Ознакомительная версия.
Шахматные занятия, вообще, велись в основном на английском, главный тренер-педагог был англичанином, так что на них каждому из слушателей приходилось дополнительно напрягать извилины, чтобы вникнуть в суть происходящего.
Дима в глубине души был страшно рад свалившейся невесть откуда удаче. Конечно, шахматами он занимался и в Москве, а для разгильдяйства и подавно дома почва более подходящая. Зато, попав сюда, в колледж, он получил законный повод гордиться самим собой и определенную надежду на светлое западноевропейское будущее.
А история с его принятием в колледж действительно вышла странная.
Шли обычные занятия в родной московской шахматной школе, и вдруг совершенно неожиданно появился председатель шахматной федерации. Видимо, о своем визите он не предупреждал, так как преподаватели были удивлены его появлением не менее однокашников Димы.
Председатель шахматной федерации России величина совершенно запредельная и непонятно почему более почитаемая членами клуба, нежели знаменитые гроссмейстеры. Может, потому, что он редкий гость, а может, элементарно ждут от него денег, ибо он еще и банкир.
И Варнавский, греясь в восхищенных взглядах поклонников, занял место у стола и коротко изложил причину своего неожиданного визита:
– Один из вас удостоился чести стать студентом престижного шахматного колледжа Альпеншлюз, основанного и действующего под патронажем Роберта Фишера. И принято решение, что этот счастливчик… Дмитрий Кисин.
Кем было принято это решение, так и осталось загадкой. Дима, конечно, играл вполне на уровне, но никто и никогда не говорил, что из него может вырасти гроссмейстер. И вдруг такая удача. Преподаватели сдержанно поздравили его. Однокашники не скрывали зависти. Еще бы: увидит самого Фишера, автоматически проскакивает в международный юношеский турнир, за участие в котором они вынуждены драться между собой, да еще и как минимум целый год проведет за границей.
Но он даже не успел насладиться своим торжеством по-настоящему, похвастаться друзьям, походить с гордо поднятой головой перед соседскими пацанами: его уже ждал билет на самолет. Только и успел собрать вещи и на банкирском шикарном «мерседесе» был доставлен прямо в аэропорт.
Он даже не успел попрощаться с матерью. Варнавский сказал, что обо всем позаботится сам. Матери Дима регулярно писал, но ответов почему-то не было.
В международном турнире Дима принимал участие впервые. В чемпионы мира он не метил, хотя имел определенные честолюбивые планы. Но помимо планов зрело пока еще смутно осознаваемое убеждение, что он не согласен посвятить завоеванию шахматных побед всю жизнь. Программа минимум – не вылететь с позором из колледжа и не пополнить ряды малоперспективных. Неплохо бы также выиграть турнир.
Соревнования происходили без выходных по весьма жесткому графику: игра вечером, с утра доигрывание отложенных партий, вечером опять игра и т. д. Одержав две легких победы на старте, Дима наткнулся на самых сильных участников. Проиграв одну партию не ахти какому сопернику белыми в выигрышной позиции, он почувствовал, как почва под ногами зашаталась. Ощущения просто кошмарные – хуже, чем быть прилюдно битым нахалом малолеткой.
Дима впервые нарушил традицию: не выехал на утреннюю разминку. Чтобы иметь возможность выбираться в город, он, чудовищным волевым усилием превозмогая лень, вставал на час раньше всех и проезжал пятнадцать километров на скейте, бегать ему было слишком скучно – медленно. В последнее время к утреннему моциону его побуждало желание увидеть инструкторшу по аэробике, регулярно совершавшую пробежку. Диме страшно нравилось выписывать малые круги, чтобы побольше раз обогнать ее. Однажды он набрался смелости и даже заговорил с ней, но понимал с трудом и поначалу даже решил, что она тренер в аэроклубе.
Пребывая в расстройстве, Дима начал подумывать о конце шахматной карьеры и переходе в бизнес. У него даже родился проект. Поблизости от их колледжа располагался летний скаутский лагерь, наверняка не единственный в округе. Стоит побыстрей организовать в Москве специализированную детскую тур-фирму, пока никто не догадался, что дело прибыльное. А то все Канары да Болгария – это для изнеженных сопливых малолеток, а какой московский пацан не захочет провести месяц в настоящих диких Альпах и пройти настоящую программу на выживание, по которой готовят антитеррористические отряды.
А еще неплохо все-таки выиграть несколько партий.
Дима принялся анализировать причины неудачи. Он молод и неопытен, но то же самое в большей или меньшей мере относится ко всем участникам турнира. Для многих он первый, как и для него. Он стремится выиграть любой ценой и не терпит спокойных позиций, а соперники часто этим пользуются. Он хочет во что бы то ни стало сыграть красиво. Но, видимо, чтобы побеждать, тем более побеждать только красиво, надо быть на две головы выше. Все. Он больше так не играет. Будет максимально осторожен. Главное – не лезть на рожон, лучше ждать чужой ошибки.
Турецкий не обманул. Впрочем, я не могу припомнить случая, когда бы он не выполнил своего обещания. Так случилось и на этот раз. Не успел я переступить порог своей квартиры, как раздался телефонный звонок.
– Ну, Юра, с тебя коньяк.
– Обещаю, Александр Борисович. Есть новости об Удоговой?
– Есть, и очень много. Даже не знаю, с чего начать.
– Давайте с главного, – нетерпеливо сказал я.
– С главного не получится.
– Тогда с второстепенного.
– Второстепенных новостей нет, все главные. – Турецкий резвился вовсю.
– Александр Борисович, не томите.
– Хорошо. – Голос Турецкого внезапно стал серьезным. – Но лучше при встрече. Подъезжай в прокуратуру.
– А по телефону нельзя? Хотя бы схематично?
– Юра, – назидательно сказал Турецкий, – я тебя уже предупреждал – будь осторожнее. И имей в виду – времени у меня мало. Жду в своем кабинете.
И он повесил трубку.
Мне не терпелось узнать, что же удалось выяснить Турецкому, и я, не мешкая, бросился к двери. Но телефон зазвонил вновь.
Это был Лазарук.
– Ну как? – спросил он, наскоро поздоровавшись.
Я совсем забыл о нем!
– Все в порядке, – туманно ответил я.
– Как в суде?
– Хорошо, – соврал я, хотя там даже не появился.
– И когда процесс?
– Ну-у, через пару месяцев. Я вас извещу дополнительно.
– Хорошо! Мы этому мерзавцу руки пообломаем…
В течение нескольких минут мне пришлось выслушивать очередной поток проклятий в адрес Пенкина.
– …И тогда не только он, но и все журналюги поймут, что оскорблять депута…
– Игорь Сергеевич, – прервал я этот поток, – извините, но у меня срочные дела. Давайте созвонимся на следующей неделе.
Лазарук нехотя распрощался.
Я быстро шмыгнул за дверь, чтобы никто больше меня не задержал, вышел во двор и кинулся к своему железному коню.
Машины не было.
Честно говоря, иногда, подходя к своему авто, я тайком надеялся, что угонщики, коих, если верить слухам, расплодилось во множестве, наконец-то сжалятся и уведут моего старичка. Тогда бы я с чистой совестью начал копить на новый автомобиль, за который мне не пришлось бы краснеть перед знакомыми. Но все мои надежды были напрасны – даже самый нищий угонщик никогда не позарился бы на мой драндулет. И вот, когда мне нужно срочно ехать к Турецкому, всего за полчаса, пока я находился дома, машину увели!
Хорошо еще, что я не имею привычки оставлять в ней мало-мальски ценные вещи.
От души посочувствовав вору, которому теперь предстоит мучиться с моей машиной, я бросился на улицу, чтобы поймать такси.
В кабинет Турецкого я вошел примерно через час после того, как вышел из дома.
– Привет, – привстал Турецкий из-за своего, как всегда, заваленного бумагами стола, – чего такой хмурый?
– Я не хмурый. Я, наоборот, радостный.
– Что так?
– Машину угнали.
Турецкий расхохотался:
– В таком случае, ворам придется повозиться, пока они найдут пункт приема металлолома. И кто на такое позарился?
– Ну, не такой уж это был металлолом, – во мне взыграла гордость автомобилиста, – бегал старичок исправно.
– Ну, хорошо, хорошо, не обижайся, – примирительно сказал Турецкий, – когда угнали-то?
– Представляете, буквально за полчаса, пока я дома находился. С вами поговорил, потом с Лазаруком, спустился – и на тебе. Машины нет. И как только они умудрились так быстро ее завести – аккумулятор давно пора менять…
Турецкий опять засмеялся:
– Это прелестно! Ты удивляешься не тому, что ее открыли, а тому, что вообще завели!
– А чего тут удивляться? Главное – это ее завести, а открыть – раз плюнуть. Ее любой ребенок гвоздем бы открыл. Я лично один раз стамеской дверцу отжал.
– Понятно. В тебе погиб автомобильный угонщик. Советую подумать над этим – может, еще и третью профессию освоишь.
Ну, не может он мне простить, что я ушел в адвокаты!
Ознакомительная версия.
