— И что вы намерены делать? — Вознесенский снова уставился в какую-то бумажку.
— Поеду в Дом младенца. В зависимости от результатов снова допрошу Антипину.
— Можете идти, — безразлично уронил Вознесенский. И уже в спину Стрепетову, взявшемуся за ручку двери, послал холодно-пренебрежительно: — Скажите дежурному, что я велел дать вам машину до обеда, иначе опять не управитесь.
В старинный роскошный особняк с зеркальными окнами не было никакого входа. Главный подъезд с резными дубовыми дверями был заперт, боковой — под узорным козырьком — почему-то тоже. Стрепетов начал уже опасаться, как бы Сашка, считавший любые поездки, кроме выездов на происшествия, развратом, не удрал, не дождавшись Стрепетова, пока тот, как дурак, гуляет здесь по лужам. Наконец вход обнаружился — через полуподвальную дверь со двора. Стрепетов сунулся в темный коридорчик, потом куда-то свернул и увидел в небольшом вестибюле за барьером девушку, перед которой на подставочке стояла чистенькая табличка с надписью «Регистратура». Девушка выслушала Стрепетова, не удивляясь, полистала картотеку.
— Нет, такой девочки не было... Ни одного зеленого одеяльца.
— Очень жаль, — осуждающе проворчал Стрепетов.
— А другими цветами не интересуетесь? — кокетливо обернулась она.
«Делать тебе, свистушка, нечего».
— Нет.
Вышло грубовато. Девушка поджала губки.
— Вам только справку?
— Справку.
Оформление ее заняло минут десять. Стрепетов несколько раз демонстративно смотрел на часы и придумывал фразу на тему, что справка нужна ему не как образец чистописания. Но острота не вылилась в безупречную стилистическую форму, и он промолчал.
Сашка не уехал, но на поверку спешка оказалась ни к чему Ниночка, к окошку которой Стрепетов подкатился было с комплиментами, безапелляционно заявила, что раньше чем через тридцать-сорок минут Антипиной ему не видать как своих ушей. Стрепетов пошел в столовую.
Столовая была обыкновенной донельзя. Ничто здесь не напоминало о бесчисленных решетках и замках вокруг. Обычные столовские столики, стулья и цветы на окнах, даже запах самый обыкновенный — кухонный. За буфетной стойкой хозяйничала красивая молодая женщина с тонкими легкими руками, которыми она с особым, скользящим изяществом резала, накладывала, считала, протягивала сдачу. Офицеров в форме МВД — местных — она называла по имени-отчеству и улыбалась уголками пухлых ненакрашенных губ. Когда подошла очередь Стрепетова, он замешкался, и буфетчица мягко поторопила:
— Давай, милый, побыстрей, а то в камеру пора — смена кончается.
— Зачем в камеру? — не понял он.
— А срок досиживать... Что будешь кушать?
«Заключенная...»
— Сосиски и кофе, пожалуйста.
«Просто не укладывается в голове. Заключенная. «Милый» говорит, улыбается».
Буфетчица истолковала внимание Стрепетова по-женски и так вдруг откровенно ожгла глазами, что он поскорее убрался со своими сосисками за дальний столик.
«Н-да... Узнать бы, за что она сидит. Очень интересно. Такая за ерунду не сядет, вроде Антипиной. Не иначе какая-нибудь драма со страстями, с ревностью...»
Появилась сменщица. Ступая мило, скромно и неслышно, красивая буфетчица ушла. «В камеру. Там нары, решетка на высоко поднятом окне и запах. Изуродованная жизнь. Как жалко! У кого бы спросить, за что она все-таки сидит».
— Известная воровка. Карманница, — сказал капитан за соседним столиком.
«Не может быть!» — чуть не вырвалось у Стрепетова. «Карманница. Вот тебе и страсти-мордасти. Карманница. Ну конечно же, оттого у нее и руки такие — чуткие, скользящие! Мерзость какая! Зачем это? Молодая, красивая, хотела легко жить? Если на то пошло, ищи себе мужа по расчету, желающие нашлись бы. Зачем лезть в самую грязь и мотаться по тюрьмам? Уму непостижимо!.. Окажись рядом с такой в трамвае — в голову не придет. Она наверняка этим и пользовалась. Как кто загляделся — белой ручкой в карман. Но почему все-таки, почему? Психология преступления... Не было у нас, к несчастью, такого курса. Криминалистику нам читали. Судебную статистику читали. Общий кумир Сергей Сергеич Остроумов гремел с кафедры, раскатывая «р»: «Пр-реступление кар-рается...» А вот что творится в голове такой красотки, этого мне никто не объяснял. Даже не нашли нужным попробовать. Разбирайся сам. Что ж, Стрепетов, прими как урок. Запомни хорошенько: за любой внешностью может скрываться все, что угодно. Раз ты следователь, ты не имеешь права поддаваться тому, что кажется естественным с точки зрения обычной, человеческой. Ты обязан предполагать все логически возможное. И проверять».
Он казался себе очень неглупым в ту минуту.
Если он провалит этот допрос, дело затянется до бесконечности. Вознесенский будет блистательно «раскалывать», как орешки, своих свидетелей и подследственных. Раиса будет вести интересные дела. И тот же Тимохин и даже Кока. А он будет искать и искать чужого ребенка, и выслушивать сочувственные шуточки, и получать выговоры за просрочку. Не может он, с головой на плечах, с пятилетней выучкой, оказаться бессильным перед мелкой, упрямой бабенкой! Надо только кое-что понять. Почему она скрывает, где ребенок? Может, просто наслушалась в камере какой-то ерунды? Детей заключенных забирают, мол, в специальные детдома и настраивают против родителей или чего-нибудь еще похлеще. Ходят же по тюрьмам «совершенно точные» сведения, будто за каждого осужденного следователь получает семьдесят пять рублей. Работает, так сказать, сдельно. Идиоты есть, верят.
Может быть другое — не говорит потому, что боится скомпрометировать себя на суде?
В первом случае девочка у кого-то из своих, кого сестра может не знать. (Не отпадает и отец.) Во втором варианте несомненно, что Антипина поступила с ребенком безобразно и подло. В столетие раз, но встречаются, например, подонки, отдающие детей нищим. Какая-нибудь побирушка, тыча всем под нос грязную, слюнявую мордочку, имеет больше шансов выпросить милостыню. Конечно, нищенка не обязательно. Но кому-то она сбагрила своего младенца — не бросила ж под забором. В Москве такой среди подкидышей не значится, а уезжать она в тот день не уезжала. Вечером ушла из дому с дочкой, тем же вечером была у сестры с пустыми руками. И сразу ударилась в разгул.
Так... Теперь наметим план допроса. Рассчитаем его, как шахматную партию, в несколько ходов. Если ты так и вот так, то я вот этак. Если ты...
...— Закрывали бы вы мое дело. Маюсь без толку.
— С радостью бы, хоть сию минуту, но не могу. Если у подследственного есть дети, я обязан написать в справке к обвинительному заключению, где они находятся. Сам понимаю — формальность, а ничего не поделаешь.
Антипина слегка оживилась.
— Да напишите что-ничто. Кому какая разница?
— Не годится, — вздохнул Стрепетов. — Зачем нам обманывать суд? Я думаю, вы скажете правду. Антонина Ивановна... — И двинул вперед первую фигуру: — У меня есть показания соседей, что ваша дочь проживает у сестры...
Антипина страдальчески дернулась и отвернулась к зарешеченному окну. «Вот нежные сестрицы. Про одну помянешь — другую корежит... Клюнет или нет?»
Антипина подумала, помолчала и нехотя выдавила:
— Верно. У сестры.
«Легко ты уверовала в мою наивность». Он подвинул протокол и начал писать:
«Вопрос: в деле имеются показания соседей по квартире о том, что свою дочь вы отдали сестре. Подтверждаете ли вы эти показания?
Ответ: Да, я подтверждаю, что дочь находится у моей сестры Куравлевой В. И.».
— Распишитесь.
— И все? — облегченно взметнулась Антипина.
— Не совсем.
«Будь ты понаблюдательней, ты бы заметила, что написано не «Антипина», а «Куравлева». Ты сообразила бы, что с твоей сестрой я уже виделся, потому что никакие соседи не могли мне сообщить о ее замужестве и новой фамилии. И тогда ты бы поняла, что партия только начинается».
— Эх, Антипина, Антипина! Я рассчитывал, что вы скажете правду. Был я у вашей сестры, говорили мы о вас и о ребенке.
— Ах, уж бы-ыли? — задохнулась Антипина. — Уж познакомились? Хороша у меня сестренка-то, а? Лучше некуда! Что красавица, что стерва — первостатейная... А муженька ее случайно не повидали? Очень даже жаль! Тот еще получше будет. Один одного краше! Другой раз повстречаетесь — скажите: Тоська, дескать, кланяться велела, совет им шлет да любовь! Скажите...
«Завелась! И совсем не в ту сторону».
Кое-как Стрепетов втиснул направляющую реплику в беспорядочный поток ее восклицаний.
— По-моему, Вера Ивановна неплохая женщина; она так встревожилась о девочке...
На Антипину будто кипятком плеснули. Посыпались уже полуцензурные выкрики в адрес Куравлевой и ее мужа. И вдруг — бац:
— Нету девки, и не видать им ее больше. Тю-тю!...
— Что значит «тю-тю»? — с ходу врезался Стрепетов в яростную, бессвязную брань.
Антипина споткнулась о вопрос, закрыла было рот, но с разгона просто промолчать у нее не вышло.
