— Снотворное не смертельное или токсин?
— Токсина столько, что слона убить можно. А снотворное — превышение раза в два. Скорее всего, хроническое привыкание к большим дозам.
— Ничего себе!
Информация так подействовала на капитана, что он даже временно забыл о своих разногласиях со следователем.
— Чтоб грибами травили, такого у нас еще не было. А сама она не могла, как думаешь?
— Сорокина говорит, что в квартире следов этого самого токсина нигде не нашли, а вот снотворное лежало у нее на прикроватной тумбочке. Она думает, концы в театре нужно искать.
Лысенко, честно говоря, было наплевать на то, что себе думает Ритка Сорокина. Ну, может, не совсем наплевать… Почти год назад они столкнулись в одном деле, и Ритка обозвала его скотиной, вернее бездушной скотиной, как помнится… Впрочем, он не стал ее разубеждать. На тот момент так было даже лучше. Но Сорокина при каждом удобном случае продолжала цепляться, как репей к бродячему псу, и это безмерно раздражало капитана. Да еще, судя по всему, высказывала свое мнение о нем вслух — неоднократно и всем желающим.
— Ладно, разберемся, — буркнул он, направляясь к служебному входу.
* * *
— Кажется, мы заблудились…
На узкой лестнице мимо них протиснулись несколько молодых людей в обтягивающих трико и с сильно подведенными глазами. Один из них прижался горячим бедром к Бухину, а когда тот удивленно обернулся, выразительно ему подмигнул.
— Скажите, режиссера Савицкого где можно…
— Мы, вообще-то, не из той оперы, — томно произнес мускулистый красавец и положил руку на перила, напрочь перегораживая тесный проход. Он еще раз бросил на старлея выразительный взгляд и спросил: — А вы… из милиции… да?
— Да, — буркнул Бухин, не зная, как себя вести.
— А пистолет у вас… с собой?
— Всегда с собой, — подтвердил Лысенко, разглядывая сынов богемы. — А вы кто?
Между тем красавчик явно запал на Бухина и, игнорируя капитана, снова обратился к нему:
— Фигурка у вас классная. Танцами никогда не занимались?
— Айкидо, — кратко бросил старлей, уже пришедший в себя.
— Интересно, интересно, — пропел любопытствующий. — У меня всегда была мысль поставить балет с элементами айкидо. Айкидо — это не только спорт. Это почти танец. Такая выразительная пластика, напряжение, мужественность! Если бы я был режиссером… Не хотите поговорить об искусстве… ну, скажем, вечером за чашечкой кофе?
— Так Савицкого не видели? — не в тему снова спросил Лысенко.
— Вы не в то крыло зашли, — помог второй танцор, который до этого молча стоял у стены. — Оперные репетиционные направо, а здесь — мы.
— Большое спасибо. Пошли, Сашок. — Капитан живо развернулся и затопал вниз.
— Если хотите поговорить о Савицком, то зайдите часика через два, Саша, — все не отставал от Бухина красавчик.
— Если у вас есть что рассказать, то давайте прямо сейчас. — Бухин повернулся.
— Сейчас не могу. У нас репетиция. Давайте встретимся вечером, а? В кафе напротив театра?
— Там видно будет, — уклончиво пообещал старлей.
— Телефончик оставьте…
Догнав Лысенко уже внизу, Бухин пожаловался:
— Ничего себе, еле отделался.
— Да ладно, — ухмыльнулся Лысенко, — это еще что! Вежливо, на трезвую голову, и с разговорами об искусстве. А вот меня один раз даже лапали! И что? Пришлось терпеть… в интересах дела.
То ли потому, что было утро, то ли еще отчего, но театральные недра в оперном крыле были совершенно безлюдны. Подергав наудачу несколько дверей, они снова повернули направо и тут услышали звук.
— О! — сказал Лысенко. — Точно! Поют.
— М-ми-и-и, м-ми-и-ииии… Мм-ма-а, мма-а-ааааа… Мм-о-о, мм-оооо… о-о-о… о-о-ооо… Мм-у-у, мму-у-у…
Капитан приоткрыл плотно пригнанную, обитую войлоком дверь, и звук вырвался на свободу. Впечатление было такое, что из тоннеля вылетел на полном ходу паровоз и оглушил гудком:
— У-у-у-у!
Лысенко отпрянул, а из помещения послышалась приятная мелодия и полились необыкновенной мощи и красоты звуки. Слов капитан не разобрал — пели на каком-то неизвестном ему языке.
— «Риголетто»[1], — пояснил просвещенный Бухин.
Они опасливо заглянули в комнату. Рояль стих. У инструмента спиной к вошедшим сидела полная дама. Лысоватый, небольшого роста мужчина в синем поношенном свитере обернулся к двери.
— Кх-м, — кашлянул Лысенко, вертя головой и ища глазами источник невероятного звука. — Здравствуйте.
— Здравствуйте, — ответил человек в синем свитере обыкновенным голосом, а дама удивленно повернулась. Кроме этих двоих и рояля, в комнате больше никого не было.
— Это вы здесь… пели?
— Я, — пожал плечами человек. — Алла Аркадьевна, простите, я сегодня совершенно не в голосе. Это мучение какое-то. Давайте отложим. Я пойду.
И тип в свитере протиснулся мимо визитеров.
— Эй, — растерянно позвал Лысенко, — простите! Извините, вы не могли бы…
Но певец уже ушел, аккуратно затворив за собой дверь.
Женщина у рояля вопросительно посмотрела на пришельцев.
— Капитан Лысенко, старший лейтенант Бухин, — представился капитан за двоих. — Как нам найти режиссера Савицкого, не подскажете?
— Я не знаю. — Концертмейстер нервно закрыла ноты и захлопнула крышку инструмента. — Может быть, в репетиционном зале. Не знаю. А вы насчет…
— Да, — подтвердил Лысенко. — Именно. А вы могли бы с нами поговорить?
— Я?.. — растерялась дама. — Господи! О чем?
— Вы покойную хорошо знали?
— Оксаночку? Ну конечно…
— Так я с вами поговорю немножко, хорошо? — Капитан придвинул от окна стул. — Вы ведь свободны?
Дама невольно кивнула. Когда капитан включал свое обаяние на полную катушку, это действовало на женщин подобно пресловутому взгляду удава на кроликов.
— А ты, Саня, иди дальше, может, все-таки Савицкого найдешь, — велел напарнику он.
— Его, скорее всего, в это время еще нет, — запоздало сообщила Алла Аркадьевна, когда старлей уже скрылся из виду.
— Ничего-ничего, — заверил ее Лысенко. — Мы тут с вами побеседуем, а он еще кого-нибудь разыщет…
Пройдя пустынный холл третьего этажа, где солнце желтыми флагами лежало на паркете, Саша наугад свернул в первый коридор и наткнулся на дверь с табличкой «Канцелярия». Дверь оказалась незапертой, и поэтому старлей без стука ввалился в помещение, где на него неодобрительно воззрилась пожилая женщина в черном, вышитом бисером платье. Женщина чем-то напоминала черепаху.
— Стучаться надо, молодой человек, — скрипучим голосом сказала она.
— Извините, — пролепетал Бухин. Ну надо же, после того как они стучали в десятка два запертых дверей, первая же, ручку которой он наугад дернул, оказалась открытой!
— Вы из милиции, конечно?
— Да, — ответил Бухин и покраснел.
— И что вы хотите?
— Лё-ле-чка! А вот… — Внезапно впорхнувшая в комнату особа остановилась на полуслове и вопросительно посмотрела на гостя.
— Из милиции, — хмуро объяснила хозяйка. — Ворвался, как к себе домой! Так что вы хотели?
— Извините, — выдавил Бухин. — Я случайно… Никого нигде нет… Я уже все обошел. Еще раз простите за вторжение.
— Ну-ну, — хмыкнула «черепаха». — Конечно, нигде никого нет! Никто никуда не спешит, отсыпаются все, так уж у нас заведено!
— Мне нужен режиссер Савицкий. Вы не могли бы мне помочь? — почти заискивающе спросил Бухин, все еще переживая свое невежливое появление.
— Елена Николаевна, заведующая оперной труппой, — наконец соизволила представиться хозяйка кабинета, по-прежнему сверля милицейское лицо недобрым взглядом. — Да, а это наш концертмейстер, Тамара Павловна, — нехотя представила она пришедшую. Видно было, что разговаривать с невоспитанным визитером она не желала, но приличия, как говорится, хотела соблюсти.
Внезапно Бухин увидел на столе у хозяйки книгу.
— Вы знаете, это самая потрясающая книга, которую я читал за последние двадцать лет! — объявил он.
Хозяйка взяла в руки роман Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик», и взгляд ее смягчился.
— Я тоже так думаю, — сказала она. — И кстати, сколько же вам лет, молодой человек?
* * *
В кармане запиликал телефон.
— Извините. — Саша деликатно отвернулся в сторону.
— Я в отдел, — сообщил голос Лысенко. — Ну что, нашел еще кого-нибудь?
— Да.
— А Савицкого?
— Пока нет.
— А сам скоро?
— Еще не знаю, Игорь, — задумчиво сказал Бухин. — Интересный разговор.
— Ну, это хорошо, — одобрил капитан, дал отбой и вышел из сумеречного служебного вестибюля под сияющее майское солнце.
Прямо у двери на корточках сидел голубоглазый ангел в маечке и потертых джинсах и кормил толстую полосатую кошку. Кошка, урча, поедала из мисочки творог, а ангел отталкивал в сторону нахального черно-белого кота, норовящего добраться до угощения, и говорил:
