Среди всех кардиналов лишь несколько могли реально претендовать на папскую тиару: Асканьо Сфорца из Милана, Чибо из Венеции, делла Ровере из Неаполя и Борджа из Валенсии. Но Родриго Борджа был иностранцем, спасибо испанским корням, так что его шансы расценивались как минимальные. Каталонское происхождение играло против него. И хотя он сменил фамилию с испанской Borja на итальянскую Borgia, едва ли это что-то изменило.
Аристократия Рима не желала считать его своим.
Однако никто не забывал и о том, что он верно прослужил церкви тридцать пять лет. Будучи папским адвокатом, он несколько раз разрешал сложные дипломатические ситуации к выгоде прежних Пап, хотя каждая победа Ватикана также увеличивала богатства его семьи и дарованные ей привилегии. Многие родственники получили через него важные посты и собственность, которая, по мнению древнейших родов Италии, по праву принадлежала им. Папа-испанец? Нонсенс. Святой престол находился в Риме, а потому представлялось логичным, что и восседать на нем должен уроженец одной из провинций Италии.
И теперь, в ореоле загадочности, конклав начал исполнять Божью волю. Изолированные в маленьких кельях огромной холодной капеллы, кардиналы не могли контактировать ни друг с другом, ни с внешним миром. Каждый принимал решение наедине с собой, молясь и следуя наитию свыше, стоя на коленях перед маленьким алтарем, под распятием и при свете свечей. В этих крохотных, полутемных комнатках, всю обстановку которых составляла койка, на которой они могли отдохнуть, стульчик для ночного горшка и сам горшок, ваза для засахаренного миндаля, марципанов и сладкого печенья и кувшин с водой, им предстояло оставаться до избрания Папы. Поскольку кухни в капелле не было, каждому кардиналу еду приносили из его дворца и передавали в корзинке через лючок в двери. В оставленное для раздумий время каждый кардинал в борьбе с собственной совестью пытался определить оптимальный выбор с позиций семьи, государства, которое он представлял в Риме, и святой матери-церкви. Те, кто не проявлял должной ответственности, могли спасти накопленное состояние, но потерять бессмертную душу.
Время, отпущенное на проведение конклава, стремились свести к минимуму, поэтому на вторую неделю количество пищи ограничивалось, а на третью кардиналы могли получать только хлеб, вино и воду. Потому что со смертью Папы править начинал хаос. Лишенные верховной власти, улицы Рима превращались в поле боя. Магазины и частные дома подвергались разграблению, сотни граждан лишались жизни. Но на этом беды не заканчивались. Если под святой тиарой долго не было головы, Риму грозил захват иностранцами или решительными соседями.
Когда началось голосование, тысячи горожан собрались на площади перед часовней. Они громко молились, распевали псалмы и надеялись, что новый Папа умолит небеса остановить уличный беспредел. Они махали флагами, ожидая, когда же посланник конклава выйдет на балкон и объявит радостную весть.
Первый тур длился три дня, но ни один из кардиналов не набрал необходимые две трети голосов. Асканьо Сфорца из Милана и делла Ровере из Неаполя получили по восемь голосов, Родриго Борджа — семь. По завершении голосования, поскольку явного лидера не выявилось, избирательные бюллетени торжественно сожгли.
В то утро толпа на площади с нетерпением ожидала, какой же дым появится над трубой. И когда повалил черный, образовав в синем небе над Сикстинской капеллой некое подобие вопросительного знака, разочарованно вздохнула. Многие крестились и поднимали к небу деревянные кресты. А потом горожане принялись истово молиться и еще громче распевать псалмы.
Кардиналы же разошлись по кельям, чтобы, возможно, переменить ранее принятое решение.
Второй тур, прошедший двумя днями позже, принес тот же результат, и опять из трубы повалил черный дым.
На площади все меньше людей молились и пели псалмы.
В ту ночь она погрузилась в темноту, разрываемую несколькими фонарями.
Дикие слухи будоражили Рим. Наутро многие клялись, что видели восход не одного, а сразу трех солнц. Толпе доходчиво растолковали смысл увиденного — свидетельство того, что в следующем Папе объединятся три власти: земная, духовная и божественная. Горожане сочли, что это хороший знак.
А в ночь в башне дворца кардинала Джулиано делла Ровере, куда никого не пускали, вроде бы одновременно вспыхнули шестнадцать факелов, а потом все, кроме одного, вдруг погасли. Вот это однозначно расценили как дурной знак! Так кому же предстояло стать следующим Папой? Над площадью повисла напряженная тишина.
В самой же капелле ситуация создалась тупиковая.
В кельях становилось все холоднее. На многих пожилых кардиналах стало сказываться напряжение. Да разве можно логично мыслить, если жутко болят колени и пучит живот?
В ту ночь, один за одним, несколько кардиналов вышли из своих каморок и проскользнули в кельи других.
Переговоры возобновились, богатства, посты, перспективы менялись на один-единственный голос. Заключались новые союзы, но возникали сомнения, а будут ли выполняться новые договоренности. Все знали, какая короткая у людей память. Кардиналам приходилось решать, кому же отдать свой драгоценный голос, более щедрому на посулы или тому, кто обычно держал слово.
На площади толпа все редела. Многие горожане, уставшие и разочарованные, разошлись, озаботившись собственной безопасностью и безопасностью своих домов.
Так что в шесть утра, когда из трубы, наконец, повалил белый дым и камни начали падать из окон Ватикана, указывая на готовящееся сообщение, услышать его смогли лишь немногие.
Священник, подняв над собой крест, громогласно объявил: «С огромной радостью вышел я к вам! У нас новый Папа!»
Те, кто знал, что два кардинала шли ноздря в ноздрю, решили, что избран кто-то из них. Асканьо Сфорца или делла Ровере? Но в окне появился другой священник и вниз, как конфетти, посыпались маленькие листочки бумаги с начертанными на них словами: «Наш избранник — кардинал Родриго Борджа из Валенсии, отныне Папа Александр Шестой. Мы спасены!»
Став Папой Александром VI, кардинал Родриго Борджа понял, что первым делом он должен навести порядок на улицах Рима. За короткий отрезок времени, прошедший между смертью Папы Иннокентия и его возведением на папский престол, в городе от руки убийц погибло больше двухсот человек. А потому он чувствовал себя обязанным остановить это беззаконие, должным образом наказать грешников, чтобы добрые христиане поняли, что теперь могут молиться в мире, не боясь за себя и своих ближних.
Первого убийцу поймали и тут же вздернули на сук. Не только убийцу, но и его родного брата. А потом сожгли и сровняли с землей дом, оставив всю семью без крыши над головой.
Порядок на улицах быстро восстановился, и горожане радовались тому, что теперь власть находится в столь крепких руках. Народ в своем выборе присоединился к кардиналам.
Но Александру предстояло принять и другие решения.
Два — наиболее важных, не имеющих отношения к духовной сфере. Прежде всего он считал необходимым создать армию, чтобы утвердить католическую церковь в качестве мирской силы и вернуть контроль над Папской областью.
Во-вторых, обеспечить будущее своим детям.
Сидя на троне в зале Веры Ватиканского дворца, он размышлял о путях Господних, мире, странах, семьях.
Разве не он — непогрешимый наместник Бога на этой Земле? А потому не его ли касаются судьбы мира, государств и их правителей, всех независимых городов Италии, как республик, так и олигархий? Включая и недавно открытую Индию? И не его ли обязанность давать им дельные советы? Должны же они признавать верховенство Бога!
И еще семья, бесчисленные Борджа, родственники, о которых следовало позаботиться, не говоря уже о собственных сыновьях и дочери. В них текла та же кровь, но он же не мог полностью контролировать их. Как ему поступать с ними? Чьи интересы учитывать в первую очередь? Мог он параллельно решать обе задачи, не жертвуя одной ради другой?
С долгом перед Богом Александру все было ясно. Его дело — укреплять церковь. Память о «Великом схизме», закончившемся семьдесят пять лет тому назад, когда соседствовали двое Пап и две церкви, укрепляли его в этой мысли.
Города Италии, ранее принадлежавшие церкви, теперь управлялись тиранами, которые стремились прежде всего набить золотом семейные сундуки, а уж потом платить церкви, которая освятила их правление. Короли использовали церковь как инструмент в борьбе за власть. О спасении бессмертных душ все забыли. Даже богатые короли Франции и Испании задерживали выплаты церкви, если им чем-то не нравился Папа. Как только смели! Или они не думали о том, что произойдет, если церковь более не будет считать их помазанниками Божьими? Как-никак, люди повиновались королям, лишь веря в то, что власть эта дарована им Богом, и только Папа мог подтвердить, что дело обстоит именно так, а не иначе. Александр знал, что должен играть на противоречиях между королями Франции и Испании, чтобы не дать им сблизиться и вновь собрать Великий совет. Церковь и Папа должны превратиться во всемирную силу, утверждающую волю Господа.
