— Скайлар! — Дуфус теперь напоминал испуганного щенка, который неожиданно для себя попал под дождь. — Не пора ли убедить всех, что они близоруки и мучаются ларингитом, поэтому ничего не видят и не могут нас позвать?
— Самое время, — Скайлар положил руку на плечо Дуфуса. — Я думаю, этой вечеринке мы отдали все, что могли. Не жалели себя. Очаровали кого только можно. Благодаря нам остальные прекрасно провели время, не так ли?
— Прекрасно. — Джон оглядел грязные брюки. — Чудесно.
— Скайлар, если б мы еще чуть прибавили, нас могли бы и повесить.
— Точно, — Скайлар искоса глянул на Джона. — Пора дать дню отбой, Дуфус.
Дуфус просиял, вскинул руки, хлопнул в ладоши:
— Объявляю о приходе ночи!
— Я не знаю, куда пошел Скайлар, — ответила Моника мужу. — И Дуфуса тоже нет.
— Знаешь, они могли бы остаться и помочь с уборкой.
Моника Уитфилд оглядела пейзаж после вечеринки.
— Я полагаю, уборка может подождать до утра. Миссис Макджейн унесла в дом салаты и мясо. С объедками разберутся животные.
— Ты права. — Дэн Уитфилд убирал бутылки со стола, служившего баром, в ящик. — Джонатан тоже ушел?
— Я полагаю, Джонатан ушел спать, — ответила Моника. — Ему надо отдохнуть. Он, должно быть, устал после дороги от вечеринки.
— И Скайлару он приглянулся не больше простуды.
— Не знаю.
— Перестань! Скайлар появился в самом конце. И все время визжал, вопил и рычал, как молодой кугуар.
— Я не уверена, что привыкну к молодому человеку, которому незнакомо слово «мэм». Ты заметил?
— Ты про Джонатана?
— Уважение к старшим, да и вообще к людям, я полагаю одним из столпов, на которых зиждется любое общество.
Унося в дом ящик с бутылками, Дэн Уитфилд обернулся к жене:
— Выключи свет, хорошо?
* * *
Из ванны Джон вошел в комнату Скайлара вслед за Сиропом.
— Это твоя собака? — спросил он. Последнее слово он произнес «сопака», на манер Энди-Дэнди.
— Да. — Скайлар надевал чистые джинсы.
— Она лежала в моей комнате.
— Это не твоя комната, — поправил его Скайлар. — Это комната для гостей.
Джон уже переоделся в белый халат.
— Как ее зовут?
— Сироп.
— Разве мятные сиропы коричневого цвета?
— Да.
— Ты вроде бы одеваешься.
— Да.
На полу у кровати стояли две пары сапог. Те, в которых Скайлар был на вечеринке, черные, расшитые, чистые. И вторые, коричневые, без излишеств, грязные.
— Тебе надо что-то делать на ферме? — Джон стоял посреди комнаты Скайлара, засунув руки в карманы халата, оглядывая книжные полки, стереосистему, горн, две трубы. — Я хочу сказать, в столь поздний час уже не работают. — Джон взглянул на часы. — Половина двенадцатого. Но я могу пойти с тобой, помочь тебе. Попытаться помочь.
Сидя на краешке кровати, Скайлар пристально разглядывал кузена.
— А не притомился?
— Не притомился? Да нет, я в порядке. — Джон оглядел полки с книгами. — Ты их все прочитал?
— Книги? — переспросил Скайлар. — Чушь. Я думал, это толстые обои.
Какое-то время кузены молча смотрели друг на друга.
— Значит, ты мог бы в такой час помочь мне на ферме? — наконец спросил Скайлар.
— Конечно. Не уверен, что от меня будет большой прок, но попробую.
— Ладно. — Скайлар начал натягивать грязные сапоги. — Надевай джинсы, и пошли.
— Джинсы? У меня нет джинсов.
— Ты приехал на ферму без джинсов?
— У меня есть шорты, — вскинулся Джон, потом добавил более спокойно: — Модельные джинсы. Не такие, как твои.
— У всех детей божьих есть шорты. — Уже в сапогах Скайлар пересек комнату, открыл дверцу стенного шкафа. Внутри на нескольких полках лежали сложенные джинсы. — Бери мои.
Джон присвистнул.
— У тебя много джинсов.
— За день мне удается перепачкать две-три пары. Ужасно перепачкать. Так или иначе, — Скайлар бросил пару джинсов кузену, — ничего нового тебе с ними уже не сделать. Я в этом уверен, — Скайлар снял с полки трубу. — Пошли.
Джон улыбнулся:
— Ты всегда берешь с собой трубу, когда собираешься поработать на ферме в полночь?
— Ферма-то животноводческая, — ответил Скайлар. — Должен показать этим быкам, у кого самый большой в округе рог.
* * *
— Ты сам собрал этот грузовичок? — спросил Джон через открытое стекло в дверце со стороны пассажира.
— Только приспособил под свои нужды, — ответил Скайлар, садясь за руль.
— Какого он цвета? — спросил Джон, усаживаясь рядом. В темноте не видно.
— Красный. По большей части. После дождя. — Скайлар завел двигатель. Не включая фар, покатил по усыпанной гравием дорожке к сараям. — А так грязно- коричневый. С красными вкраплениями. Держу пари, ты подумал, что это ржавчина.
— Господи! Да у тебя здесь подставка для винтовок.
— У меня есть и винтовка.
Медленно, но без остановки Скайлар развернулся у сараев.
В кузове что-то грохнуло.
— Что это? — Джон уставился в заднее стекло.
— Дуфус.
— Я его не видел.
— Он бы залез в кабину, но увидел тебя.
Труба Скайлара лежала между ними.
— Тут места хватит на троих. Не бери в голову. — Скайлар посмотрел в зеркало заднего обзора. — Подозреваю, Дуфусу надо проветриться.
— А где живет Дуфус?
— В одном из сараев. — Скайлар выехал на дорогу, проходящую по ферме, и включил фары. — Экономил электроэнергию, — пояснил он.
— Расскажи мне о Дуфусе.
— Помогает на ферме. Делает то, что надо делать. А вот на вечеринках помощи от него чуть, как ты сам, должно быть, заметил.
— А в школу он ходит?
— Ходил. Много и часто. Год за годом приходил в шестой класс. А в шестнадцать лет разуверился в собственных силах и бросил. Честно признался, что не может больше идти в шестой класс. Боится свихнуться.
Грузовичок забирался все выше по узкой извилистой дороге.
Подставив лицо дующему в окно ветру, Джон неожиданно спросил:
— Почему ты не поступаешь в колледж?
— Не хватает мозгов, — ответил Скайлар. — Как Дуфусу.
— Твой отец — брат моего отца. Твоя мать не только красивая и благородная дама, но и, если исходить из того, что она мне сегодня сказала, умнейшая женщина.
— Мой отец возглавляет страховую контору, которая перешла по наследству к моей матери. Мама — домохозяйка, помогает в местной библиотеке. Вместе мы работаем на ферме, в том смысле, что окупаем затраты. Не думаю, что кто-то в моей семье набрасывает тезисы речи для выступления перед Нобелевским комитетом. Может, твой отец рассчитывает на получение этой премии. Или твоя мать. Твой отец — инвестиционный банкир?
— Да.
— И что сие означает?
— Сие означает, что он гоняет деньги расширяющимися кругами, пока они не начинают приносить прибыль.
— То есть засовывает бумажные деньги в черную дыру?
— В свой карман.
— А что он производит?
— Деньги.
— И для этого он покинул Юг? Чтобы делать деньги?
— И не собирается возвращаться.
— Ага. — Скайлар помолчал. — Как я понимаю, различные системы ценностей.
— Он говорит, что мальчиком чуть не надорвал спину, работая на «Уитфилд-Фарм», но до отъезда на Север бумажных денег, которые он держал в руках, не хватило бы даже на то, чтобы в них высморкаться.
— Понятно. Работая на ферме, он должен был сообразить, что для того, чтобы высморкаться, достаточно знать, с какой стороны дует ветер.
— Скайлар. — Джон приподнял стекло. — Скайлар, я подозреваю, что ты не тот, за кого себя выдаешь.
Правые колеса грузовичка сползли на обочину и подняли шлейф пыли.
— Извини, Дуфус.
— Книги в твоей комнате читаные.
— Их купили с рук.
— Сейчас ты говоришь не так, как раньше.
Скайлар пропел несколько тактов мелодии «Мэри Лу».
— Куда подевался твой акцент, Скайлар? Твой южный выговор? Твоя гнусавость?
— Ты и дальше собираешься доставать меня?
— Да. Это мой билет домой. Ты ездишь в дышащем на ладан грузовичке, у тебя есть подставка для винтовок и сопака, ты общаешься с милой участницей конкурсов красоты, сапоги у тебя в коровьем навозе, однако ты не моргнув глазом используешь такие выражения, как «системы ценностей».
— Ты действительно плохого мнения и о Юге, и о южанах, не так ли, Джан-Тан?
— Отец — плохого. А моя мать думает, что мой приезд сюда послужит «моему духовному обогащению», конец цитаты.
— Сломанная челюсть — твой билет домой?
— Твоя челюсть — мой билет.
— Чушь, Джан-Тан. Подозреваю, твой папаша послал тебя сюда, чтобы показать всем, как высоко он поднялся над нашей кучей коровьего дерьма.
— Поначалу я думал, что ты — живое подтверждение моим представлениям о тебе.
— Так и есть. Я — деревенщина, которую ты имеешь полное право презирать, Джан-Тан.
