– Вот вам еще одна причина взяться за Дьюбоза, – сказала Лейси.
– Согласен, но решения принимаю не я.
– Сколько еще трупов нужно, чтобы вы передумали? – поинтересовался Гюнтер.
– Повторяю, решаю не я. Лейси может подтвердить, что я еще две недели назад был готов взяться за это дело.
Гюнтер махнул рукой и с грохотом вышел на террасу.
– Извините, – пробормотала Лейси.
Пачеко шел к ней в гости с мыслями о приятном вечере в обществе привлекательной женщины. Уйти же был вынужден с сумкой и рюкзаком Майерса и без ясного представления, как быть дальше.
Глава 28
Утром в понедельник Лейси проснулась с новым планом избавления от назойливого братца. Ее ждала поездка в тюрьму, где содержали приговоренных к смерти. Сопровождать ее туда Гюнтер не сможет, потому что этого не позволяли правила КПДС. Пока варился кофе, она репетировала про себя предстоящие реплики. Брат приятно ее удивил, представ перед ней свежим после душа и полностью одетым. Дальнейшее было уже неудивительно: он сообщил, что нужен дома. Сжевав только половину тоста, Гюнтер вылетел в дверь и кинулся к ее машине. В аэропорту она искренне поблагодарила его за помощь и взяла с него слово вернуться. Когда его самолет взлетел, Лейси улыбнулась и облегченно перевела дух: хорошо, что она на земле, а не в воз– духе.
На работе она подробно рассказала Майклу о вояже в Ки-Ларго и о содержимом сумки и рюкзака Майерса, находившихся теперь вместе с лэптопом в распоряжении ФБР.
– Ты встречалась с фэбээровцами? – недовольно спросил Майкл.
– Пачеко на меня запал и заехал вчера вечером выпить. Слово за слово, и мы с помощью Гюнтера перешли к обсуждению Майерса. Пачеко согласился сообщить о его исчезновении в полицию. Он решил, что пусть лучше вещи с яхты будут у ФБР.
– Умоляю, подтверди, что твой брат покидает город!
– Уже покинул. Сегодня утром.
– Слава богу! Может, ты подтвердишь также, что он умеет держать язык за зубами?
– Успокойся, в Атланте все это никому не интересно, и потом, для него всегда на первом месте мое благополучие. Можешь расслабиться.
– Где там! Самое крупное дело в нашей истории расползается по швам. Вряд ли у тебя есть новости от Килбру.
– Нет, и не жду. У них есть на ответ еще восемнадцать дней, и я уверена, что они будут тянуть до последней минуты. Преждевременно выдавать свои намерения они не станут. Слишком себе на уме, чтобы связываться с нами уже сейчас. Повестка была вручена в пятницу, и пока они мозгуют, как с этим быть.
– Тогда нам остается только ждать.
– Я не усижу на месте, Майкл. Я еду в тюрьму, к Джуниору Мейсу. Пора разобраться, что к чему.
– Не знал, что ты его адвокат.
– Брось! Я просто обещала его навестить. Сегодня днем к нему пожалуют защитники из Вашингтона. Зальцман, ведущий адвокат, пригласил меня присутствовать. Джуниор не возражает, я ему приглянулась.
– Лучше не сближаться с приговоренным.
– Зальцман уверен, что приведение приговора в исполнение будет отложено. Если доносчик даст новые показания, то, по мнению адвоката, казнь отменят, а может, даже назначат новый суд.
– Новый суд через пятнадцать лет?
– Что-то в этом роде.
– Ты-то тут при чем?
– Я не говорю, что имею к этому отношение. Будем считать, что мне просто не хочется торчать весь день в четырех стенах. И потом, несправедливый приговор Джуниора Мейса – часть заговора. В случае его отмены возможно появление новых обстоятельств дела. Если в ходе рассмотрения всплывет имя Дьюбоза, клубок может начать разматываться. Нам важно держать руку на пульсе его дела.
– Поосторожнее там!
– Камера смертника – вполне безопасное место, Майкл.
– Тебе виднее.
Лейси закрыла дверь своего кабинета и достала толстую папку с памятками Сейделл. Открепив один листок, озаглавленный «Убийство Сона Разко и Эйлин Мейс», она не в первый раз прочла:
«Джуниор и Эйлин Мейс жили с тремя детьми в деревянном доме на Тинли Род, примерно в двух милях от резервации таппаколов. (В то время около половины таппаколов проживали на земле племени, остальные были рассеяны вокруг, недалеко. Около 80 процентов жили в округе Брансуик, но некоторые забирались даже в Джэксонвилл.) Днем 17 января 1995 года, когда все трое детей находились в школе, Сон Разко пришел в дом Мейсов. Разко и Джуниор Мейс дружили и возглавляли оппозицию строительству казино. Джуниор, водитель грузовика в компании из Морвилла, Флорида, был в это время на работе. Если у Сона и Эйлин была любовная связь, то цель его визита очевидна. Их нашла в спальне обнаженными, без признаков жизни, старшая дочь Эйлин, вернувшаяся из школы в 4 часа дня. По показаниям патологоанатома, смерть наступила между двумя и тремя часами пополудни. Джуниор имел пристрастие к выпивке. Доставив заказы, он вернулся на склад в Морвилле, сел за руль своего пикапа и поехал в бар. Там он выпил две кружки пива и поиграл в дротики с человеком, оставшимся неопознанным. В 18.30 его нашли на стоянке, рядом с пикапом, без сознания, видимо, пьяного. Оба убийства были совершены из незарегистрированного короткоствольного револьвера „Смит энд Вессон 38“. Револьвер нашли под креслом пикапа Джуниора, там же лежал бумажник Сона. Мейса отвезли в больницу Морвилла. Полиция, действуя по анонимному звонку, прибыла в больницу и сообщила Джуниору о гибели его жены и Сона. Ночь он провел в больнице, затем был переведен в тюрьму. Ему предъявили обвинение в двойном убийстве и не допустили на похороны жены. Он твердил, что невиновен, но его никто не слушал.
На суде, перенесенном по решению судьи Клаудии Макдоувер из округа Брансуик в Панама-Сити, Мейс предъявил двух свидетелей своего алиби, работников фирм, куда он в тот день завозил заказы. По показаниям первого свидетеля, между 2 и 3 часами дня Мейс находился в 30 милях от места преступления, по показаниям второго – в 15 милях. Согласно протоколам судебного заседания, показания этих свидетелей не произвели большого впечатления. Обвинитель настаивал, что Джуниор мог, выполнив работу, побывать дома между 2 и 3 часами. Осталось неясно, как он смог бы вернуть грузовик, пересесть в пикап, съездить домой, убить двух людей, а потом снова поменять машины.
Штат положился на показания двух тюремных доносчиков, Тодда Шорта и Диггера Роблеса. Оба показали, что в разное время были сокамерниками Джуниора, хваставшегося, как он застал свою жену в постели с другим мужчиной и обоих застрелил. В их удивительно схожих показаниях перед присяжными говорилось, что Джуниор гордился содеянным, совершенно не раскаивался и недоумевал, за что его судят. (По слухам, оба доносчика исчезли вскоре после суда.)
Ключевую роль сыграла находка бумажника Сона в пикапе Джуниора. По законам Флориды, для вынесения смертного приговора обвиняемый должен совершить, в дополнение к убийству, что-то еще: изнасилование, ограбление, похищение человека. Поэтому факт кражи бумажника переводил дело из категории убийства при отягчающих обстоятельствах в категорию тяжкого убийства.
Окончательно защиту Джуниора разрушил найденный в его пикапе револьвер. Эксперты по баллистике из криминалистической лаборатории штата показали, что извлеченные из тел пули были, без сомнения, выпущены из этого револьвера калибра 38.
Вопреки адвокатскому совету (Джуниора защищал назначенный судом новичок, для которого это было первое дело о тяжком убийстве), подсудимый произнес речь в собственную защиту. Он категорически отрицал, что имел какое-либо отношение к смерти жены и друга. Джуниор утверждал, что его подставили из-за его борьбы со строительством казино. По его словам, в баре ему что-то подмешали в пиво: он выпил всего три кружки, но отключился и не помнит, как выходил. Хозяин бара показал, что Джуниор выпил не меньше трех кружек и что он, хозяин, сам отвел его к пикапу.
Из протокола следует, что Джуниор, выступая, держал себя с достоинством, несмотря на длительный перекрестный допрос.
Револьвер, бумажник, два доносчика, защита, положившаяся на нетвердых свидетелей алиби подсудимого, сам подсудимый, почти ничего не помнивший по причине опьянения, – все это подтолкнуло присяжных к вынесению обвинительного вердикта. На стадии определения приговора адвокат Джуниора вызвал его брата Уилтона и кузена, показавших, что Джуниор – преданный муж и отец, не запойный пьяница, огнестрельного оружия не имел и много лет из него не стрелял.
Присяжные вынесли два смертных вердикта.
На протяжении всего суда, длившегося восемь дней, судья Макдоувер, впервые председательствовавшая на процессе о тяжком убийстве, практически во всем подыгрывала обвинению. Об уважении к правам Мейса свидетельствовало только ее согласие перенести судебное разбирательство в другой город. Судья позволяла высказываться свидетелям от штата и не принимала во внимание возражения защиты, зато поддерживала практически все возражения обвинения на показания свидетелей защиты. В дальнейшем ее поведение на суде служило поводом для многочисленных апелляций, в решениях по апелляционным жалобам фигурировали сомнения в законности приговора. Тем не менее приговор раз за разом оставляли в силе».
