Весь день Ксения сама себя убеждала, что нечего ей терзаться сомнениями, что предсмертная исповедь Еськова — полный бред. Но спокойствие так и не приходило. Все раздражало, все валилось из рук. Какое-то чувство, похожее на сознание неисполненного долга, подтачивало Ксению изнутри.
Вечером дома, закончив все дела и усевшись перед телевизором, она не могла сосредоточить внимание на экране. Рассеянно переключая телеканалы, Ксения нашла какую-то искусствоведческую передачу — и тут внезапно заинтересовалась: речь шла о театре, в котором работала последние годы Марина Потоцкая. Показывали отрывки спектаклей, репетиции. И вдруг в одном кадре появилось крупным планом прекрасное лицо Марины. Ксения подумала, что напрасно журналист Илья Щучинский советовал актрисе сделать пластическую операцию. Марина была так же хороша, как в молодости, только в чертах лица появилась строгость, темнее стали тени в уголках глаз, ироничней взгляд, тверже губы.
Дальше оператор снял аллею в сквере возле театра. Потом в кадре вновь появилась Марина, уходящая прочь по этой аллее. Вдруг она оглянулась и долгим, тревожным взглядом посмотрела прямо на зрителей. Ксения даже вздрогнула: этот взгляд словно проник в ее душу. И она внезапно поняла, как именно ей надо поступить.
Виктор Голенищев был благодарен своим родителям за данное ему имя. Он считал, что оно вполне соответствует его сути, ибо с младых ногтей и до глубокой зрелости привык чувствовать себя победителем.
Виктор родился в семье, причисленной к рядам номенклатурной советской аристократии. Дедушка Виктора был одним из тех речистых комиссаров, которые довольно быстро переместились с полей гражданской войны в самый центр Москвы, стали делать советскую политику, но при этом до конца своих дней оставались неистощимы в рассказах о боевом прошлом. Сыновей он назвал Семеном и Климентием в честь своих любимых красных командиров Буденного и Ворошилова. Семен рано погиб в результате несчастного случая, а Климентий продолжил дело отца, став политическим журналистом, и продолжил свой род, став отцом Виктора и Вячеслава.
Дети, рожденные в привилегированной семье, чувствуют свою избранность даже уверенней и глубже, чем их предки, которые еще помнят, как были некогда «простыми». Виктору и Вячеславу не пришлось карабкаться наверх и закрепляться там, доказывая свою незаменимость и благонадежность. Парни, что называется, пришли на готовое, и для самоутверждения им хотелось демонстрировать не преданность, а дерзость и фрондерство. Это они и делали, привлекая эксцентричными выходками внимание богемного столичного бомонда и вызывая снисходительные улыбки старшего поколения: ну, молодо-зелено, пусть перебесятся. Впрочем, Вячеслав, с детства прозванный Вячиком, в своем эпатаже перегнул палку. Он, в отличие от Виктора, не обладал здоровьем и физической силой, а потому не мог, подобно брату, преуспевать в спорте, гонять на мотоцикле и автомобиле и ночи напролет трястись в бешеных ритмах рок-н-ролла и твиста. И свое физическое отставание он решил компенсировать в интеллектуальной сфере. Вячик стал активно сотрудничать в подпольном самиздате, вскоре прослыл опасным человеком и диссидентом, что прибавило ему поклонниц и принесло дополнительный авторитет у приятелей. Однажды вышел скандал: самиздатовская группа была замечена КГБ, это грозило большими неприятностями, и Голенищеву-старшему пришлось задействовать все свои связи, чтобы замять дело об участии Вячика. Оступившееся дитя было срочно отправлено подальше с дипломатической миссией, — благо, Вячик был выпускником МГИМО. Вскоре он женился на иностранке и не возвращался на родину-мать до самых переломных времен.
Виктор, в отличие от брата, делал ставку на патриотизм и не отождествлял родину с государством. Он смог прославиться и приобрести определенную степень свободы даже в пределах своего тоталитарного отечества. В этом ему помог спорт, а также общительный характер и артистичная натура.
Виктор принадлежал к поколению, для которого слово «плейбой» не было привычным. Но, если бы он родился не через два, а через двадцать два года после Победы, и молодость его совпала бы со временем повальной американизации, то он бы, безусловно, имел плейбойскую репутацию, ибо она вполне соответствовала его образу жизни. Он и сейчас, в пятьдесят два года, оставался стройным, спортивным, излучающим энергию. Даже его нынешняя жена Инга, которая была моложе Виктора на семнадцать лет, не всегда могла угнаться за тем бешеным ритмом жизни, который он смолоду привык задавать себе и окружающим.
Всегда обласканный вниманием женщин, Виктор при этом ухитрялся не испортить отношения с мужчинами, не вызвать лишней зависти и не нажить себе соперников. Он легко сходился с людьми как в светском обществе, так и в самом приблатненном. Это помогало ему и в делах. Виктор утвердил себя во многих ипостасях: спортсмен, журналист, телеведущий, затем продюсер нескольких популярных телепрограмм и газет. Теперь он полным ходом шел в политику, и здесь его, судя по всему, тоже ждал успех.
Сегодня Виктору предстояла поездка на очередную встречу с избирателями: он баллотировался в одном из подмосковных округов. Примеряя перед зеркалом костюм и выражение лица, Виктор усмехнулся при мысли, как вовремя и метко умеет выбирать точку приложения сил. Вот, например, подайся он в политику на несколько лет раньше — и мог бы потерпеть фиаско. Тогда еще в народе не остыла неприязнь к потомкам партийно-советских деятелей, и конкуренты вполне могли подогреть ее, без конца повторяя, как благополучна и обласкана при всех властителях была семья Голенищевых. Но теперь, когда люди разочаровались в демократах и олигархах, пришло время «новых старых». За эти годы потускнели репутации тех, кто потрясал трибуны в начале девяностых, а вот обаяние Виктора Голенищева ничуть не потускнело. Теперь все играло ему на руку: и то, что раньше никогда не лез в политику, не запятнал себя участием в сомнительных реформах, и то, что не был снобом, умел общаться с любым контингентом, а уж спортом начал заниматься давным-давно, а не тогда, когда это вошло в политическую моду. И даже брат-диссидент сейчас пригодился, можно было при случае упомянуть, что, дескать, в семье Голенищевых тоже были пострадавшие. Правда, сам Вячик чуть было не подпортил семейную репутацию. Будучи диссидентом не по убеждениям, а по натуре, он, вернувшись в родное отечество, снова попытался встать в оппозицию. Но, поскольку теперь российские оппозиционеры имели красный и немного коричневый оттенок, то Вячик хотел было примкнуть к партии Эдички Лимонова. И сделал бы это, если бы папа Климентий вовремя его не остановил. А так как Вячик в глубине души уважал отца и был ему за многое благодарен, то внушение Голенищева-старшего возымело действие.
Климентий по возрасту и состоянию здоровья уже не мог заниматься активной деятельностью, но, даже сидя в кресле, он решал одну важную семейную задачу. Этот сын революционного комиссара, в былые годы не забывавший подчеркнуть свое пролетарское происхождение, теперь с документами в руках доказывал, что семья Голенищевых имеет дворянские корни, что она восходит к побочной ветви знаменитого рода Голенищевых-Кутузовых.
Виктор повернулся к зеркалу боком и мысленно оценил свой профиль и осанку, отметив, что они не лишены аристократического шарма. Темно-русые волосы на висках посеребрила седина, легкие морщины возле глаз только подчеркивают выразительность взгляда. Помесь стареющего плейбоя с породистым дворянином. Пожалуй, надо добавить немного строгости, этакой патриархальной благочестивости. Сейчас уже все объелись свободой нравов, надо показать свою приверженность христианским устоям. Да, именно так. Именно такой имидж в настоящее время хотел иметь Виктор Голенищев. А он всегда добивался в жизни того, чего хотел. Ну, почти всегда… Лишь одно у него было поражение. Одно, но такое, из-за которого многие победы становились не в радость… На секунду он представил, как посмеялась бы Марина над его новой сферой деятельности. Он почти услышал этот смех — звонкий, надменный, но не вульгарный. Так умела смеяться только она, ангелоподобная инфернальница голубых кровей. Ей словно нипочем были собственные неудачи и чужие успехи.
«Не думать об этом. Все давно в прошлом», — мысленно приказал себе Виктор. Он начинал жизнь на новом поприще, где его ждала новая слава. Конечно, нет уже того честолюбия и энтузиазма, которые так подталкивали к действиям в прежние годы. Наверное, возраст берет свое? Кто знает… Зато взамен появились опыт, выдержка, мудрость. И есть на кого опереться. Мощный клан во главе с банкиром Геннадием Бараником сделал ставку на обаяние, речистость и почти незапятнанную репутацию Виктора. Да и то сказать, не из своей же среды им выдвигать депутата, когда все они замазаны коррупцией, строительством финансовых пирамид, а то и отмыванием наркодолларов. Нет, им лучше держаться в тени. А чтобы никто не доказал, будто клан Бараника финансирует предвыборную кампанию Голенищева, существует «буферная» организация Владлена Ховрина, брата Инги. Молодец шурин, голова у него варит. Недаром ему удалось так быстро преуспеть в рекламном бизнесе.
