Маленький городок с новой школой под черепичной крышей, новый клуб с колоннами и старый костел с глубокими царапинами на камне — осколки снарядов от скорострельных авиационных пушек. Костел был единственным напоминанием о войне.
Мычали сытые коровы, возвращаясь с поля. По улицам гоняли на велосипедах мальчишки. Он посидел у памятника, выкурил сигарету. Ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь пришел к памятнику. Можно было рассказать, что под ним лежит его отец, комиссар полка Буслаев.
В тот вечер он впервые отчетливо представил, сколько было смертей и сколько смертей он видел сам. Он снова вспомнил день, когда дед убил немцев. Тот день запомнился особенно отчетливо. Ярко светило солнце. Семен вначале оглох от стрельбы, потом услышал, как скулил перепуганный щенок и не ко времени раскукарекался петух. Он долго еще сидел у забора и боялся идти домой. Никак не мог себя заставить встать и пойти.
Старший брат деда, дед Трофим, подполз к нему, и они побежали к дому Марии Трофимовны, дочери деда Трофима.
Мария Трофимовна посадила Семена в подвал за бочки с квашеной капустой. Он и сегодня помнил запахи этого подвала. Влажный — прошлогодней, с гнильцой картошки, острый, почти уксусный — капустный.
Семену очень хотелось есть. Он попил молока из крынки, пожевал сала. Сало было такое соленое, что тоже запомнилось на всю жизнь. Теперь, когда он ел сало, всегда вспоминалось то, из подвала.
Потом в деревню приехали немцы. Быстро протрещали мотоциклы, и еще что-то прогрохотало с тракторным лязгом.
В дом к Марии Трофимовне пришли не сразу, он успел поспать и проснулся от мужского медленного голоса.
— Где мальчик, внук Кирилла Гребнева?
— Испугался. Залез в подвал. Не хочет выходить, — быстро говорила Мария Трофимовна. — Я ему говорю, выходи, а он забился в угол и не выходит. Маленький ведь, пять лет только.
Когда приподняли крышку подвала и позвали его, Семен уже не боялся. Он поспал и поел, и ему было не страшно.
В комнате стояли офицер и солдаты в черной форме. Вместе с офицером и солдатами Семен прошел к дому деда. У крыльца лежали убитые немцы, трое солдат вместе, укрытые брезентом, и офицер отдельно, и неукрытый дед, задрав кверху бороду. Во дворе было еще несколько офицеров. Здесь же стоял Трофим.
Один из офицеров сел на принесенный из дома стул и начал допрос Трофима. Сегодня, через двадцать пять лет, Семен мог повторить каждый вопрос и каждый ответ Трофима. Офицер, ткнув в сторону задранной дедовой бороды, спросил:
— Кирилл Гребнев?
— Он самый, — ответил Трофим и вытянул руки по бокам.
— Вы знали, что Кирилл Гребнев имел намерения убить немецкого офицера и немецких солдат? — медленно спрашивал офицер.
— Кто ж о таких намерениях говорить будет? — ответил Трофим.
— Без философий, — сказал офицер. — Мой вопрос, ваш ответ. Да, нет, да, нет.
— Нет, — сказал Трофим.
— Вы давно знаете Кирилла Гребнева? — спрашивал офицер.
— Как же не знать? Братан. С детства вместе.
— Повторяю: отвечать — да или нет, — предупредил еще раз офицер.
— Да, — сказал Трофим.
— Кирилл Гребнев был офицером русской императорской армии? — спрашивал офицер.
— Да, — сказал Трофим. — Прапорщик. Вроде нынешних лейтенантов. Ну, а после революции в Красной Армии служил.
— Кирилл Гребнев был раскулачен и выслан в Сибирь в тридцатом году. Мои факты правильные?
— Правильные, — подтвердил Трофим. — Не хотел в колхоз. Хозяйство крепкое. Шесть дочек, рук хватало.
Рядом плакала Мария Трофимовна. Офицеры поговорили по-немецки и стали собираться. Семена и Трофима посадили в бронетранспортер на гусеничном ходу, погрузили убитых и поехали в город. Мария Трофимовна осталась в деревне.
Пассажиры спали. Мужчины изредка пробирались к передней двери покурить. Семен, не оборачиваясь, мог определить, кто подошел. Горный инженер пользовался газовой зажигалкой. С тихим шипением вырывался сноп огня, инженер каждый раз пугался такого обилия света, поспешно дул на огонь, наверное, купил зажигалку недавно и еще к ней не привык. Старик закуривал умело, пряча огонек спички в ладонях, и всегда глубоко выдыхал, прежде чем затянуться. Зажигалка лейтенанта металлически щелкала, но огня Семен никогда не видел, лейтенант нагибался к самому полу и загораживал огонь телом.
По щелчку зажигалки Семен определил, что подошел лейтенант.
— Не спится?
— Не спится, — сказал лейтенант. — Поломал распорядок, поспал на автовокзале.
— Послушай! — сказал Семен. — Война будет? Вам, военным, ведь виднее. Информации, как сейчас говорят, получаете больше.
— У военных об этом спрашивать бессмысленно, — сказал лейтенант. — Мы всегда должны быть готовы.
— У меня отец был военным, — сказал Семен. — Всю жизнь готовился, учился в академии, а погиб в первый день войны.
— Кто в первый, кто в последний день войны, а кто и без войны. У нас в городке недавно пьяный полез в пруд купаться и утонул. И только в одном месте посередине было метр девяносто, а везде чуть больше метра. Так он отыскал именно это место. Простите, вы не знаете, кто сидит на шестом кресле? — спросил лейтенант. Сразу от вопроса о войне лейтенант перешел к тому, что, видимо, его больше занимало в эту минуту.
— Девушка, — сказал Семен. — Думаю, что студентка.
— Да, — озабоченно протянул лейтенант.
— А ты поменяйся местами, — предложил Семен.
— Как-то неудобно, — сказал лейтенант.
— Чего тут неудобного?
В прошлом году они с Наташкой впервые ездили в отпуск вместе. В поезде она проспала всю ночь. Он разбудил ее перед самым прибытием на станцию.
Наташка спрыгнула, она спала наверху, как спрыгивают спортсменки с параллельных брусьев, приседая и вытянув руки в сторону, в школе она занималась гимнастикой, и еще она училась играть на пианино.
— Отвернись, — попросила она.
Он не отвернулся, и она не настаивала, снимала пижаму и надевала юбку, сердиться не было времени.
— Кстати, кем ты мне доводишься? — спросила Наташка.
— Женихом. Ты же знаешь.
— Женихом, так женихом, — согласилась она. — Только, пожалуйста, запомни: состояние невесты мне может надоесть.
На перроне в несколько минут она растеряла всю свою уверенность, старалась встать рядом и держаться за рукав его пиджака. Семен обнял ее за плечи и увидел Марию Трофимовну.
Мария Трофимовна стояла в нескольких шагах и смотрела в конец состава. Она сосредоточенно всматривалась из-под руки, так в кино матери встречают долго отсутствующих детей. На ней был коричневый костюм с серой облицовкой на воротнике и рукавах, удобный и модный покрой для пожилых и полных женщин, сшитый в ателье первого разряда в Ленинграде, куда она ездила на каникулах. Сейчас она подойдет, поцелует его и Наташку, отвернется, вытрет глаза кружевным платочком и аккуратно заложит его снова в карман, чтобы выглядывал кончик. Все произошло именно так.
На вокзале стояла полуторка, наполовину заполненная сеном. Теперь Мария Трофимовна скажет, конечно, это не такси, но приятно проехать городскому жителю на свежем сене по сельским дорогам. Она сказала именно так и сказала бы точно так же, если бы с Семеном приехал любой другой.
Наташка стояла у кабины, оглядываясь на Семена и Марию Трофимовну и улыбаясь им. Мария Трофимовна рассказывала о деревенских новостях. А Семен думал, что она чем-то озабочена, она без особенного энтузиазма вскакивала и объясняла названия деревень, мимо которых они проезжали.
— Я думала, ты приедешь с товарищем. Дня через три здесь будет Таня, — сказала Мария Трофимовна.
Теперь стала понятна ее сдержанность. При слове «Таня» Наташка обернулась.
— Племянница Марии Трофимовны, — пояснил Семен.
За последние годы он виделся с нею редко. Тане тридцать лет. Она грузная, с большими глазами, с фарфорово-чистым лицом. Она продавец. Мужчины, которым больше тридцати, подолгу рассматривают консервные банки в ее отделе. Подруги ей говорят: дура, тот, в серой шляпе, отличный мужик. Она снисходительно улыбается, это не самое лучшее, подождем, и ходит на танцы в клуб офицеров, как и одиннадцать лет назад. Тогда она вышла замуж за офицера-летчика, а он разбился. Через год она вышла за его друга, а через два года и он разбился. Теперь она прядь волос красит в седину. Но летчики суеверны, и на ней никто не пытается больше жениться. Надо будет ей посоветовать переехать в другой гарнизон, если она так любит летчиков. Пять лет назад они встретились в деревне, и Мария Трофимовна решила, что они подходящая пара.
Семен знал обоих ее мужей: капитана и майора. Она всегда казалась ему очень взрослой женщиной, которая создана для взрослых капитанов и майоров. Жениться на ней — это все равно, что жениться на учительнице, которая учила его в четвертом классе и которая еще не вышла замуж.
