стало давно архаичным. А «штуковина» по-французски будет «truc» или «machin».
Она долго сидела, размышляя. Но постепенно, словно перед ней разворачивалась свернутая последние два месяца географическая карта, начала понимать последовательность событий. Сопоставила замеченное прежде, но в тот момент неосознанное со словом, которое только вчера слышала от Рут и произносила сама, и у нее сложилась ясная картина событий. Словно сомнамбула, Джульет поднялась в кабинет, включила компьютер и вошла в операционную систему.
Набрала «мизопростол».
Наряду с прочими заголовками на экране выскочило: «Бразильские эксперименты с сайтотеком». Далее следовал текст:
«В Бразилии, где запрещены аборты, с начала восьмидесятых годов используется синтетический препарат мизопростол, который принимают как под наблюдением врача, так и самостоятельно, добиваясь тайного и недорогого прекращения беременности…»
Бразилия. Мысль Джульет вернулась к тому дню, когда она впервые оказалась в студии Янча. Какая же она тупая — не разглядеть очевидного! Однако чтобы все понять до конца, придется задать Электре Андреадес один… нет, целых два вопроса.
Было без пяти десять, когда Джульет позвонила в студию Янча.
— Вы мне не поможете, Гейл? — Пришлось импровизировать. — Я хочу организовать небольшое чествование Рут после премьеры. Могу я переговорить с Электрой Андреадес?
Как она и рассчитывала, Электра была уже в студии, но репетиции пока не начались. Вскоре в трубке послышался голос балерины.
— Извините, что беспокою… — начала Джульет, задала свои вопросы и получила те самые ответы, которые ожидала. А объяснения по поводу проявленного интереса обещала дать позже. Повесив трубку, она набрала домашний номер Мюррея, там включился автоответчик. Джульет оставила сообщение и попыталась позвонить в участок.
— Детектива Лэндиса нет, — ответил чей-то торопливый голос.
— Он сегодня вернется?
— Понятия не имею.
Она и там оставила сообщение, подчеркнув, что дело носит сугубо официальный характер, а пока, дожидаясь, когда Мюррей с ней свяжется, решила, что стоит заняться библиотечной работой. Четыре или пять лет назад, когда она писала «Марианну, или Уловку актера», роман о гувернантке, которую наняла великая матрона сцены эпохи Регентства, ей пришлось в театральном отделе Библиотеки сценических искусств Линкольновского центра знакомиться с биографией Сары Сиддонс. Тогда Джульет отметила, что многие читатели рылись в материалах о ныне здравствующих актерах. Еще один телефонный звонок — и Джульет выяснила, что подобные справочники есть и об артистах балета. Час спустя (задержавшись, чтобы намазаться монистатом, и черт с ним, что после этого полагалось принять горизонтальное положение) Джульет заполнила маленький листок-требование и подала библиотекарше. А взамен получила пухлую папку с обзорами, газетными статьями, фотографиями, программами и пресс-релизами, которые в течение пятнадцати лет собирали усердные работники Нью-Йоркской публичной библиотеки. Ранние фотографии изображали сухопарого юношу с выгоревшими волосами и обветренным лицом, юношу, который (как информировал сопроводительный текст) вырос в Форт-Пиллоу, штат Теннесси.
Джульет терпеливо переворачивала вырезки и пристально вглядывалась в нечеткий газетный шрифт, словно это были письмена древних цивилизаций. Но так и не обнаружила в «Нэшвилл-курьере» ни одной заметки о поражавшем воображение зрителей местном вундеркинде. И даже в «Форт-Пиллоу стар» не встретила никаких интервью с гордыми своим чадом родителями или его братьями и сестрами. Короткая статейка преподавателя балетного танца из Мемфиса — и это все. Джульет подняла глаза и натолкнулась на взгляд гипсового Нижинского. От библиотечных кондиционеров ее пробирала дрожь.
Но, даже выяснив для себя все детали (и мысленно растолковав ситуацию Мюррею), она не сомневалась: никакой суд не примет ее доказательств и не признает преступника виновным ни в покушении на убийство, ни в непредумышленном убийстве, ни в убийстве преднамеренном. Джульет отдала материалы безразличной служащей и отправилась домой, как выразилась бы Анжелика К.-Х., погруженная в собственные мысли. Поднялся ветер, озоновую тревогу отменили еще утром, и она решила прогуляться. Сотовый зазвонил в тот момент, когда она входила в парк.
Джульет присела на скамейку неподалеку от спящего, растянувшегося в тени огромного дуба мужчины. С другого дерева на нее требовательно смотрела голодная белка; зверек явно обознался и принял Джульет за свою приятельницу из племени рода человеческого.
— Слушай, Мюррей, это Харт. Харт убил Антона Мора.
Лэндис сказал, что будет ждать ее на вершине Маунт-Тома, на каменной площадке, там, где Восемьдесят третья улица пересекает Риверсайд-драйв. Говорят, в дни творческих мук над «Вороном» туда восходил Эдгар Алан По, чтобы полюбоваться на Гудзон. Радуясь, что надела спортивные туфли, Джульет пробежала оставшиеся полмили, потом потащилась вверх, на «крысиную кучу», как метко выражались окрестные жители. Приходилось шагать по битому стеклу, пустым пакетам из-под картофельных чипсов, использованным презервативам…
Ветерок сладострастно дышал в тяжелых кронах деревьев, шевеля пыльной к исходу лета листвой. Лэндис уже ждал ее на вершине холма. В своих черных «левисах» и белой рубашке он выглядел очень по-коповски. Они встретились взглядами, тут же отвели глаза и, словно по молчаливому согласию, ограничились простым «Привет». Мюррей расстелил джинсовую куртку на грубом, грязном сланце и жестом пригласил Джульет сесть, а сам, скрестив ноги, устроился на голом камне в нескольких футах от нее. Внизу шелестели листья, гудело шоссе. Красный буксир тащил груженую баржу вверх по пенистой реке.
— Ну, колись, — начал Лэндис.
— Сейчас. — Джульет закрыла глаза, затем, стараясь собраться с мыслями, сосредоточила внимание на барже. — Мотив преступления, — она так и не отвела взгляда от реки, — был весьма благородным. И таким простым, что его трудно было заметить… Я только что из Библиотеки сценических искусств. Оказывается, Харт вырос в сельскохозяйственном штате Теннесси и был младшим из шестерых детей на птицеводческой ферме. Он рос тощим, маленьким и в детстве сильно страдал от воспаления сальных желез, так что у него на всю жизнь остались следы от прыщей. Его настоящее имя — только не смейся — Джордж Вашингтон. О сексуальной ориентации ничего определенного сказать не могу. И он всегда любил балет. Представляешь, какое у него было детство?
Но Харт отличался упорством. Он записался в местную балетную школу и вскоре покинул родные места. Получил стипендию в престижной Художественной академии в Северной Каролине и там познакомился с Электрой Андреадес — такой миниатюрной девушкой, что рядом с ней сам казался высоким. Джордж изменил имя и взял себе новое: Харт Хейден. Тщеславие и талант вывели его и Электру в звезды американского балета. Электра вышла замуж, а Харт жил только ради танца. У него не было ни сексуальных, ни личных пристрастий — его вдохновлял только балет. Рост оставался его минусом, но при помощи Электры он справлялся с этой проблемой. Недостатком в его карьере было то, что ни один хореограф не строил постановку только на нем и для него. И когда подошло бы время уйти из балета, он не оставил бы после себя никакого яркого следа. После всего, чего добился этот человек и чем пожертвовал, эта мысль его постоянно мучила.
