Ознакомительная версия.
– У меня был ужасный день. Ну просто ужа-асный! – Он шуршал одеждой, и Ася заговорила чуть громче. – Я одной дуре делала ведьмочку-оберег, ну такая прелесть получилась, просто чудо. Так ей не понравилось платье, можешь себе представить! Я сделала платье из синего шелка, а она решила, что синий теряется на фоне ее голубых обоев. Вот дура-то! Короче, платье я переделала, нарядила свою ведьмочку в черное. Получился такой у-ужас! А этой идиотке понравилось! Кошмар, да?
Когда-то Ася пыталась писать картины. Пейзажи. Даже Колосов, который ничего не смыслил в живописи, понимал, что пейзажи, мягко говоря, так себе. Ася, глядя на пыльную московскую улицу, рисовала тонкие березки и отдавала свои творения бывшему сокурснику Витюшке. Витюшка их куда-то пристраивал, хотя самое место им было на помойке, и даже платил Асе какие-то деньги, правда, жена никогда не говорила, сколько зарабатывает. Впрочем, Дима и не спрашивал.
За пейзажами последовали букеты цветов, которые были не лучше пейзажей. Потом Ася пыталась копировать картины известных и почти неизвестных живописцев, но с этим дело совсем не пошло, поскольку у жены не было не только таланта, но и простого терпения. Вообще, Колосов не понимал, зачем люди заказывают плохие копии картин, если можно купить отличную репродукцию, но это личное дело заказчика, разумеется.
В последнее время жена занялась изготовлением оберегов: ведьм, домовых и прочей ерунды. Обереги она делала исключительно под заказ, а заказчиков ей поставлял все тот же Витюшка. Обереги получались гораздо лучше картин, иногда очень забавные, но как человек в здравом уме может повесить такое изделие дома, Колосов все-таки понять не мог.
– Митя, ты что, не слушаешь меня?
Ася надула губки, посмотрела обиженно и стала похожа на испуганную маленькую девочку. Коротко остриженные волосы торчали в разные стороны неровными прядями. Она уже давно не носила дешевой одежды, в какой он впервые ее увидел, и теперь стриглась в дорогой парикмахерской, а впечатление до сих пор производила жалкое. Как нищенка.
Ему неприятно, неловко было на нее смотреть. Он давно стеснялся своей жены, собственно, он с самого начала ее стеснялся. Наверное, потому и жалел.
Впрочем, сейчас он жалел себя. Тоня скоро окончательно исчезнет из его жизни, и что после этого с ним будет, он не знал.
– Слушаю, – пробурчал Колосов. – Слушаю, рассказывай.
Ася не виновата, что до сих пор выглядит провинциальной неудачницей. Она не виновата, что выросла в подмосковном рабочем поселке, еле-еле окончила десять классов и даже мечтать не могла о высшем образовании.
Во всем виноват только он один.
Сидеть в чужой машине было неуютно, скучно и глупо, Тоня совсем извелась, без конца доставая телефон, чтобы узнать время.
– Я его упустил, – виновато бросил Корсун, наконец-то плюхнувшись рядом с ней. – На «Комсомольской» упустил, у трех вокзалов.
Он давно не чувствовал себя виноватым, много лет.
– Ничего, – утешила его Тоня. – Я бы тем более упустила. Спасибо тебе.
Ореховые глаза опять оказались совсем рядом. Ему нравилось смотреть в ее глаза и хотелось подольше с ней не расставаться, а возвращаться к девушкам, которым никогда не пришло бы в голову купить деревенский платок, совсем расхотелось.
То ли от неудачной слежки, то ли еще отчего-то, он внезапно и не к месту оробел, как когда-то в школе, хотя никогда не отличался робостью, особенно с женщинами. Да и в детстве он был высоким и сильным, сильнее всех в классе, хотя специально мышцы не накачивал. И учился лучше всех. А перед Антониной Невзоровой робел.
– Давай я отвезу тебя домой.
– Спасибо.
– Только теперь уж доведу до квартиры.
– Спасибо, это лишнее.
– Не лишнее, – пробурчал он. – Меня мама так учила.
– У тебя хорошая мама, – улыбнулась Тоня.
– Она умерла, когда я учился на втором курсе, – неожиданно сказал он то, чего никогда никому не говорил, тем более «любимым девушкам».
Она ничего не ответила, только посмотрела на него, а он как дурак понес уж вовсе лишнее.
– А больше у меня родственников не было.
– Как же ты… выжил, Коля?
– Выжил как-то. Хорошие люди помогли. – Теперь он пожалел, что его потянуло на откровенность, испугался, что она начнет выспрашивать подробности, но Тоня ничего больше не спросила.
Она молчала, и ему показалось, что она поняла все то, чего он не произнес: как нелегко ему пришлось, одинокому студенту-второкурснику.
У подъезда она вновь решительно с ним распрощалась, и он этому даже обрадовался. Что-то стало тянуть его к ней, мешать вернуться к привычной жизни, а он не любил, когда ему мешают.
– В общем, Коля потерял его на «Комсомольской», – рассказывала Тоня.
Тимошка заснул, на Лилиной кухне было тепло и уютно, Тоня сильно проголодалась и устыдилась, заметив, что почти опустошила вазочку с печеньем.
– Этот Коля… Он не может быть связан с моим вымогателем?
– Лиля! – возмутилась Тоня. – Ну что ты выдумываешь? Шантажист не мог знать, что ты прибежишь ко мне за деньгами и я узнаю про шантаж. А Коля-то тем более.
– Я тебе отдам деньги самое позднее, когда Иван приедет, – спохватилась Лиля.
– Не к спеху. Ты лучше скажи, почему не хочешь позвонить Ивану?
Лиле было плохо, страшно, из глаз текли слезы, но она этого не замечала. Тоня отчаянно ее жалела и вдруг поняла, что чувствует себя виноватой перед ней, потому что после встречи с бывшим одноклассником ей стало отчего-то не то чтобы весело, а как-то легко, и даже Лилины неприятности перестали казаться пугающими.
– Я не хочу его волновать, – Лиля потрясла головой, достала носовой платок из домашних брюк, промокнула глаза. – Я боюсь. Иван гипертоник, у него и так давление иногда зашкаливает, он от меня это скрывает, но я знаю.
– А приедет Иван, узнает, что здесь произошло, лучше будет?
– Пусть спокойно продает дом. Пока сама справляюсь, срывать его не буду.
Тоня сомневалась, что Лиля сама справляется. Конечно, походить на сумасшедшую она перестала, но Тоня видела, что она на пределе.
– Давай попробуем телефон шантажиста пробить. У тебя есть знакомые в полиции?
– Откуда? Я же по гражданскому праву специализируюсь, а не по уголовному.
– Лиля, но нельзя же просто сидеть и ждать, когда он опять потребует денег. Вот позвонит он завтра, и что ты будешь делать?
– Возьму кредит… Не знаю, что буду делать! Не знаю я ничего!
Она заплакала, не вытирая слез, Тоня не знала, как ее успокоить, и поэтому молчала.
Домой Корсун ехал по совсем пустой Москве, хоть какая-то польза от надоевшего холода. С удовольствием переоделся в старый теплый свитер, мягкие фланелевые брюки, налил коньяка в кофейную чашку, потому что подвернулась под руку, развалился на диване, включил телевизор и выключил – скука одна. Нашел среди разбросанных бумаг электронную книгу, почитал немного какую-то недавно скачанную из Интернета дребедень про бандитские разборки и отложил.
С тоской посмотрел на бумаги – он принес их с работы в прошлые выходные, но прочитать так и не успел – и потянулся к брошенному рядом на диван телефону.
Последние несколько недель он встречался с девушкой Леночкой, парикмахером в салоне, куда регулярно ходил стричься. Мастера там были все как будто на одно лицо, к тому же зачем-то постоянно перекрашивали волосы, и после первого свидания с Леночкой, ожидая ее как-то вечером под вывеской парикмахерского заведения, он до смерти боялся перепутать ее с какой-нибудь другой девушкой. На первом свидании они ходили в ресторан. Корсуну было скучно и страшно хотелось домой, но он терпеливо играл роль заботливого кавалера и не прогадал – при втором свидании Леночка легко отправилась к нему на квартиру.
– Лено-ок, – пропел Корсун в трубку и стал сам себе противен. – Как дела?
– Ко-оленька, – обрадовалась трубка.
– Ты как? Свободна?
– Ой, Коля! Для тебя я всегда свободна.
– Ты работаешь сегодня?
– Работала, – засмеялась Леночка. – Одиннадцатый час, Коля. Смена окончилась давно.
– Может, заглянешь? – По-хорошему, ее нужно встретить и проводить, Корсун обычно так и делал, а сейчас почему-то не стал, хоть и чувствовал себя от этого виноватым.
– Ладно, – согласилась трубка. – Сейчас приду. Я в салоне еще, через пять минут буду. Жди.
Салон находился совсем рядом. Корсун с грустью подумал, что, когда с Леночкой будет кончено, придется искать другую парикмахерскую.
Она появилась минут через двадцать, веселая, пахнущая духами и спиртным. Корсун обнимал ее, холодную с мороза, тыкался лицом в пушистые волосы и понимал, что с Леночкой еще скучнее, чем с бандитскими разборками.
– Ты представляешь, у Кирки сегодня день рождения был, мы после работы отмечали.
– Представляю, – ответил Корсун. Он совсем не помнил, кто такая Кирка, вроде бы она делала маникюр. Впрочем, что такое маникюр, он тоже представлял себе слабо.
Ознакомительная версия.
