Удалив из организма мочу, он принимается звонить, но дверь не открывается. Вероятно, он нажимает не туда, куда следует. У меня доброе сердце, я решаю ему помочь.
- Ты что, приятель? - спрашивает он меня, продолжая нажимать на кнопку, и, не глядя на меня, продолжает говорить:
- Не отвечает, бл... Я собрался к ней, она сказала, что будет ждать, а сама не открывает. У нее есть кто-то, браток, но я хочу тебе ее показать... Ерунда, что она с ним...
Пока он описывает мне Инес в самых непринужденных выражениях, я смотрю на табло с кнопками звонков и убеждаюсь, что он нажимает точно по адресу нашей милой подруги. Видимо, она задремала в ожидании услад и не слышит желанного звонка.
- Погоди-ка, приятель, я тебе открою.
Моя отмычка всегда со мной. Негромкий щелчок, и дверь открыта.
- Пошли вместе к этой шлюхе, - икает и еле выговаривает Ролан. - Я так хочу... У нее выпьем... Она то, что надо... ее на двоих хватит... Обещаю на все сто...
Зачем я иду за ним?
Хочу удивить Инес? Или проверить, насколько ночной гость способен выполнить все свои обещания? Во всяком случае, в лифте мы оказываемся одновременно.
Когда кабина останавливается, я выскакиваю и распахиваю перед Роланом дверь.
- Извини, приятель, - бессвязно бормочет пьяница. - Не надо было после водки пить пиво и ликер. Я должен был воздержаться.
Дверь в квартиру Инес открыта, видимо, согласно договоренности с Роланом. Мой новый товарищ стоит чуть ли не на четвереньках, от него разит, как из бочки.
Заплетающимся языком он говорит:
- Ш-ш-ш... Прежде, чем идти к красотке, мне надо немного в ванную... немного оправиться... Подожди меня...
Оказывается, квартира ему прекрасно знакома.
Неуверенной походкой он направляется по коридорчику к ванной, а я прохожу в комнату предупредить Инес, что ее ожидания, видимо, откладываются на будущее.
Я не говорил о комнате Инес - мне казалось это несущественным. Но следует заметить, что она - хороша, и обставлена со вкусом.
На консоли, на черном мраморном постаменте всегда стояла бронзовая голубка с широко расправленными крыльями. Я восхищался ею, брал в руки, чтобы лучше оценить тонкую работу статуэтки. Но на сей раз оказалось, что голубка слетела с цоколя и оказалась на голове Инес, вколотая в нее, как топор в полено. Одним крылом она вонзилась в правый глаз Инес, и бедную девушку залила кровь.
Это - очень непривлекательно и страшно.
Легкий взгляд назад
Человек с шишкой находится в моей приемной. Он мне отвратителен. Сифилитик в клоунском клетчатом костюме. Его шишка блестит в свете люминесцентных ламп, как железнодорожный семафор.
Компанию ему составляет Берюрье. Боров занимает его разными рассказами, не приглушая раскатов своего баса. Как обычно, он сидит на ковре, по-портновски подвернув ноги. Его массивные ходули вылезли из широченных штанов. Работая иглой с длинной ниткой, он не забывает трудиться и языком, замолкая только тогда, когда укалывается, после чего начинает ругаться. Он чинит свои огромные брюки.
Увидав в своем агентстве человека с шишкой, я хмурюсь. Накануне, у Кристиана Бордо он взирал на меня явно враждебно, но сегодня утром он предупредителен, как торговец коврами.
Он протягивает мне свою коротенькую, толстую и потную руку, я чисто рефлекторно пожимаю ее, после чего он смущенно заявляет мне, что ему надо поговорить со мной о чем-то весьма важном.
Я отпускаю его руку и открываю дверь в кабинет. Стоя, человечек производит еще более худшее впечатление, чем когда сидит. Вероятно, от того, что ноги его очень коротки, искривлены и не соответствуют величине туловища.
- В чем дело? Я вас слушаю, господин...
- Роберт Поташ.
Он начинает неистово хохотать, думая рассмешить и меня, но мое лицо сохраняет каменное выражение.
- Я пришел из-за Кри-Кри, - наконец заявляет Поташ, так как я продолжаю молчать. Сглотнув слюну, он продолжает: - Я хотел бы поговорить с вами о том, о чем Кри-Кри не сказал вам. Есть люди, которые очень озлоблены на вето. Вы, конечно, поняли, что сны - это выдумка артиста. Я полагаю, что он черпает их из угроз, адресованных ему.
- Кем?
- Я вам говорю: людьми. Нам они не известны, но он давно уже потерял сон и аппетит. Они намекают ему о конце его жизни.
- Каким образом?
- Всякими.
- Например?
Поташ пожимает клетчатыми плечами, громко причмокивает и даже пытается, как моряк, присвистнуть.
- Ну, например: при его появлении звонят погребальные колокола.
- Еще?
- Ему звонят в любое время дня и ночи, особенно, если он в студии. Его вызывают к телефону и говорят, что звонит продюсер или жена, импресарио или редактор газеты. Когда он подходит, вместо разговора звонят колокола, либо раздаются странные звуки.
- Какого рода?
- Любого: то зловещий хохот, то клаксон машины, то лошадиное ржание. Вы представляете? А потом трубку вешают. Он сходит с ума, пытается выяснить, кто звонил. Но как это сделать, если его жена, продюсер и импресарио звонят ему довольно часто?
- Есть ли еще какие-нибудь враждебные проявления, господин Поташ?
- Фотомонтажи. Он находит их в своих вещах, получает по почте. Однажды, в его уборной на студии, к стене прикололи большую фотографию, будто какой-то малыш с невероятным выражением лица набивает ему трубку.
- Может быть, из него пытаются выудить деньги?
- Нет, до сих пор этого не было, но может быть, будет. Как вы полагаете?
Без всякого приглашения появляется Берюрье со штанами на плечах, как в сырую погоду накидывают макинтош.
- У тебя нет французских булавок? - спрашивает он. - У меня сломалась молния.
- Оставь меня в покое!
Кабан снисходительно улыбается и говорит карлику, тыкая через плечо в меня свой указательный палец:
- Он не очень-то вежлив и покладист, как ты думаешь?
Затем он натягивает на себя штаны, а так как молнии нет на ширинке, прикрывает это место рубашкой.
- А вы-то кто такой, господин Поташ? - начинаю я с той безжалостностью, с которой журналисты добиваются интервью с интересующими их лицами, чтобы в дальнейшем разоблачить их.
- То есть, как это?
- Я говорю о вашем занятии.
- Я - артист мюзик-холла.
- Какого направления?
- Я работал в иллюзионе на пару с товарищем, но он влюбился в одну девицу, которой понадобилось мое место, и я очутился за бортом. Потом я работал в кино, помощником по звуку, там встретился с Кри-Кри. Мы почувствовали взаимную симпатию и ему нужен был секретарь.
- Значит, вы - его секретарь?
- Именно так.
- А в чем заключаются ваши секретарские обязанности? Игра в белот и включение телевизора?
Он краснеет. Его лицо, за исключением шишки, пылает.
Тогда я нажимаю на кнопку, которой пользуюсь, чтобы вызвать Матье. Я нажимаю, как и условлено, три раза. Вскоре появляется рыжий Матье с данными на Поташа.
Дело вот в чем: на нашей двери весит табличка "Входите без звонка". Прибывший волнуется. Если это - клиент, то Матье, после того, как его усадит (клиента, разумеется, а не Матье), уже снимает отпечатки пальцев и справляется о досье на посетителя.
На квадратике картона я читаю:
"Роберт Поташ, родился в Понтено, воспитанник сиротского приюта. В 16 лет осужден за угон машины. В 25 лет участвовал в вооруженном нападении (в банде был шофером). В 28 лет осужден на 18 месяцев тюрьмы за подлог чеков. В заключении сошелся с Мартивэ Жозефом - профессиональным фокусником. Вместе разработали номер. После освобождения доработали его. С тех пор данные о нем отсутствуют".
Кивком головы благодарю Матье. Хороша птичка! А мой рыжий - вот настоящий фокусник. Он деликатно выходит, а я протягиваю Поташу карточку.
- Что-нибудь забыто? - спрашиваю я. Он внимательно читает текст, изредка подмигивая мне. Когда кончает, спрашивает:
- Черт возьми, как вы узнали все это?
- Это - мое ремесло, дружок. Ну, так как?
Он качает головой.
- Старая история. Сами понимаете, когда растешь беспризорником, то...
Я забираю у него карточку, рву и выбрасываю в корзину для бумаг. Видимо, это успокаивает моего собеседника и производит на него впечатление, что прощаются его прошлые поступки. Нет ничего отраднее отпущения грехов, независимо, где и как оно происходит.
- А не ты ли провоцировал муки Кри-Кри? - спрашиваю я.
Он подскакивает.
- Не говорите так, патрон!
Замечательно, он назвал меня патроном - вероятно, за мое всезнание его прошлого.
- Я всем обязан Кри-Кри. Он - великий человек.
- Значит, ты волнуешься за него!
- Очень!
Он ерзает на стуле и добавляет:
- Я боюсь не только за второе июня. Второе июня - это сон есть сон. Не так ли?
Жестокая действительность
Ролан, шатаясь, выходит из ванной. Он делает вид, что ему море по колено. Удивительно то, что, находясь в таком состоянии, он лезет напролом, как осел, нажравшийся возбудителя. Причем, он весьма уверен в своих возможностях.
Сам по себе, это - классический пример "души общества". Нос с легкой горбинкой, полноватая фигура, симпатичный, очень общительный. Убежден, что при случае он может и постоять за себя.
