Однако обрести новую любовь оказалось делом непростым. Клим Ворошилов никогда не был обделен женским вниманием, и даже в свои сорок восемь имел, как говорят в Одессе, из чего выбирать. Но странное дело, несмотря на готовность многих подруг связать с ним свою судьбу, несмотря на то что многие из них были молоды и хороши собой, хозяйственны и надежны, полковник никак не мог найти среди них ту, которая заставила бы его сердце биться учащенно и счастливо. Он не отталкивал женщин. Но и не обещал им ничего серьезного. «Да, — думал Клим, — любовь не приходит согласно стратегическому плану и тактическому умению. Она нечаянно нагрянет…» И он успокоился бы на время, хорошо зная, что выжидательная тактика зачастую оказывается вернее, нежели стремительная, но в начале мая получил заказное письмо. Некий продюсер телевизионного канала, на котором полковник когда-то имел неосторожность быть зрителем ток-шоу и оставил свои анкетные данные, приглашал его принять участие в отборочном конкурсе кандидатов для очередной телеразвлекаловки. Клим воспринял предложение скептически, потом подумал, что ничего не теряет, а игра все же внесет некое разнообразие в его размеренно-скучную жизнь без смысла, и послал ответное письмо с согласием отдать себя на растерзание шоумейкерам или как они там называются… А двадцать шестого мая он уже сидел в офисе фирмы, которая в течение двух часов оформляет заграничные паспорта…
Викентий Колыхалов добивался права на участие в игре «2 + 1» долго, упорно, трудно. Он понимал, почему ему отказали на первом этапе отбора. Ни лицом, ни фигурой он не вышел, на покорителя женских сердец похож не был, хохмить не умел и вообще выглядел неудачником и невеждой, хотя последние два пункта действительности не соответствовали. Во всяком случае, на его взгляд. Ну и в самом-то деле! Во-первых, он никак не мог быть невеждой — этот приговор вынесла ему одна фифа-ассистенточка, совершенно не стесняясь присутствия Викентия, но ведь у него было два высших образования! Первое он получил на библиотечном факультете Академии культуры, правда, когда он заканчивал это заведение, оно называлось институтом, а в среде высокомерной публики и вовсе «кульком». Впрочем, получив диплом библиотекаря, Колыхалов заподозрил, что не так уж эта публика и не права. Он не был удовлетворен полученным образованием, хотя информации — полезной, а по большей части бесполезной — в его голове скопилось много. Но из института он не вынес почти никаких знаний из области лингвистики. А хотелось. Хотелось знать языки. Нормально, а не по вузовскому минимуму, с которым даже с проституткой в валютный бар пойти стыдно. Там ведь и бармены, и официантки на русском брезгуют заказы принимать… Викентий стал подбирать себе второй вуз — по душе и по карману. Однажды перед входом в метро какой-то долговязый бородатый субъект всучил ему рекламу частного учебного заведения под претенциозным названием Высшая школа мудрости и веры. Колыхалов с недоверием относился к частным вузам, которых нынче развелось видимо-невидимо, и тем более опасался вычурных названий, но текст рекламного буклета прочел внимательно. Взгляд его зацепился за строки, сообщающие об изучении иностранных языков. Их, если верить рекламе, в этом заведении изучали профессионально и углубленно под руководством зарубежных преподавателей, смешно называемых в современной рекламе «носителями языков». Викентий, когда видел где-нибудь в газете строчки о «носителях», всегда представлял смешную картинку: идут друг за другом широкоплечие граждане, и у каждого на плече — язык.
В новом заведении ему понравилось, языков изучали там аж четыре сразу, а платить за учение нужно было сущие пустяки. Правда, все остальные предметы на Викентия произвели странное впечатление. Например, философии здесь учили совсем не так, как в «кульке». Не нужно было читать учебники, где были указаны даты рождения и смерти великих мыслителей, а также названия произведений и их краткое содержание. Требовалось вгрызаться в суть и влезать в шкуру Фалеса, Парменида, Платона, Аристотеля, Декарта, Гегеля и прочих, дабы, в конце концов, уметь рассуждать точь-в-точь как они.
Колыхалов не был лучшим учеником ни Белякова, ни Рукавицына, ни Белевича — великих профессоров Высшей школы мудрости и веры. Он не входил в круг «элиты», которая состояла из студентов, умевших мыслить почти как Платон. Викентий старательно учил языки, за этим и приходил. Уже на втором курсе ему, как самому способному студенту в области филологии, предложили переводить большой труд современного английского богослова. Занимаясь этим переводом, он усовершенствовал свой письменный английский, чем был чрезвычайно доволен. Хотя денег ему в итоге не заплатили, несмотря на обещания. Бог с ними, с деньгами, подумал он, не держа зла на взбалмошную, капризную и алчную директрису вуза мадам Онежскую. Теперь он мог переводить любые тексты, не только богословские, к чему и приступил. Викентий устроился в небольшое издательство, и из-под его пера стали выходить переводные книги по психологии, кулинарии, эзотерике, экономике, «художка» и так далее, и тому подобное… Понятно, что, переводя произведения столь разноплановые, он никак не мог быть невеждой. Потом Викентий подумал, что и сам сможет сочинять не хуже, чем все эти англичане и американцы, мнившие себя великими учеными и писателями. И стал писать, не сомневаясь, что скоро его начнут издавать миллионными тиражами.
«Это все внешность, — думал Колыхалов с горечью. — У меня, как говорилось в одном замечательном фильме, «морда легковата». Но ведь внешний облик — не главное! Любая женщина почтет за честь составить мне пару. Неужели они этого не понимают? А как они могут понимать? Им, телевизионщикам, важна фактура-дура! А мне важно попасть на игру».
После того как Викентий узнал, что не прошел отборочный тур игры «2 + 1», он не пал духом и стал штурмовать редакцию шоу-программ канала «Невские берега». Сначала по телефону. Потом, когда АОН редакции начал сбрасывать его номер, он стал просачиваться в офис лично. Платя охранникам, уборщицам и прочим сотрудникам, которые могли его провести через кордоны. Когда стало понятно, что девушки в редакции ничего не решают, он нашел способ выйти на самого спонсора игры. В результате долгой полуторачасовой беседы спонсор — господин Арье — не только не вышвырнул Викентия из окна своего офиса, находившегося на втором этаже элитного особняка в центре города, но и позвонил генеральному директору «Невских берегов». «Для меня нет ничего невозможного, — подумал Колыхалов после этого. — Я умею убеждать людей. Я выберу самую крутую телку в этой программе. И выиграю главный приз. А кроме того, пост фактум напишу великую книгу. И пусть все философы мира, все писатели, все лауреаты содрогнутся от зависти!»
Прямой удар с разворотом удавался с трудом. А если говорить точнее, совсем не удавался. Еще бы, спарринг-партнер был на голову выше Янины. А попасть надо было как минимум в челюсть. Стало быть, угол подъема должен был составлять почти шестьдесят пять градусов, а то и больше! До такой растяжки портняжную мышцу она еще не довела. Вот и топталась на ковре, старательно избегая прямой атаки. А партнер — Левка Карелин, коллега-охранник — все понимал и посмеивался, изредка совершая пробные, небрежные удары. Он был неравнодушен к Яне и явно не собирался пластать ее перед публикой. Другое дело, где-нибудь в уединенном местечке и, конечно, не прямым ударом, а очень нежно и ласково… Наверное…
Наконец публика — охранники и телохранители фирмы «Коллегиум», пришедшие сегодня на специальную плановую тренировку, — заскучали, а инструктор взъярился и дунул в свисток.
— Лева, Яна, вашу мать! — заорал он. — Что за кадриль вы здесь устроили? Рапорта руководству дожидаетесь? Так это я мигом! Полетите, пташечки, завод сталелитейной продукции охранять! Самойленко, где прямой удар с разворотом? Карелин, а ты? Ходишь по ковру как хромая балерина. Па-де-де, плие и фуэте, мать твою… Кто после такого боя вам поверит, что вы охранники и телохранители? Вас самих от хулиганов охранять надо! Элитное подразделение, мать!.. Кравцов, Данауров, на ковер! И если вы мне такой же балет устроите, разгоню весь взвод к чертовой матери и новых наберу — из Псковской дивизии! А вы, инвалиды, сгиньте с глаз долой! Пока не отработаете жесткий спарринг, не возвращайтесь!..
— Не бери в голову, — сказал Карелин, когда они с Яной почти одновременно вышли из душевых. — Старик все равно знает, что лучше нас нету.
— Это в фирме нету, а где-нибудь наверняка есть, — сказала Яна, расчесывая непокорные волосы. — Я виновата, прости. Не освоила я еще этот прием, понимаешь? В прыжке я бы тебя достала, а любимый способ Ван Дамма мне как-то не по душе. А если уж совсем откровенно, по секрету, как другу, скажу: я далеко не все могу. Мне ж не восемнадцать, Левушка. Кости болят, мышцы не тянутся.
