Ознакомительная версия.
Тело лежало на столе словно праздничное блюдо в новогоднюю ночь. Оно разместилось… удобно, как бы жутко это ни звучало. Колени согнуты прямо по краю стола, руки разбросаны, голова запрокинута и свисает с другого края. Длинные волосы касаются асфальта, майка задралась, обнажив пупок и выступающие нижние ребра, но хлопчатобумажные «пионерские» трусики на месте. Все очень прилично, прямо хоть устраивай семейный просмотр. Арсений упал на колени, трясущимися руками поднял свесившуюся женскую голову и… снова увидел разбитое лицо жены со слипшейся от крови челкой и закрытыми глазами. А потом веки дрогнули, и глаза широко распахнулись. Арсений всхлипнул от ужаса и неловко повалился на правый бок.
– Вызывайте «скорую», – приказал мужской голос у него за спиной. – Девчонка-то живая. Видать в рубашке родилась.
– В майке, – поправил другой мужской голос, и оба хмыкнули, не решаясь рассмеяться.
– А мужик? – спросил ломающийся от возбуждения юношеский тенорок.
Шею Арсения тронули чьи-то пальцы.
– Живой, – проинформировал первый голос. – В обморок грохнулся.
Тут звуки поплыли, отодвинулись куда-то очень далеко, и Арсений действительно потерял сознание.
«Кто-ты – кто-ты – кто-ты – кто-ты…»
О, эти невыносимые звуки! Они были как маяк в мире тумана и боли. Боль была везде: к югу и северу от шеи, боль простиралась на запад от правого плеча и на восток от левого. Тело превратилось в материк, затопленный болью сверху донизу, вглубь и вширь.
Иногда предплечье кусала игла, и боль отступала, как вода во время отлива. В момент выхода из полной темноты у нее появилась мысль, не связанная с нынешним состоянием. Это была мысль о сваях на анапском пляже, куда родители возили ее в детстве. Она всегда стелила полотенце возле воды и с интересом наблюдала, как волна то накрывает одиноко торчавшие деревянные клыки доисторических монстров, то снова обнажает скользкую от слизи почерневшую поверхность. Боль приходила вместе с приливом и уходила с отливом. Но лучше ей не становилось, потому что свая, проглядывая сквозь воду, напоминала о возвращении боли. И эти звуки:
«Кто-ты – кто-ты – кто-ты – кто-ты…»
«Я – Даша, – вдруг поняла она. – Я живая».
Сначала мысль принесла облегчение, потом сердце тревожно екнуло. Где она? Что с ней?
Два этих вопроса приходили постоянно, через равные промежутки времени – если время вообще существовало в том мире, где она очутилась. Реальность возвращалась постепенно, объективный мир восстановился в памяти в щадящем сокращенном режиме.
Ее зовут Даша Алимова, она студентка третьего курса филологического факультета педагогического университета. Сейчас она, скорее всего, в больнице, ведь на том свете вряд ли так болят кости. Пока этого достаточно.
Даша открыла глаза. В мягком сумеречном свете, едва проникавшем сквозь закрытые жалюзи, она разглядела на противоположной стене светлый круг в темном ободке. Оттуда и неслись раздражающие ухо звуки:
«Кто-ты – кто-ты – кто-ты – кто-ты…»
«Часы, – поняла она. – Это всего лишь часы».
Открытие ее успокоило. Даша закрыла глаза и наконец уснула крепко, без сновидений. А когда проснулась, возле ее постели стояла медсестра и, подняв шприц к свету, проверяла уровень жидкости внутри.
– Здравствуйте, – прошелестела Даша. Глупо, конечно, но что еще она могла сказать?
Медсестра вздрогнула и чуть не выронила шприц.
– О господи! – Она наклонилась к подушке и всмотрелась в Дашины глаза. – С возвращением, детка.
– Спасибо.
Даша попыталась привстать, но медсестра придержала ее за плечо твердой рукой:
– Никаких подвигов! Лежи смирно!
Из иглы прыснул тонкий фонтанчик, и медсестра снова склонилась над кроватью. Протерла предплечье влажным ватным диском и ловко ввела иглу под кожу.
– Что со мной? – спросила Даша.
– А разве ты ничего не помнишь?
Даша покачала головой.
– Неудивительно, – пробормотала медсестра, как показалось Даше, с осуждением. Выдернула иглу и велела: – Не шевелись, а то больнее будет.
Дашу охватила паника.
– Подождите! Меня сильно покалечило? Ходить смогу? А лицо… лицо в порядке?..
Она подняла дрожащую от слабости руку и провела по лицу ладонью. Нос на месте, бинтов нет. Медсестра схватила ее руку и насильно сунула под одеяло.
– С тобой все будет нормально, успокойся! Если, конечно, завяжешь с дурными привычками. Поняла?
– Нет, – честно ответила Даша. – С какими привычками?
– Ну, это тебе врач объяснит. На месте твоей мамы я бы тебя хорошенько выпорола. – Медсестра погрозила Даше пальцем и вышла из палаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Следующий день принес много нового. Врач, совершавший обход, объявил, что Даша практически не пострадала, переломов и вывихов нет, зато спина и бедра – один сплошной синяк. В паре ребер есть трещины, но это пустяки, заживет за неделю, если она не отколет еще один цирковой номер. Ей повезло, что она не ударилась головой, но еще больше повезло с этим солнечным тентом. Вот уж действительно, Божья рука на лету поймала…
– Подождите, – вмешалась Даша, когда врач переводил дыхание. – Какая рука? Какой тент? Почему спина в синяках? Что со мной случилось?
– Значит, вы вправду ничего не помните?
– Ничего! – крикнула Даша изо всех сил, но крик получился так себе, не впечатляющий, только боль долбанула треснувшие ребра. – Мне кто-нибудь ответит хоть на один вопрос?
Врач успокаивающим жестом поправил на ней одеяло. Он был молодой, полный, лоснящийся от крема после бритья.
– Только не впадайте в истерику, ладно? Вы, барышня, то ли выпали, то ли сиганули из окна собственного гостиничного номера. Но по счастливой случайности упали не на асфальт, а на солнцезащитный тент. Ткань прочная, она задержала падение и смягчила силу удара. – Врач цокнул языком и фамильярно осведомился: – Что, дорогуша, полетать захотелось?
Даша проглотила комок в горле. Мелькнуло обрывочное воспоминание, связанное с чем-то полосатым, но ухватить видение за скользкий хвост не получилось.
– Давно я здесь? – спросила она, почти не соображая, что говорит.
– Три дня. Между прочим, следователь дежурит в коридоре. Позвать?
Даша молча закрыла глаза и откинула голову на подушку. Новости ее буквально оглушили. Самое печальное, что она ничего не помнит. Можно, конечно, списать потерю памяти на шок, но почему-то ей все время дают понять, что в произошедшем виновата она сама. Вернее, ее дурные привычки. И при чем тут следователь?
Щеки обвеяло легким сквозняком, заговорили приглушенные мужские голоса, а когда она снова открыла глаза, то обнаружила рядом с кроватью немолодого краснолицего мужчину. Маленькие глазки, утонувшие между толстыми щеками и высоким лбом с треугольными залысинами на висках, цепко «обыскали» сначала Дашино лицо, потом пошарили по ее телу под тонким больничным одеялом. Гость неодобрительно поджал губы, взял стул, стоявший у стены, перенес его к кровати. Она услышала тяжелое дыхание с присвистом и почувствовала запах одеколона. Чересчур сильный запах, словно дяденька старался перебить какой-то другой недозволенный аромат.
– Ну, как самочувствие?
Вопрос Даша проигнорировала, он явно не входил в протокол. Мужчина повторять не стал, достал из старого кожаного портфеля чистый лист бумаги и пристроил его на тумбочке.
– Давно таблетками балуешься? – спросил он рассеянно, щелкая ручкой.
– Какими таблетками?
– Тебе виднее. Теми, от которых на полеты тянет.
– Наркотики, что ли? – наконец врубилась Даша и даже засмеялась от облегчения. Так вот о каких дурных привычках шла речь! – Невиновна, офицер, клянусь законом!
– Ну, слава богу, а то я боялся, что ты не знаешь такого слова, – продолжал следователь.
Ручка упорно не желала писать, и он с нажимом выводил на чистом листе невидимые круги, время от времени выдыхая на кончик стержня.
– Слово даю, наркотики в глаза не видела. – Даша вытерла слезы. Смеяться оказалось не так-то просто, тело завибрировало от боли.
– Зажмуриваешься, что ли, когда глотаешь?
– Если вы не прекратите разговаривать в таком тоне, я больше не скажу ни слова.
Следователь тяжело вздохнул. Ручка, наконец, расписалась, и он сменил испорченный лист бумаги на чистый.
– Ладно, давай по порядку. Что произошло? Хоть что-нибудь помнишь? Только не темни, не то застрянешь в нашем славном городке. А тебе, наверное, на занятия пора возвращаться. Кстати, каким ветром вас сюда занесло в начале учебного года? До каникул вроде еще далеко!
«Вас?» – не поняла Даша. И тут же вскрикнула:
– Сашка! Господи, с ним-то все в порядке?
– Что с ним сделается, – махнул рукой следователь и наклонился над кроватью. Даша увидела плохо выбритые щеки с полопавшимися кровеносными сосудами. Пьет, наверное. А может, у него давление высокое. – Слушай, детка, это не он тебя к таблеткам приучает? Для большего кайфа, а?
Ознакомительная версия.
