Ознакомительная версия.
Маша налила чаю и снова остановилась у окна. Она немного согрелась и, несмотря на грустные мысли, успокоилась. Сумерки всегда настраивали ее на философский лад, и она начинала легче относиться к дневным обидам и огорчениям – в отличие от брата, который, напротив, терпеть не мог темное время суток. Ее не пугала даже тишина в опустевшей квартире, которую не могли замаскировать ни шум машин во дворе, ни звуки лифта за стеной, ни музыка у соседей сверху. «Я думала, будет тяжело остаться одной, но нет… Наверное, я на самом деле давно живу одна. Просто теперь это стало более явно, что ли!»
Все еще глядя в окно, она протянула руку, чтобы поставить на стол опустевшую чашку, но внезапно застыла. Девушка услышала звук, от которого у нее заледенел затылок, и коротко остриженные волосы на нем встопорщились, как щетина на щетке. Подобной физической реакции от страха она никогда прежде не испытывала, и немудрено.
За спиной у Маши, не далее как на расстоянии шага от нее, кто-то негромко, но явственно откашлялся.
«Не заперла дверь! – пронеслось у нее в голове. Она затылком ощущала постороннее присутствие и даже мысли не допускала, что кашель ей послышался. – У нас первый этаж, конечно, он уже стоял в подъезде, когда я вошла и стала возиться с ключами. Какая дура, господи, какая дура! Думала только о браслете! Вот так и убивают!»
Больше всего ее ужасало молчание стоявшего за спиной человека. Если бы он заговорил и потребовал деньги, она бы даже обрадовалась. Но тот молчал, и это заставляло предполагать нечто худшее, чем простой грабеж.
Стараясь не выдать паники слишком порывистым движением, Маша поставила чашку на стол, плеснула туда заварки, снова долила чашку до краев кипятком из чайника-термоса… И внезапно развернувшись, выплеснула дымящийся чай туда, где, по ее расчетам, должно было оказаться лицо незнакомца. Еще прежде, чем Маша увидела что-нибудь, она услышала страшный крик и поняла, что не ошиблась. Швырнув в том же направлении чашку, она схватила чайник, другой рукой стараясь найти на столе хлебный нож, но тут ее остановил жалобный возглас, донесшийся из коридора, куда успел отступить грабитель:
– С ума сошла, что ж ты делаешь!
Голос был женский и очень знакомый. Девушка остановилась, все еще держа чайник наготове, а в следующее мгновение сделала то, на что уж никак не считала себя способной в этот долгий тяжелый день. Маша расхохоталась и едва не обварила сама себя, чуть не уронив на пол тяжелый горячий чайник.
– Она еще смеется! – с негодованием воскликнули в коридоре, и на свет показалось сердитое, мокрое лицо Анжелы, соседки по лестничной клетке, живущей в квартире напротив. – Чуть не убила меня и ржет!
– Прости, ради бога, я думала, ко мне маньяк забрался! – призналась Маша, отставляя чайник в сторону и с тревогой осматривая приятельницу. – Обожгла?
– Сама не понимаю, – раздраженно ответила та, отряхивая одежду. – Я увернулась, хоть в лицо не попало! Плечо вот жжет…
Маша торопливо достала из холодильника спрей от ожогов и, заставив Анжелу расстегнуть халат, обработала покрасневшее плечо. Теперь ей было не до смеха – стоило представить, что кипяток, в самом деле, мог попасть девушке в глаза… Анжела хмурилась, но терпеливо сносила обработку. Пришлось покрыть пеной еще и локоть, которым она инстинктивно заслонилась во время нападения. Маша уже чуть не плакала:
– Какая же я идиотка! Очень больно?! Может, «скорую» вызвать?
– Ага, еще и милицию, – саркастически кивнула соседка, осматривая свой локоть, покрытый белой пеной. – Дай лучше чего-нибудь выпить, хоть в себя приду.
«Чего-нибудь» после поминок осталось немало, и Маша торопливо налила гостье водки – от вина та отказалась. Разом хватив полстакана, Анжела зажмурилась, перевела дух и уже куда веселее заметила:
– Вообще-то ты выступила по делу, я сама напросилась. Нечего было тихушничать, надо по-человечески в дверь звонить. Но я заметила, что у тебя открыто и заглянула…
– Значит, все-таки не заперла! – вздохнула девушка, слегка успокаиваясь. Она видела, что приятельница уже не сердится. Сбегав в прихожую, Маша набросила на дверь цепочку, еще раз выругав себя за рассеянность. «Сегодня Анжела, кто завтра? Тогда чашкой с кипятком не отобьешься! Привыкай жить одна!»
Девушка вернулась на кухню, подала гостье бумажные салфетки и та смахнула пену с обожженных участков. Осторожно натянув халат, она поморщилась и призналась:
– Чувствую себя полной дурой! Так глупо нарваться! Я ведь даже ругать тебя не имею права, ты молодец, сразу в драку! А с другой стороны, страшно… Если бы к тебе старушка заглянула, с замедленной реакцией, ее бы уже в больницу везли.
– В другой раз позвони, – виновато попросила Маша.
– Да я сто раз подумаю, прежде чем еще к тебе сунуться! – полушутливо-полусерьезно парировала Анжела. – Ты меня так ошарашила, все из головы вылетело. А я ведь к тебе с чем-то шла!
– Посиди еще, может, вспомнишь? – Маша вопросительно указала на бутылку, но гостья выставила вперед обе ладони, словно отгораживаясь от соб– лазна:
– И не думай, меня Васька убьет, если унюхает! И так уже придется объяснительную писать. Есть у тебя кофе в зернах? Хоть пожевать…
И перемалывая крепкими зубами зерна, Анжела принялась эмоционально рассказывать об очередном конфликте с придирчивым ревнивым мужем, вечно пытавшемся уличить ее то в измене, то в распущенности, то в лени. Строго говоря, Маша понимала его претензии, так как ее старая школьная подруга была далеко не ангелом, но как раз Анжелу она никогда не судила строго. Может, та и была ленивой, избалованной и бесшабашной особой, у которой никак не получалось вписаться в образ семейной женщины, матери двоих детей… Анжела, с ее постоянно растрепанными обесцвеченными волосами, густо подведенными светло-голубыми глазами навыкате, громким хрипловатым голосом и неизменным облаком сигаретного дыма перед носом казалась, скорее, подростком-переростком, любительницей экстрима, драк и дискотек. Ее доброту можно было считать бесхарактерностью, отзывчивость – излишней доверчивостью, вечную готовность помочь и самоотверженность – неумением планировать свое время и выбирать друзей. Но Маша так не считала и охотно прощала подруге все недостатки, за которые ее критиковал супруг.
– Если он думает, что я ему изменяю, почему не подает на развод? – допытывалась тем временем Анжела, яростно давя окурок в чайном блюдце. – Я его не держу, выть не стану, отлично проживу сама, и детям будет лучше без этих вечных скандалов. Так нет, разводиться он не хочет! Сам не пускает меня работать, говорит, и так дома свинарник, тогда я совсем все заброшу… И сам же спрашивает, почему у нас такой скудный бюджет, где деньги?! Будто я их ем… Нет, ну ты скажи, логика есть, нет?!
– А ты разведись сама, – предложила Маша, слышавшая все эти жалобы уже не впервые. Она знала и ответ.
– Да что-то как-то… – протянула Анжела, закатывая глаза к потолку и принимаясь раскачиваться на жалобно скрипящей табуретке.
– Лень в ЗАГС сходить, – прокомментировала ее слова подруга. – Ладно, тогда жди, когда он к тебе привыкнет. Что ты изменишься, надежды мало!
– Не говори! – хохотнув, кивнула та. – Я же позор своей семьи, ты знаешь моих родителей. Папа – доктор наук, мама – доцент, культурные, воспитанные люди, ни выпить, ни закурить, ни нахамить другу другу… Да что там, у меня даже бабушка – с ученой степенью! Думаешь, они не пытались меня переделать? Бились, бились, да и сбыли на руки Ваське… – И секунду подумав, Анжела присовокупила: – Как подклеенную купюру. Авось, обратно не всучит!
– Однако он живет с тобой уже восемь лет, – напомнила Маша. – Значит, в сущности, его все устраивает. Плюнь ты на его выпады, есть люди, у которых без скандалов пищеварение не действует. Твой Василий как раз из такой породы. Вспомни свадьбу!
И молодые женщины согласно кивнули, поняв друг друга без дальнейших аргументов. В самом деле, бракосочетание Анжелы некогда произвело фурор во дворе и даже в окрестностях. Дело было не в том, что свадьбу играли с каким-то особым шиком и шумом, а в скандале, который показательно устроил жених. Ему показалось, что в приветственной речи, которой его встретил тесть-профессор, содержатся обидные намеки на его происхождение и образование. Василий в ту пору работал электриком в ЖЭКе и с будущей женой познакомился, когда пришел чинить замыкавшую вилку холодильника. Жених встал на дыбы, отказался ехать в ЗАГС, и плачущей беременной Анжеле стоило огромных трудов его успокоить. С тех пор Маша привыкла к тому, что на лестничной клетке зачастую слышались отзвуки истерик и даже оплеух. Она считала, что приятельница, несмотря на вечные жалобы, выбрала мужа себе по вкусу и не слишком страдает от подобного стиля отношений. Ей было жаль только детей, которые росли, как в бетономешалке, без надежды хотя бы на относительный мир и покой в семье.
Ознакомительная версия.
