Седой субъект добрался до Кизиловой горки, некогда утыканной частными домиками, а ныне тесно застроенной высотными жилыми зданиями.
"Где же она теперь живет?" - озадаченно пробормотал он и, оглядевшись, направился к телефонной будке. Справочная служба выдала ему необходимый номер, и он тут же набрал его.
В трубке раздался девичий голосок:
- Слушаю вас.
- Девочка, мне надо поговорить с Александрой Александровной.
- Я не девочка, - ответила трубка. - А мама на работе.
- Все ясно. Сколько же тебе лет, мой мальчик?
- Девять. А что?
- Надо же! - обрадованно выдохнул в трубку пловец. И, словно испугавшись, что трубку на том конце повесят, заторопился: - А где твоя мама работает?
- На почтамте, до востребования. А вы кто?
- Я друг твоей мамы. Друг молодости...
- Значит, вы не местный?
- Когда-то жил тут.
- Вы не найдете ее. Давайте я вам объясню.
- Не нужно. Я найду.
- Тогда поспешите. Мама сегодня в первую смену. Скоро она кончит, и вы можете не застать ее на работе.
Мужчина повесил трубку и пошел назад, на Набережную. Спустился к молу. Долго стоял там, слушая, как кричат чайки, споря о кусочке хлеба, брошенного катающимися на морских трамвайчиках отдыхающими. Электронные часы показывали тринадцать часов. Потом на экране появилась и другая информация: температура воды, воздуха, балльность волнения, день недели, число, год. Спохватившись, мужчина побежал, и прохожие оглядывались на высокого, хорошо одетого человека с ослепительной шевелюрой. На подступах к почтамту он перевел дыхание. В зал вошел неторопливо. Направился к отделу "До востребования". За барьером сидела полная рыжеволосая женщина. Он отметил: "Перекрасилась!" На мгновение в лице женщины что-то дрогнуло.
"Постарела. Особенно руки. Смотрит, словно под гипнозом".
Он быстро отвернулся и вышел на улицу. Сел неподалеку в скверике. Стал ждать.
"Скоро пересменка. Пойдет домой. Подойти?"
Минут через десять появилась она.
"Высокие ноги. Походка та же".
Он уже решился подняться и подойти. Но в последний момент что-то его удержало.
"Нет! Зачем? Да и как объяснить? Перепугается".
Мужчина поперхнулся.
"Господи! Все, как раньше. А думал, что давно уже все отмерло. Не как у людей..."
Из кустов выскочили двое ребятишек. Загорелые, светловолосые.
- Мама! - завопил один из них. Нос и щеки в веснушках.
"Этот подходящий. Этот, пожалуй, то, что надо. Мой!"
Встал и пошел за матерью с сыном. Крадучись, сторонясь и боясь упустить из виду.
Но вот мальчишки отстали. Женщина ускорила шаг и пропала в аллее Приморского сквера.
- Ну что, парни! - окликнул он ребят. - Какие проблемы?
- Проблем хватает, - ответил тот, которого он выбрал.
- Может, я помогу?
- Бабки нужны, - хитро сощурился конопатый.
- Тоже мне проблема!
- Если для вас бабки не проблема, то мы с вами дружим, ответил второй.
- А зачем вам бабки?
- Цирк приехал, - ответил конопатый. - Билетов не достать. Но тут один обещает за тройную плату.
- И что, интересный цирк?
- Там фокусник пилит бабу на виду у всех. Настоящей пилой. А потом она срастается; снова живая становится. Охота посмотреть. - Глаза конопатого горели. Он даже взмок от предвкушения счастья.
Мужчина дал мальчишкам денег. Наказал взять билет и на его долю.
Ждать пришлось недолго.
Размазывая по лицу пот и слезы, мальчишки выскочили из-за угла и стали наперебой жаловаться, что Козел их надул. Деньги забрал, а им еще и пинкарей навтыкал.
Пришлось идти разбираться. Козел, невысокий, вертлявый человечек неопределенного возраста, увидев, что мальцы вернулись с заступником, попытался улизнуть. Но разве от пацанов скроешься? Тогда он решил идти ва-банк. Подлетел к заступнику, надеясь взять его на испуг. Пришлось поставить беднягу с ног на голову и вытряхнуть из него все содержимое - деньги и пачку билетов в цирк. Козел вопил, брыкался.
- Пусть пацаны берут свои билеты, остальное отдай, иначе не обрадуешься!
Но деньги и билеты были уже подобраны. Судя по всему, их никто не намеревался отдавать.
- Длинно-белый. Ты, я вижу, приехалом. Имей в виду, Морфий тебя накажет. Не слыхал про такого? Ну подожди, услышишь. Вертай бабки и квитки по-хорошему, иначе...
- Что? - воскликнул один из мальчишек. - Морфием пугаешь? Это тебя Морфий наследства лишит, если я расскажу, как ты хотел нас надурить. Да, да! Морфий - мой дядя. Понял, Козел?!
После таких доводов Козел замолчал и исчез. А троица пошла к цирку и, к восторгу оставшихся без билетов, стала раздавать их бесплатно. Начиналось дневное представление. Троица с наслаждением смотрела, как фокусник перепиливал девицу, сам проваливался сквозь землю, спускался с неба в кубическом ящике. И всякое другое творил - невероятное, несусветное.
После цирка Длинно-белый провожал приятелей домой. Один из них жил тут же, на Набережной. Другой - подальше. Когда Длинно-белый остался наедине с конопатым, он обнял его за плечи, поднял и поцеловал.
- Что это за новости сезона? - вывернулся из рук мальчишка.
- Извини, брат, - смущенно пробормотал мужчина. - Это я так. Больше не буду.
- Ладно, извиняю, - возмущенно пробормотал мальчишка. И вскоре забыл об этом инциденте, который, судя по дальнейшему, нисколько не убавил его интереса к Длинно-белому.
- Где это вы так ловко изучили приемчики, которыми скрутили Козла? - спросил конопатый.
- Да было дело, - уклончиво ответил мужчина.
- А кто вы? Откуда? - не унималось любопытство мальчишки.
- Ну что ж, давай знакомиться. Тебя я уже знаю. Мак?
- Мак.
- Что ж, вполне иностранное имя. Я тоже иностранец. Только что из Франции. По заданию. - Глаза его улыбались, и Мак недоверчиво спросил:
- Неужели шпион?
- Боже избави. Я прибыл сюда, чтобы спасти хорошего человека и наказать плохого, очень неважного, надо сказать, типуса.
Значит, вы из Интерпола. Я читал, что эта полиция помогает тем странам, которые сами не могут со своими бандитами справиться. Да?
- Что-то вроде того, - нахмурился иностранец.
- Какие же в нашем городе могут быть преступники?
- Есть и у вас. Да еще какие!
- Вы, наверное, имеете в виду наркоманов?
- Ты угадал.
- Ясно! - заключил Мак и пристально взглянул на Длинно-белого. - Мне надо бежать. Мама не любит оставаться одна по вечерам. Спасибо вам за цирк...
- Мы еще увидимся, Мак?
- Ладно, - чуть подумав, решил Мак. И побежал прочь.
- Только у меня одно условие! - крикнул ему вслед иностранец.
- Какое? - остановился Мак.
- Приходи на мол. Но один, без приятеля.
- Ладно. А почему?
- Сам понимаешь, конспирация у меня. В тебя я верю, а вот приятель может проболтаться и все испортить. Я имею в виду мое задание.
- Согласен, - ответил Мак.
Всякий раз, возвращаясь, он как бы предчувствовал, куда возвращается. В калейдоскопе уходов и возвращений он не видел никакой закономерности или системы. Выныривая из небытия чаще всего в новом для себя месте, он тут же ориентировался во времени и пространстве. Шел туда, где был необходим, и сразу же находил пару: убийцу и жертву. И, не теряя ни минуты, начинал работать. Зачастую времени не было не только на отдых, но и на размышления. Уходы порой следовали один за другим. И тогда он воспринимал все происходящее с ним, как мучительно затянувшийся сон- тяжелый и изнурительный. Обычно после такой серии уходов он попадал на какое-то время в родной город. Здесь отдыхал, иногда довольно долго: неделями, а то и месяцами.
Где его только не носило, какими только способами его не отправляли на тот свет! В последний раз в него всадил всю обойму из автомата чернокожий наркоман, захвативший частную аптеку в предместье Лиможа. Арусс только приступил к службе. Взяли его подменным патрульщиком в дорожную полицию, куда и поступил сигнал о захвате аптекаря с женой и дочерью. Когда прибыла группа захвата, Арусс предложил комиссару полиции свой план. Мол, он с мегафоном пойдет прямо к парадному входу в аптеку, а ребята, пока будет переговариваться с захватчиком, ворвутся через черный ход. Для пущей важности Арусс надел жилет. Короче, он беседовал с черным наркоманом до тех пор, пока не увидел, что ребята вошли в помещение. Арусс бросил мегафон и начал вламываться в аптеку с улицы. Его сочли ненормальным, однако проверить это было невозможно, так как прямо от аптеки Арусса повезли в морг, откуда он благополучно испарился.
Еще в ушах пробуждающегося Арусса звучало: "Призри, услышь меня. Господи, Боже мой! Просвети очи мои, да не усну я сном смертным", - а сквозь тяжелые веки уже текло солнечное земное сияние. Ушные раковины наполнялись шумом, памятным еще не определившейся в сознании гармонией.
"Все возвращается. Скоро я все увижу и пойму".
Сверкнула радостная искорка: "Домой еду!"
И дернулся, и вышел на поверхность того, что глухо и отдаленно шумело, и задышал.
"Дома!"
Сюда он возвращался всегда морем. Выходил где-нибудь на диком пляже. Шел именно туда, где ждала его одежда. Одевался - и в город. В карманах всегда находились деньги на первый случай. Он не торопился, гулял, рассматривал заметно изменившийся облик города, вспоминал...
