Подумав об этом, Лев Гурыч мысленно поморщился: это уже перебор в сопоставлении с другими. Нынешние коммунисты тоже не зовут во вчерашний день, как постоянно талдычат газеты и телевидение. Намного гибче и мудрее стали! Но всё же, он, обдумывая свои будущие разговоры с потенциальными финансистами, не считал лишним подчеркнуть свою умеренность во взглядах на богатство. Нет, он не отказался от аксиомы "все современные крупные состояния…" и т. д. и т. д., но он не отказывал умным людям, сумевшим создать своё богатство в условиях государственной политики "дырявых законов", он не отказывал подобным людям в праве быть патриотами. И сохранить идеалы своего юношеского мировоззрения.
Лев как-то задал себе вопрос: сумел бы он отказаться от своего нынешнего материального благополучия ради возвращения общества социальной справедливости? И честно ответил себе: да, сумел бы! Искренне ответил перед своей совестью. И совсем неважно, что он отлично понимал абстрактность такого вопроса и невозможность такого выбора. Так почему бы его знакомым финансистам не отдать часть своих денег на благо Родины?
Если ему удастся убедить их в реальности своих намерений.
Надо бы добавить: и в честности своих намерений. Но в их вере в его порядочность Иванов не сомневался.
Сколько же нужно денег?
На этот вопрос он не мог ответить даже приблизительно. Значит, сначала нужно понять организацию всего дела, потом "прикинуть" смету на каждый этап, на каждую конкретность.
Прежде всего, придётся создать свою "партию". Слово это, даже мысленно, он невольно взял в кавычки — только что с иронией размышлял о мелких партийках, а тут придётся самому заняться подобным. Но без этого не обойтись: наша родная власть оградилась от посягательств наивных романтиков кучей законов. Теперь уже нельзя участвовать в выборах самостийно, только — партии и с немалым количеством членов, и с организациями в большинстве регионов страны. Значит, не только нужны надёжные люди для поездок и организационной работы. Но много людей, ибо ВРЕМЯ поджимает. Этим людям нужно платить. Сами они должны найти подходящих помощников в ДЕСЯТКАХ городов. И чтобы эти помощники могли работать, (их принципиальное осознанное согласие подразумевалось, с этого нужно было начинать!), опять-таки нужны деньги. На организационную работу, — а это и помещение, и оргтехника и…мало ли что ещё! — и на печатную продукцию.
От создания общероссийской газеты он сразу отказался, — это и деньги неподъёмные и время — годы уйдут, ведь на содействие властей рассчитывать не приходится….Противодействие, — это да. О телевидении — и говорить нечего! Самая мощная партия в стране, партия Зюганова, эту задачу не смогла решить! Значит, надежда только на уже существующую местную печать. Благо, её много и представляется вполне реальным в любом городе найти газеты, приемлемые по направленности. Подправить же эту направленность, помочь с тиражом, с распространением — это задача "для денег" посильная. Сколько денег? Опять же, считать нужно. И знающему человеку…..Такой, пожалуй, есть. Лев Гурыч подумал о журналисте…Алексине, с которым он и познакомился, и почти сдружился во время работы по раскрытию заговора против бывшего президента. Он, вероятно, мог бы стать главным редактором партийной печати. Своеобразная, однако, должность, если принять, что партийная печать мыслится столь дисперсной. Но иначе нельзя и при всей многотрудности этой задачи, решать её придётся. И решить! Без этого — всё становится болтовнёй, благими намерениями.
Или Богуцкий? Тоже известный журналист. Быть может, сначала с ним поговорить? Парень, вроде бы, попроще Алексина?
Если принять для первой прикидки, что партийные группы придётся создать не менее чем в 45–50 областях, если положить на первичную работу на местах 3–4 месяца, то потребуется 10–15 умных и надёжных друзей…..Если полагать, что на организационные дела можно потратить год.
Реально? Пока трудно сказать. Но более года у него нет. Иначе в следующую избирательную "четырёхлетку" не попасть. А для второй попытки времени уже НЕТ.
Мыслительная работа — тяжёлая работа.
Иванов уставал, иной раз неожиданно для самого себя засыпал. Спал недолго и, проснувшись, почти не отдохнув, включался в обдумывание прямо с того места, на котором организм брал тайм-аут. Как будто бы записи вел, и лежали они, эти записи, у него перед глазами.
Врач заметил, что пациент о чём-то напряжённо размышляет. Пытался выспросить, о чём? Объяснял Иванову, что для скорейшего восстановления ему необходим отдых, спокойствие…. Лев Гурыч не возражал, но остановить свой мысленный марафон не мог. Да и не хотел. Поняв однажды, что находится в цейтноте, он стремился продумать всё, что мог. Намечал необходимые встречи, продумывал содержание и построение разговоров. Сам удивлялся, что всё это накапливалось в памяти и, даже, чуть-чуть гордился своими способностями. Тем не менее, необходимость записей становилась всё насущнее. И серьёзный разговор с Петром тоже казался уже неотложным.
Генерала Беркутова Иванов считал главным, даже единственным подходящим кандидатом на роль начальника организационного штаба.
Сам Иванов никогда не стремился быть руководителем, всегда охотно пользовался умением руководить генерала, не раз по-дружески говорил ему о том, что руководить — его штатная обязанность. И в новом намерении считал очевидным, полезным, короче — естественным руководящую роль Беркутова. Становилось даже неприличным, что главное действующее лицо не знало о крутых планах своего лучшего друга.
Пора, пора говорить с Петром Николаевичем.
Так совпало, что в день, когда Лев решил поговорить с Петром Николаевичем и через Славку передал ему просьбу о встрече, генерал принял окончательное решение подать рапорт об отставке.
Не столько участившиеся тяжёлые разговоры с курирующим замом и даже с самим министром, сколько сложившееся понимание несовпадения взглядов с руководством по многим серьёзным проблемам, отсутствие реальной помощи в работе, да и не слишком деликатные вопросы кадровика о здоровье, побудили Беркутова принять давно назревавшее решение. Первым, кому он собрался сказать об этом, был Иванов.
— Так что, Лёвушка, вернёшься ты из госпиталя к другому начальнику. А, коль и ты соберёшься расстаться с нашим учреждением, будем вместе отдыхать, на рыбалку ездить…
— Спасибо, Пётр. Только у меня другие планы сложились. Кстати, и на тебя расчёты есть. Поделиться?
— Будь добр, Лёва, расскажи.
— Разговор серьёзный. Скажу прямо, не расположен я сейчас к шуткам. Душа болит. Поделиться хочу с тобой и очень надеюсь на твою очень серьёзную поддержку и помощь.
Беркутов ощутил хорошо знакомое ему чувство решительности в словах друга.
— Говори
— Ты знаешь, недавно у меня отец был. Он благословил меня на большое дело. Твоё отношение к мучающим меня проблемам не спрашиваю. Знаю я тебя достаточно. А вот сможешь ли ты мне помочь, — это спрошу. Решился я…
Говорили они много часов, и, кажется, стали ещё более близки друг другу……
Прикидки времени, расходов и нужного количества помощников смутили Иванова. Однако другого выхода он не видел и, начав трудный путь, был полон решимости пройти его. Мириться с существующим положением он мог только до определённого момента. И этот момент настал, когда он остро ощутил личную вину за происходящее в стране. Теперь оставаться нейтральным он уже не мог. Это означало бы разрушение личности. А Льва Гурыча Иванова он любил и уважал.
Беркутов поддержал его:
— Трудно, Лев Гурыч, но осилим. Обязаны осилить. — По "отчеству" он называл Иванова крайне редко и всегда в случаях, когда замечал мучительные сомнения друга. — Я не менее тебя виноват в случившемся и мы обязаны, — повторил он, — обязаны добиться успеха. Речь о Родине идёт, — тоном извиняясь за патетику слов, добавил генерал после секундной заминки.
— Спасибо, Пётр. Я не сомневался в тебе…..Но мне очень важны и слова твои….Я ещё не скоро выйду на волю, не раньше, чем гипс наложат на мои ноги, а времени терять нельзя…..Ты когда освободишься….от мундира?
— Оформление выхода на пенсию начальство не задержит….Преемник, насколько я знаю, уже заждался……Не интересуешься, кто? — и, не дождавшись вопроса Иванова, продолжил. — Однако, новыми делами я займусь немедленно. Если не возражаешь, приглашу для первой беседы, домой, разумеется, твою ударную тройку. И….пока от своего имени говорить буду. Ладно?
— Ещё раз спасибо, Пётр Николаевич. Кстати, Вячеслава, полагаю, пока выдёргивать с работы не стоит. Он будет с нами, с ним я поговорю завтра же, но его служебный статус пусть останется…. В оперативных интересах.
