В комнате стало невыносимо душно. Ну просто нечем дышать. Неужели Дикки провел их и они ничего не подозревают? Но ведь если хоть у кого-нибудь из них есть в Чатеме знакомый полицейский, нас не спасут никакие уловки Дикки.
В зале какую-то минуту стояла полная тишина.
— Хорошо. Тогда... — поспешно начал Дикки. — Если вы...
— Снейп, "Миррор", — прервал Дикки развязный голос. — Откуда именно поступают средства на проведение круизов?
Дикки Уилсон любил вопросы о спонсорах, об этих прекрасных людях, которые приходят на помощь оступившимся подросткам... Но он не знал того, что знал о Майке Снейпе я. Этот парень никогда не задает приятных вопросов.
— В основном мы существуем за счет благотворительности, — охотно рассказывал Дикки. — У нас много анонимных доброжелателей. Если бы не их финансовая помощь...
— А дает ли деньги правительство? — не унимался Снейп.
— Очень мало. — Дикки выразил сожаление по поводу небольших размеров помощи от правительства и одновременно понимание, что бюджет не резиновый.
У Снейпа было простоватое, невыразительное лицо и острый нос.
— С чем тогда связано посещение "Вильмы" Невиллом Глейзбруком прошлой ночью?
Дикки улыбнулся:
— Мистер Глейзбрук — давний друг "Молодежной компании".
Где-то в задних рядах затрещал телефон. Мои ладони вспотели, сердце глухо стукнуло и замерло. Но тут какая-то журналистка прервала Снейпа, задав мне вопрос, который всегда задавали мне на пресс-конференциях: почему я оставил журналистику ради старого парусника? Я скучно изложил свой обычный ответ о спокойствии и гармонии, о том, что, по-моему, лучше жить своей жизнью, чем все время соваться в чужие. Выкладывая свои высокие идеи, я не упускал из виду молодую особу, разговаривавшую по радиотелефону. Она больше слушала, чем говорила, и по мере этой телефонной беседы ее глаза лезли на лоб. В конце концов она уставилась на меня так, будто хотела пригвоздить своим взглядом.
Дикки тоже наблюдал за ней, нервно пощипывая пальцами нижнюю губу. Его пресс-секретарь торопливо произнес:
— Не стоит вас больше задерживать!
Но было уже поздно. Со всех сторон доносились телефонные звонки. Репортеры получали от своих редакторов информацию, что перед ними сейчас сидят благодетели особого сорта. В свободное от благодеяний время они занимаются вылавливанием трупов русских моряков из мутных вод Медуэя. Атмосфера в зале наэлектризовалась. Я кожей чувствовал это. Пот в три ручья лился у меня по спине. Молодая особа, получившая информацию раньше других, огляделась по сторонам и, не желая никому уступать пальму первенства, выкрикнула:
— Можете ли вы сообщить какие-нибудь подробности, связанные с обнаружением трупа русского моряка?
Я постарался придать лицу равнодушное выражение. Пресс-секретарь Дикки ответил с предельной краткостью:
— Этот печальный инцидент будет тщательно расследован полицией. Я думаю, что все мы поможем следствию, воздержавшись пока от каких-либо комментариев.
В зале поднялся ропот, со всех сторон сыпались новые вопросы. Не обращая внимания на шум, Дикки Уилсон встал и твердо произнес:
— Пресс-конференция окончена.
Ропот нарастал. Сквозь него прорвался резкий голос Снейпа:
— Как Невилл Глейзбрук собирается выпутываться из этого дела?
— Но он в нем не замешан, — ответил я.
— Он был на корабле как раз в то время, когда все это произошло, — парировал Снейп.
— Тогда вы и расспросите об этом его самого, — бросил Дикки, уже не скрывая своего раздражения.
— Расспрошу. Непременно, — с иронией пообещал Снейп.
Я знал, что Дикки злится не на Снейпа, задававшего неприятные вопросы. Дикки ненавидел каждого, кто мог бы встать между ним и его покровителями. Больше всего на свете он боялся потерять поддержку кабинета министров — это немедленно привело бы к уменьшению финансовой помощи. Дикки злился на мертвого матроса, и на Мэри, нализавшуюся вдрызг, и на Билла Тиррелла... Особенно на Билла Тиррелла, из-за которого он оказался замешанным в скандальное дело.
Опять шел дождь. Дикки шлепал впереди меня по лужам, не разбирая дороги. Толпа журналистов преследовала нас, суя под нос диктофоны и забрасывая вопросами.
— Снимайтесь с якоря, как только начнется отлив! — отчеканил Уилсон. — Идите к себе и не разговаривайте ни с кем! — Он командовал мной спокойно и повелительно. Мне было ясно, чего он хочет: отправить Тиррелла в море, чтобы освободить пространство для маневра.
Маневры были его специальностью. Моей специальностью прежде было задавать вопросы, в том числе и неприятные.
— Мне необходимо побывать на "Союзе", — заявил я, не собираясь отступать.
Дикки посмотрел на меня своими сапфировыми глазами, что-то прикидывая в уме. Потом бросил:
— Если считаете нужным!
Когда я поднялся на "Лисицу", на палубе никого не было, только Пит возился с вантами на корме. Я направился на поиски команды. В носовом кубрике было темно. Темная вода, перемешанная с песком, плескалась у иллюминатора.
Мэри, наклонившись над своей койкой, складывала одежду в сумку. Я спросил:
— Что за сборы?
— Я ухожу, — ответила она. Куда-то подевался ее морской загар. Лицо опять сделалось мертвенно-бледным.
Родители Мэри снимали маленькую квартирку в Ливерпуле. Они постоянно скандалили, отец зверски избивал мать. В четырнадцать лет Мэри ушла из дому и бросила школу, сманив за собой нескольких школьных приятелей. Вначале они просто бездельничали. Потом ими завладело пристрастие к наркотикам. Учителя Мэри считали, что при ее способностях она могла бы учиться в университете. Вместо этого она предстала перед судом за проституцию и участие в нападении с целью ограбления. На "Лисицу" Мэри попала прошлым летом прямиком из тюрьмы. Подружившись с моим экипажем, она стала посещать колледж, готовящий учителей. Все на "Лисице" очень любили и слушались ее. Она и Дин были лидерами. Мэри и Дин — счастливая страница моего старого парусника. До прошлой ночи.
— Куда уходишь? — спросил я.
Она забрала за ухо прядь волос и пожала плечами.
— Не знаю.
— Нам нужна твоя помощь. Мы сегодня снимаемся.
Мэри посмотрела мне прямо в глаза. В ее взгляде было что-то, чего я никогда прежде у нее не замечал. Тот же немой упрек, что и в глазах детей, которых я встречал в секторе Газа. Они ненавидели вас не потому, что вы — это вы, а потому, что просто не видели ничего, кроме обид и оскорблений.
Я сказал:
— Прошлой ночью нам не повезло. Но это не страшно. Мы выплывем.
Она улыбнулась улыбкой, свойственной ей одной, и сжала мою руку. Ее рука была холодна как лед.
Я велел ей распаковать вещи и ушел в свою каюту. Было половина одиннадцатого, и мой желудок требовал завтрака. Я съел четыре вареных яйца и полбатона хлеба. Когда я доедал последнее яйцо, в кают-компанию заявился Отто Кэмпбелл в голубой спортивной куртке и белой рубашке. Все это выглядело очень по-морскому.
— Собираешься на берег? — полюбопытствовал он.
— Дикки не велел, — ответил я.
В прошлом Отто имел дело со многими важными людьми и хорошо изучил их повадки.
— Как бы ты поступил на моем месте? — спросил я его.
Отто ухмыльнулся:
— Ушел бы в море. Отправился бы в кругосветное плавание. Предоставил бы Дикки самому выпутываться из этой истории. Уж он-то выпутается.
— Но будет следствие, — заметил я.
Отто пожал плечами:
— Произошел несчастный случай. Вот и все.
Это была чистая правда.
— Что сказал Невилл Глейзбрук?
— В кабинете министров, по-видимому, полетят головы. Возня вокруг трупа, возможно, скажется на отношениях в правительстве. — Он помолчал. — Ты знаешь, что этот русский побывал на "Вильме"?
Я уставился на Кэмпбелла.
— Его видел кое-кто из членов экипажа. Вдрызг пьяного.
Я спросил:
— В котором часу он ушел?
— Пришел на борт где-то около десяти, — ответил он. — Ушел примерно в одиннадцать пятнадцать. По словам экипажа.
— Ты уверен? — переспросил я. Моя "Лисица" встала на якорь в одиннадцать тридцать.
— Так говорят те, кто его видел. Должно быть, это правда...
Итак, "Лисица" бросила якорь примерно через пятнадцать минут после того, как русский ушел с "Вильмы". Куда? В воду? Допустим, Мэри врала, и "Лисица" все же задела лодку. Возможно, так и было.
— Уходя с "Вильмы", русский сказал, что будет любоваться лунной дорожкой и ждать свою девушку.
— Девушку? — переспросил я.
— Да, так мне рассказали...
Когда Отто ушел, я сел в лодку и поплыл вокруг "Вильмы". Это была большая, широкая шхуна. Подростки из ее команды сидели в кубрике и играли в карты.
— Кто там? — крикнул вахтенный.
Ответа он, разумеется, не услышал.
Я подплыл к берегу, сошел на причал и направился к белым сходням "Союза". Моряки в синей военно-морской форме пропустили меня, отдав честь. Форма была та же, что и на вытащенном мной утопленнике.
