— Вас ждет Илона, — напомнила секретарь.
— Пусть войдет, — распорядился Петровский. — Может, она лучше предыдущей дуры? Только называй ее Надей, а не Илоной.
«Предыдущая дура» сбежала с каким-то музыкантом, а через месяц приехала и умоляла взять ее обратно. Петровский ее прогнал и приказал никогда не пускать в офис. Если человек не видит собственной выгоды, он ничего не в состоянии понять в этом мире, был убежден он.
Молодая женщина вошла в кабинет и замерла у двери.
— Ближе, — приказал Святослав Олегович.
Она сделала несколько шагов к его столу.
— Еще ближе, — тоном, не терпящим возражения, повторил он.
Девушка подошла к нему.
— У тебя свои волосы или парик? — спросил он, глядя на ее светлые кудряшки.
— Парик, — призналась она.
— Сними.
Она стащила парик. Настоящие волосы оказались каштанового цвета. Короткая стрижка ей шла гораздо больше. Лицо стало более вытянутым и одухотворенным. Хотя, возможно, это лишь видимость.
— Виктория говорила, что ты не прошла по конкурсу, — вспомнил Петровский.
— Я поступала…
— Неважно, — перебил он ее, — все приезжающие мечтают стать актрисами. Это сразу видно по тебе.
Она стояла, переминаясь с ноги на ногу.
— Раздевайся, — махнул Петровский рукой — хочу посмотреть, на что ты годишься.
Поглядим, какая ты актриса.
Девушка заколебалась. Ему понравилось ее смущение. Значит, еще не совсем испорченная девка. Это очень хорошо.
— Раздеться? — не поверила она услышанному. — Как это — раздеться?
— Снять с себя все, — пояснил Петровский. — Как же ты собиралась быть актрисой, если не можешь раздеться в присутствии постороннего человека? Считай, что я режиссер.
— А вы действительно режиссер?
— Либо ты сейчас начнешь раздеваться, либо уйдешь отсюда навсегда, — повысил го-
лос Святослав Олегович. — У меня нет времени на разговоры. Считаю до трех. Раз…
Девушка оглянулась по сторонам и молча начала расстегивать юбку. Затем сняла кофту.
Ему не понравились ее колготки, но он оценил, что они были без видимых повреждений. Она вопросительно посмотрела на него.
— Никто не собирается тебя насиловать, — нахмурился он, — раз тебе сказали, значит, нужно раздеваться.
Ее нижнее белье не понравилось ему еще больше. Он чуть поморщился. Разве можно экономить на таких вещах? Через полторы минуты молодая женщина стояла перед ним абсолютно обнаженной, пытаясь прикрыть груди. Он не ошибся. У нее была очень хорошая фигура. Если ее отмыть и научить манерам, можно будет использовать для любой работы.
Петровский встал и подошел к ней. Отвел ее руки, посмотрел на груди. Девушка закрыла глаза. Кажется она была готова к тому, что он сейчас набросится на нее и начнет насиловать прямо в кабинете.
«Начиталась, как все, дешевых детективов», — с огорчением подумал Святослав Олегович, возвращаясь на свое место.
Надя удивленно открыла глаза, не понимая, что происходит.
— Да, — сказал он в ответ на так и не прозвучавший вопрос, — я никогда не встречаюсь с незнакомыми женщинами. Тем более на работе, в своем кабинете. У тебя такое изумленное лицо, будто ты ждала, что я начну тебя убивать прямо здесь. Старайся держать свои эмоции под контролем. И вообще будь готова к любой ситуации.
Она попятилась от него, обиженно заморгав. Он кивнул.
— Одевайся, все в порядке. Отправляйся в магазин и купи себе приличное нижнее белье. Я скажу, чтобы тебе дали деньги.
— Я его в магазине покупала у Киевского вокзала, — обиделась Надя, — говорили, что французское. Триста рублей заплатила.
— Настоящее французское белье стоит от трехсот долларов до тысячи, — поучительно проговорил Петровский, — а тебе продали китайский или турецкий ширпотреб. Купи хорошую одежду, лучше всего джинсы или брюки. И никогда не носи парики, не мажь лицо разной гадостью, иначе у тебя будет аллергия. Сегодня я улетаю в Курск, а завтра вернусь, и мы поговорим. И еще одно важное условие. Не смей встречаться ни с кем без моего разрешения. Квартиру мы тебе найдем. Будешь получать для начала долларов… пятьсот. Надеюсь, тебе хватит. Квартиру оплачивать будем мы. И еще тебе нужно учиться. Выглядишь, как дешевка. Родители живы?
— Мама жива.
— Откуда ты приехала? Только не ври, я все равно проверю.
— Из Липецка. — Девушка быстро одевалась.
— Давно?
— Полгода назад.
— Заразу никакую не успела подцепить?
— Какую заразу? — Она не поняла, и это тоже было хорошим сигналом.
— Грипп какой-нибудь, — пошутил он, — или ангину. Учти, ты поступаешь на работу в солидную организацию. Один раз увижу, как ты кому-то строишь глазки или решила таким образом поправить свое материальное положение, сразу вылетишь с работы. Без разговоров. И вообще из Москвы уберешься.
— Не понимаю, что я должна делать…
— Это я тебе потом объясню. А сейчас иди в тридцать четвертый кабинет, там тебе дадут деньги и скажут, куда ехать. Она кивнула и вышла.
— Инна, — позвонил Святослав Олегович секретарю, — скажи, чтобы эту девочку одели и привели в порядок. Косметика, парикмахерская, макияж. Пусть найдут ей приличное белье, хорошие колготки. Ты меня поняла? — И, положив трубку, тяжело вздохнул. Странно, что он никак не отреагировал на красивую молодую женщину, стояившую перед ним обнаженной. А у нее тякая отличная фигура! И небольшие грудь, как раз помещающиеся в ладонях.
Раньше он любил именно такой тип женщин. Но это было давно. Тогда он хотя бы чувствовал некоторое волнение при виде красивого тела. А сейчас ощущал себя врачом, которого ничем нельзя смутить. «Уже сорок пять, — подумал Петровский, — чего мне выпендриваться? С женой у меня все в порядке. А другие женщины меня всегда мало интересовали. Или не интересовали вообще». Действительно, по-настоящему он чувствовал себя удовлетворенным, когда его агентство проводило очередную успешную пиар-кампанию. Даже деньги и гонорары, получаемые за работу, его волновали не так, как сама возможность проявить себя в очередной раз, доказав всем, что он лучший специалист в этой области. Петровский был трудоголиком и самое большое удовольствие получал от своей работы.
«Нужно завести какую-нибудь любовницу, — неожиданно подумал он, — я становлюсь слишком равнодушным. Так недолго и в импотента превратиться».
— Инна, зайди ко мне, — позвал он секретаршу.
Она вошла в кабинет.
— Как ты думаешь, — неожиданно спросил Святослав Олегович, — я еще могу нравиться молодым женщинам?
— Вас интересует конкретно мое мнение или вообще? — уточнила она, не улыбнувшись.
— И то, и другое.
— Мне вы нравитесь. А вообще не знаю. Если вы имеете в виду девицу, которая сейчас вышла…
— Спасибо, можешь идти, — отмахнулся Петровский. Когда она ушла, он прошел во вторую комнату, находящуюся за кабинетом, встал перед зеркалом и внимательно посмотрел на себя. Мужчина средних лет с отекшим лицом, намечающимся вторым подбородком. Хорошо, что волосы еще в порядке, хотя уже начинают образовываться залысины. И зубы хорошие. Он улыбнулся своему отражению. И для такого тела хотят заказать «гроб»? Этот дурачок Качанов считает, что может ему угрожать. Наверное, даже не предполагает, что ничего не сможет сделать. Петровскому достаточно поднять трубку — и к вечеру Качанов уже будет разговаривать с чертями на том свете. Эта «операция» стоит совсем недорого. Однако такое решение проблемы слишком непрофессионально. Репутация дороже. Если просочится слух, что его клиент, заплативший два миллиона, не только не прошел в депутаты, но и случайно оказался убитым, в агентство «Милленимиум» больше никто не обратится. Тогда можно потерять гораздо более крупные деньги, а главное — репутацию успешного профессионала, нажитую очень нелегким трудом.
В конце восьмидесятых, когда разрешили кооперативы, он еще работал в конструкторском бюро. Они неплохо разбирались в компьютерах и, создав тогда первый кооператив, заработали миллион рублей уже к началу девяностого года. Рынок огромной страны насыщался дешевым ширпотребом: турецким текстилем, польской кожей, тайванской бытовой техникой, китайскими пуховиками. Кооператив Петровского доставлял компьютеры. Все шло хорошо, вот только деньги обесценивались быстрее, чем они их зарабатывали. Именно в этот момент он и познакомился с Юлаем Абуталиповичем, который переводил деньги на фиктивные счета, обналичивая огромные суммы. К девяносто первому году их кооператив насчитывал уже двадцать восемь человек, а оборот фирмы составлял более десяти миллионов рублей. Первый тревожный звонок грянул в январе девяносто первого, когда премьер Павлов начал проводить свою своеобразную денежную реформу. Нужно было за несколько дней обменять все крупные купюры, имевшиеся в наличии.
