— Да я и не знаю, где. Знаю только, что шалава она, и больше никто. Я думаю, что это она сына моего к наркотикам приучила! — с горечью и гневом проговорила Звягинцева.
— Почему вы так думаете? — осторожно спросила я.
— А кто же еще? — искренне удивилась Валентина Александровна.
Я еще раз поразилась материнской необъективности. Собственно, к такому пора привыкнуть и воспринимать спокойно. Естественно, мать всегда защищает свое дитя. Родной сынок, что бы ни натворил, никогда виноват не будет. Всегда найдется кто-то, на кого можно возложить ответственность за все выходки любимого чада. Я ожидала примерно чего-то подобного, поэтому просто слушала, стараясь вычленить из рассказа Валентины Александровны хоть какое-то рациональное зерно.
— Она вечно как чумная ходила, — все-таки привела более существенные аргументы женщина. — И денег у них постоянно не хватало, Андрей ко мне ходил клянчить. А на что им особо тратить? Детей-то у них нет! Да и слава богу, что не заделали, кто у них мог получиться-то при таком образе жизни? Дурачок какой-нибудь, и больше ничего! А с другой стороны… Теперь вот внуков мне никогда не дождаться. — Звягинцева всхлипнула, промокнула глаза и со вздохом махнула рукой: — Хотя я уж и смирилась с этим давно!
— Валентина Александровна, а как зовут эту девушку? — спросила я, кивая в ответ на ее реплики в адрес этой особы.
— Да Ирка-шалава, как еще ее звать-то! — махнула она рукой. — Путалась со всеми подряд!
— Так она живет где-то рядом? — спросила я.
— Да вроде рядом, она часто тут крутилась. Вы спросите у кого-нибудь во дворе, вам подскажут.
— Да-да, непременно. Валентина Алксандровна, похороны когда? — Я еще не знала, пойду ли туда и зачем мне все это, но на всякий случай спросила.
— Послезавтра, — ответила Звягинцева. — Скорее бы уж… — Она как-то спохватилась, произнеся эти слова, и тут же заговорила, оправдываясь: — Нет-нет, вы не подумайте, что я побыстрее мечтаю сына зарыть, просто устала очень… Если бы вы знали только, какое испытание — с наркоманом жить, прости Господи! Ох, не дай бог, вы не подумайте, что я вам такого желаю… — Она приложила руки к груди.
— Да я понимаю, понимаю, — поспешила я ее успокоить. — Конечно, горе такое…
— Да не то слово! Ведь я ж его растила, старалась. Хотела, чтобы он человеком стал, чтобы радость приносил родителям на старости лет… — Женщина снова всхлипнула. — Да я бы обрадовалась, если бы он с хорошей девушкой встречался и она родила от него… Сейчас бы хоть внук у меня остался или внучка. Только бы здоровенькие!
Я встала и заглянула в кухню. Нашла на полочке стакан, наполнила водой и, вернувшись в комнату, протянула его Валентине Александровне. Та машинально выпила воду, вытерла губы и села, подперев рукой подбородок.
— Вы знаете, — покачав головой, сказала она, — может, это и звучит кощунственно, но у меня даже на душе легче… Ужасно звучит, но я просто за последнее время устала так, что мне жить не хотелось. Вечные его ломки, кражи денег из дома, приезды милиции, жалобы соседей… Мне людям стыдно в глаза смотреть! Сколько раз в больницу его отвозила, думала, вылечится наконец — нет, все напрасно!
— Валентина Александровна, скажите, а с кем дружил ваш сын?
— В детстве были у него друзья, а теперь прощелыги одни, их и друзьями-то не назовешь! Ох, да сюда кто только не шлялся! Среди ночи могли припереться запросто. Я и по именам-то их не знаю. Так, шваль всякая.
— Понятно. — Я поблагодарила Валентину Александровну и встала. Выяснять здесь больше нечего.
Выходя из квартиры Звягинцевых, я подумала, что теперь нужно разыскать Иру и расспросить ее. После разговора с матерью Андрея я перестала испытывать какую бы то ни было симпатию к нему. И угрызения совести приутихли. Теперь стояла задача поговорить с Ирой. Может быть, дать денег Валентине Александровне, чтобы компенсировать моральный ущерб? Хотя какой, к черту, ущерб?! Ведь, как бы цинично это ни звучало, я по сути дела избавила Звягинцеву от нахлебника, который не только не помогал ей ничем, но еще и тянул с нее деньги. Однако, раз уж я косвенно виновата в смерти близкого ей и Ире человека, то передам им денег, может быть, не называясь, и на этом посчитаю свою миссию оконченной. И поставлю точку на этом деле.
Выйдя на улицу, я увидела сидящих на лавочке бабулек и подошла к ним. Бабульки, при всей их зловредности — самые ценные агенты. Правда, теперь мою деятельность сложно охарактеризовать с рациональной точки зрения. Здесь Киря оказался прав. Но это превратилось в мою личную потребность — разобраться в жизненных перипетиях Андрея Звягинцева. Такое я позволяю себе крайне редко, только в единичных нестандартных случаях. И сейчас представился именно таковой: пусть косвенно, но я стала причиной смерти Андрея. И буду копаться в этом, пока душа моя не успокоится. Хотя и понимаю, что с юридической точки зрения я ничего нового здесь не открою.
— Добрый день, — поприветствовала я тем временем старушек.
Бабульки закивали, с нескрываемым интересом глядя на меня.
— Скажите, пожалуйста, вы не знали Андрея Звягинцева?
— Андрюшку-то? — тут же спросила одна из бабулек. — Как же его не знать? Сызмальства тут жил. Только нет его больше. Отгулялся, голубчик, умер. Видать, бог наказал.
— Ох, не говорите так, Варвара Григорьевна, — возразила другая. — Какой бы ни был, а все ж человек. Жалко…
— Жалко! — возмутилась Варвара Григорьевна. — А Валентину не жалко? Женщину чуть в гроб не вогнал… Прости господи! — перекрестилась она.
Вторая старушка посмотрела на меня и спросила:
— А ты, дочка, откуда будешь-то?
— Из милиции. — Бабулькам я могла врать легко.
— А-а-а… — протянула та понимающе. — Расследуете, да? Так чего ж тут расследовать, и так ясно: от наркотиков своих умер, от гадости этой.
— Там есть некоторые невыясненные обстоятельства, — проговорила я, дивясь про себя осведомленности бабушек. Ведь сама только недавно выяснила причину смерти Андрея. Впрочем, бабки могли ничего и не знать, а просто сделать собственные выводы и быть абсолютно уверенными в их правильности. Наркоман? Наркоман! Значит, от наркотиков и умер. Все просто. — Так вот, мне нужно узнать адрес девушки, у которой жил Андрей, ее зовут Ира. — Мне захотелось поскорее завершить общение.
— Да кто же ее знает, где она живет, — пожала плечами Варвара Григорьевна. — Крутилась тут, к нему ходила, да и не только к нему. А где живет, мы не знаем. Да она с нами и не разговаривала никогда.
— А у кого можно узнать? — полюбопытствовала я. — Понимаете, мы не знаем даже ее фамилии.
— Да фамилию я знаю, — сказала вдруг собеседница Варвары Григорьевны и принялась пояснять: — Я как-то на лавочке сидела, а она по двору идет. Идет — и словно не видит ничего вокруг. А тут Мишка Коробов ее окликает: «Ирка!» А она — ноль внимания. Он еще раз окликнул: «Ирка! Рябоконова!» Вот так-то я фамилию ее и услышала.
— А потом он чего? — заинтересованно спросила Варвара Григорьевна.
— Да догнал ее, за руку взял и повернул к себе. Тут только Ирка и поняла, что ее окликают. Как пьяная шла.
Эти слова донеслись уже мне в спину. Услышав фамилию Иры, я тут же повернулась и чуть ли не бегом побежала к своей машине, сквозь зубы поблагодарив старушек за уделенное мне внимание.
Так, значит, Ира Рябоконова. Плохо, конечно, что я не знаю ее отчества — проще найти адрес, — но и это уже хорошо. К тому же я примерно знаю ее возраст, да и Рябоконова — фамилия достаточно редкая. Попробую что-то выяснить в адресном столе. В крайнем случае, найду через знакомых ментов.
В адресном столе мне дали два адреса. Я сравнила их и выбрала тот, что ближе к дому Звягинцевых. Раз Ира часто крутилась там, значит, и жила где-то поблизости. Вырулив на центральную улицу, я поехала по ближайшему адресу.
Дом, в котором она жила, располагался на тенистой небольшой улочке. Въехав во двор, остановилась напротив старой двухэтажки. Строение оказалось очень ветхое. Его, конечно, давно пора было снести, но пока что оно стояло, и люди даже умудрялись жить в нем. Хотя каким образом — представлялось весьма смутно.
Поднимаясь на второй этаж по скрипучей лестнице, которая при каждом шаге норовила просто рассыпаться под моими ногами, я остановилась перед обитой дерматином дверью с номером пять. Обшивка на ней пооблупилась во многих местах, из-под нее торчали клочки ваты. Кнопки звонка не было.
Я достала из сумочки ключи и постучала по замочной скважине. Мне никто не открыл. С досады я пнула дверь ногой и тут только поняла, что она не заперта. Я потянула на себя ручку и просунула голову в коридор. Там была абсолютная темнота.
Вдруг раздался страшный грохот, и я почувствовала, как что-то скользкое и тяжелое свалилось мне на голову, чуть не свернув при этом шею. От неожиданности я присела. Потом, поняв, что больше ничего не гремит и не падает, потянулась к сумочке за спичками. Когда зажгла одну из них, то чуть не закричала от ужаса: передо мной в луже крови распласталось чье-то тело! Мои руки, блузка, брюки были выпачканы в липкой красной жидкости. Большего кошмара нельзя себе представить!
