Старухино грузное тело перегородило неширокий проход, однако Ксюша не собиралась церемониться и уже примеривалась поставить обутую в мягкий унт ногу на свободную полоску асфальта между бабкиным носом и кирпичной стеной, с тем чтобы прошмыгнуть и бежать дальше. Но скрипучий старческий голос попросил «деточку» посмотреть, куда там завалился ее, бабкин, костыль, без которого она «не ходок», и Ксюша смирилась.
Бабка распрямилась, а Ксюша, напротив, наклонилась вперед, вглядываясь с темень под ногами, но вдруг почувствовала внезапно сильный толчок, нет, не толчок, а взрыв внутри себя. Пронзительный, беспощадный взрыв холодно-каменной боли. Боль взорвалась внутри, сокрушив и Ксюшино сердце, и Ксюшин мозг, всю Ксюшу сокрушил этот взрыв. До самой ее смерти.
— Блин, — ругнулась Дашка, отойдя ровно два шага от прохода с железными воротами, — мобильник в пальто оставила. Нужно Ульянову догнать.
— Да ну, забей, — попытался отмазаться Андрей. — Через десять минут у метро встретимся, тогда и заберешь.
— Ага! И чтобы она мои эсэмэски прочитала, да? Или сейчас вообще зайдет в какой-нибудь подъезд и все мои контакты просмотрит!
И Даша, не развивая тему дальше, развернулась и заспешила вслед за подругой в подворотню. Она пробежала совсем немного по темному ущелью между слепыми стенами домов и остановилась, всматриваясь. Впереди какие-то люди копошились на земле и не могли подняться. Дашка медленно подошла ближе, и страх обдал ее ледяной волной, потому что она увидела, что это Ксюша неподвижно и мертво лежит ничком на асфальте, а рядом с ней шевелится какая-то старуха. Только старуха не лежала, она сидела на корточках. И эта старуха, в сопливом дождевике поверх пенсионерской ватной одежды и в больничных бахилах поверх пенсионерских войлочных бот, резким и сильным движением руки выдергивала нож из спины мертвой журналистки Ксении Ульяновой.
Даша вскрикнула, старуха обернулась. Их глаза встретились, и Дашу ударило чужое бешенство, рванувшееся из глаз, от оскаленного рта, от всей этой сведенной судорогой злобы скрюченной и какой-то нереальной фигуры.
Даша отчаянно закричала. Ей показалось, что страшная старуха сейчас кинется и на нее, Дашу, и тоже вонзит в нее нож, уже испачканный Ксюшиной кровью. Она услышала, как Андрей подбежал и встал сзади, как взволнованно выкрикнул: «Что случилось?!»
Даша резко развернулась, стукнувшись носом о какую-то железку на его куртке и посмотрела безумными от ужаса глазами. Зажав рот рукой, она метнулась прочь.
Она бежала, не останавливаясь, бежала долго и совершенно отчетливо слышала топот ног у себя за спиной. Она была уверена, что это убийца торопится ее настичь, поэтому из последних сил бежала и бежала вдоль длинного ряда домов в надежде увидеть патрульную машину или хоть кого-нибудь, кто смог бы ее защитить от ненормальной старухи с окровавленным ножом, зажатым в артритной руке.
Когда ослабевшие ноги стали подкашиваться от усталости, и морозный воздух окончательно ободрал не только горло, но, кажется, даже и легкие, она услышала сзади знакомый голос, который окликнул ее: «Стоп, Даш, да остановись ты, наконец!»
— Погоди, — сказал запыхавшийся Андрей, останавливаясь рядом, — давай постоим. Подумать нужно.
Но Дашка не могла ни думать, ни говорить. Ее трясло, и это можно понять. Ее сотрясала такая дрожь, что зубы клацали, как она ни старалась стискивать челюсти.
Тогда Андрей сказал:
— Я провожу тебя домой. Хотя, думается, прежде всего нужно позвонить в полицию.
Даша, туго обнимая себя за плечи, нервно произнесла:
— Я не поеду домой.
Андрей помолчал, а потом спросил с сарказмом:
— А куда ты поедешь? Или ты хочешь еще немножко погулять по вечерней Москве?
— Я не поеду домой, — с нажимом повторила Дашка. — У Игоря сейчас там тусовка, и мне не нравятся его гости. Я его предупредила, что сегодня домой не приду.
— Ну тогда я тебя провожу, куда ты там хотела. Или я не понял?.. Или ты, может, не хочешь, чтобы я знал, к кому ты намылилась?
— Я к Ксюхе намылилась! А теперь куда?.. Нету Ксюхи… — и тут Дашку накрыло.
Она сотрясалась от плача, уткнувшись ему в пуховик, а он успокаивал, как мог, приобняв одной рукой, хотя у самого на душе было паршиво.
— Ну как же так!.. И за что она ее, а?! — перемежала бурные рыдания жалобными всхлипами Дашка.
— Да ни за что, — ответил он мрачно. — Просто не повезло Ксюхе, вот и все. На нее какая-то сумасшедшая напала, видно же, что тетка с нестабильной крышей.
— Выходит, что если бы ты с Ксюшей пошел, то ничего бы не случилось?
— Да откуда я знаю! — грубо проговорил Андрей. — Может, этой ненормальной по фигу было, сколько там человек через двор прется. Может, она в таком состоянии вообще реал не сканирует, ей главное, чтобы замочить кого-нибудь.
А сам подумал: «Блин…»
Потом они завернули в какой-то «Макдоналдс» и пили из пластмассовых стаканчиков обжигающий кофе. Дашка немного успокоилась, но домой ехать отказывалась категорически. Покряхтев, Андрей предложил ей в качестве одноразового пристанища свою квартиру, вернее, это была квартира его родителей, где он имел в личном распоряжении комнату в десять квадратов. Однако Дашка язвительно спросила, кем он представит ее своей маменьке, и Андрей, во-первых, с облегчением подумал, что Дашка пришла в себя, а во-вторых, ну и хорошо, а то объясняйся потом с мамой.
Домой ехать Дашке не хотелось совсем. Не до такой степени, конечно, чтобы ночевать в зале ожидания на вокзале, но не хотелось. Однако при упоминании о вокзале у Андрея возникла вполне жизнеспособная идея, которая Дашу вдохновила. Идеей была дача, опять же родительская, по Рязанскому шоссе, совсем недалеко от Москвы, на электричке можно доехать за полчасика, и от электрички минут десять, и вот оно, убежище.
— Сейчас мы с тобой махнем на три вокзала, сядем на электричку, на месте будем через час уже. Отопление там от общей котельной, не замерзнешь. Есть плитка электрическая. И еда какая-то должна быть в холодильнике. Давай, думай уже, а то устал я с тобой возиться.
Дашка надулась, но предложение приняла. Спросила только, не подвалят ли паренты внезапно. Андрей заверил, что вряд ли, поскольку фазер сейчас прохлаждается в больнице и в ближайшее время за руль сесть не сможет, а у мамы водительских прав нет, на электричке она не поедет и тоже Дашку не побеспокоит.
В полицию они позвонили с Казанского вокзала перед отходом поезда. Они старались не думать, что все это время Ксюха Ульянова лежала в грязной подворотне на грязном заплеванном асфальте. Мертвая и одна.
На следующий день Даша Врублевская на работу не вышла. Никто особенно не обеспокоился, так как быстро выяснили, что вчера она договорилась с Александром Семеновичем, их главредом, что доработает статью дома и отдаст ему готовый текст в четверг.
Народ в редакции был взбудоражен страшным происшествием, случившимся накануне. Какой-то маньяк убил их журналистку, совсем молоденькую Ксению Ульянову. Кстати, Дашину подружку. Про убийство узнали от приходящей неповоротливой уборщицы Любы, а та, в свою очередь, от дворника Алима, с которым иногда в простоте душевной общалась через дверной проем черного входа.
Он и рассказал, перехватив Любаню возле мусорных контейнеров, жарко шепча и перевирая больше обычного русские слова, что вчера поздно вечером приезжала полиция в соседний двор, потому что там лежала убитая девочка. А его, Алима, позвали, чтобы он открыл для их машины ворота, запертые на висячий замок.
Девочку убитую он признал, видел не один раз, когда она выходила во двор покурить на солнышке. А уж когда ее короткие волосики увидел, сильно белые, совсем сомневаться перестал. Шапка с нее свалилась, когда ее упаковывали в мешок, вот Алим и узнал. По такой примете кто угодно мог бы признать девочку. Но он не сказал полицейским, что признал, потому что они не спрашивали. А потом они сами разобрались, нашли у нее в одежде какой-то документ.
Редакционные дамы и барышни строили догадки, высказывали мнения, ахали и ужасались. Мужчины обменивались междометиями. Никто не работал, и даже секретарша Верочка Дулова пропадала со всеми в курилке, а не сторожила коммутатор на ресепшне.
Андрей помалкивал, делая вид, что загружен работой. Вчера они договорились с Дарьей, что без надобности трепать языком не будут. Спросят в полиции — ответим, если не спросят, значит обойдутся и без них. Все равно Ксюшу не вернуть, а ту крейзанутую сволочь по-любому уже не отыщешь.
Потом по редакции пронеслось волной: «Врублевская пропала!», и Андрей насторожился.
Верочка все же решила посидеть немножко на своем рабочем месте, то есть на входящих звонках, которые время от времени разносились по редакционному коридору и беспокоили ее в курилке. Под их аккомпанемент она прошла невозмутимо к своему столу, степенно уселась и лишь затем сняла орущую трубку.
