настроении он вернулся?
— Как обычно, слегка в подпитии.
— То есть он шёл с пирушки?
— Наверно.
— И сразу лёг спать?
— Может быть, я уж и не помню.
— А сыщики тебя об этом не спрашивали?
— Нет, они спрашивали про Агату. Я им всё рассказал!
— Что всё?
— Да что она всегда ведьмой была. И хозяину смертью грозила, всё время запиралась у себя и что-то там бормотала, наверно заклятия какие-нибудь. И куклы такие я у неё видел. Не знаю уж, сколько народу она извела.
— А часто ли хозяин запирался на ночь в своей спальне на засов?
Пьер растерянно взглянул на него.
— Ну, бывало… — протянул он.
— Он чего-то боялся? Может, не доверял тебе?
— Хозяин доверял мне! — возмутился Сокаль, — А что боялся… Так он вечно от кредиторов бегал, может, и боялся.
— Настолько, что в спальне запирался на ночь?
— Ну… да.
— То есть он каждую ночь запирался?
— Привычка у него такая была, — упрямо набычившись, заявил Пьер.
— Значит, у него были долги, — кивнул Марк понятливо. — Он был беден?
— Не богат.
— Но содержать горничную и лакея мог?
— Жалованье он мне постоянно задерживал, — проворчал Пьер. — Я только из верности при нём и оставался.
— А серьгу и перстень на какие такие доходы ты купил? — прищурился Марк.
— Это от отца мне досталось, — буркнул лакей, невольно сжав в кулак пальцы на руке, где блестел перстень.
— Скажи мне, Изабель была любовницей хозяина?
— Может, и была. Не моё это дело.
— И ты не знал, живя с ними под одной крышей? Где ты, кстати, сейчас живёшь?
— Там же и живу. Место пока не нашёл.
— Значит, торопиться тебе некуда. Это хорошо…
— Почему это? — насторожился лакей.
— Потому что придётся тебе на время перебраться из хозяйского дома в камеру Серой башни.
— С чего это, ваше сиятельство? — воскликнул он оскорблённо. — Я ничего такого не сделал, чтоб меня свободы лишать! Я хозяину верен был и имею право в его доме оставаться. Я, может, ему, как брат…
— Ну, конечно, — кивнул Марк, — как брат. Пока я обвиняю тебя и девицу Изабель Сенье в лжесвидетельстве, а потом посмотрим.
— Да я ни словом!.. — начал лакей, поднимаясь, и вдруг бросился к двери и, распахнув её, помчался прочь.
Марк вздохнул и снова уныло взглянул в окно. Он слышал шум, крики и возню в коридоре, а потом в комнату заглянул стражник.
— Ваше сиятельство, тот свидетель хотел сбежать, говорит, вы его отпустили.
— Арестуй его, голубчик, — обернулся к нему Марк, — и девицу Сенье тоже. Держите их в разных камерах, чтоб не общались. Я позже за ними пришлю.
— Слушаюсь, господин барон, — кивнул стражник и удалился.
А Марк невольно улыбнулся его оговорке, потому что ему приятно было, что кто-то ещё помнит, что он барон де Сегюр, а не только граф де Лорм.
Кавалер де Руа, молодой человек, слегка вертлявый, с завитыми локонами и облачённый в потёртый на локтях камзол из бархата ярко-синего цвета, изящно приземлился на край стула и подался вперёд, всем своим видом выказывая готовность сотрудничать со следствием.
— Вы были другом кавалера де Мева? — спросил Марк, благожелательно взглянув на него.
— И да, и нет! — воскликнул тот. — Когда-то я считал, что мы друзья, заходили друг к другу сыграть в карты и выпить кувшин-другой вина, но последнее время наша дружба распалась сама собой.
— Почему же это случилось, кавалер?
— Раньше многое сближало нас, мы были одного круга, у нас были схожие проблемы, знаете, вечные долги, ожидание подачки от родни, изредка интрижки с доступными дамами, ну, вы понимаете. Но не так давно удача ему улыбнулась. У него завелись деньги. Вместо бедняжки Агаты, которую он выгнал самым жестоким образом, он нанял эту девицу Изабель, пошил себе камзол из голубого бархата с золотым позументом и полдюжины рубашек с кружевами, купил цепь, украшенную красной яшмой, новый кинжал и пряжку с позолотой. Я искренне радовался за него, и только раз попытался попросить в долг весьма незначительную сумму. И что бы вы думали? Он обругал меня нахлебником и выгнал! Можно подумать, я год сидел на его шее!
— Значит, у него появились деньги?
— И немалые, уверяю вас! Я думал было, что он нашёл службу, но нет! На службу уходят утром, и проводят там целый день. А он вставал в полдень и уходил вечером, возвращался ночью и часто был пьян!
— Вы наблюдательны, — похвалил его Марк. — Может, он нашёл богатую покровительницу?
— Не может этого быть! — воскликнул де Руа. — Кому, как не мне, знать, как трудно очаровать женщину настолько, чтоб она стала давать деньги! Вы же не видели его! Он был изящным, как медведь, и красивым, как кабан! Грубый мужлан, хотя весьма хитрый. Он зарабатывал на поручениях, за которые не берутся порядочные люди. Кого-то припугнуть, истребовать долги, поколотить любовника жены…
— Он был бретёром?
— Нет!.. Бретёры орудуют мечом, а у Грегуара были пудовые кулаки. Он был грубым человеком, но если ему кто-то был нужен, он умел найти подход.
— У него были враги?
— При его-то образе жизни? Множество! Он то сам за кем-то гонялся, то от кого-то прятался и убегал.
— У него были любовницы?
— Он был охоч до женского пола, но не обладал качествами, которые ценят дамы. Любил хвастаться своими победами, но я никогда ему не верил.
— Горничная Изабель Сенье была его любовницей?
— Конечно, как и бедняжка Агата до неё. Но та, скажу я вам, была действительно прехорошенькая, пока не заболела, а эта — деревенская кобыла. Впрочем, это как раз то, что нравилось Грегуару.
— Это он купил ей это платье и брошь с бирюзой?
— С чего бы? Он был жаден, когда дело касалось других, всё тратил на себя. Лакей всё время скандалил с ним из-за денег, ходил в драной куртке, когда хозяин уже щеголял в голубом бархате!
— Но сейчас-то у него куртка совсем не драная.
— Я скажу вам по секрету, ваше сиятельство, что серьгу, которая сейчас блестит в ухе у Пьера, я видел на Грегуаре, как и перстень с соколиным глазом. Когда я сказал ему об этом, он разозлился, заявил, что это не моё дело, а потом опомнился, и объяснил, что это наследство от хозяина. Я не слышал ни о каком завещании, ваше сиятельство, и не думаю, что де Мев озаботился бы его составлением, это ж денег стоит, а какое ему было дело до того, что будет после его смерти!
— То есть полагаете, что лакей присвоил имущество хозяина?
— Я ничего не утверждаю! — запротестовал де Руа. — Но заметьте, в отсутствие законных наследников эти двое продолжают жить в его доме без всяких на то оснований!
— Пожалуй. А что вы можете сказать о том дне, когда стало известно о смерти кавалера де Мева?
— Ничего! Я не ночевал дома и вернулся лишь к обеду. О происшедшем мне рассказал домовладелец.
— Сыщики не опрашивали вас тогда?
— Они явились позже, через пару дней и расспрашивали только об Агате.
Отпустив его, Марк вызвал булочницу Фурже. Она заученно начала повторять, что девица Прежан была ведьмой, со всеми ссорилась и угрожала навредить.
— Меня интересует не она, — прервал её Марк, понимая, что то, что она говорит, велел ей рассказать в суде обвинитель. — Расскажите мне о кавалере де Меве и его слугах.
— А что о них говорить? В то утро служанка и лакей выбежали на улицу и начали голосить, что хозяин умер, — слегка растерявшись, сообщила булочница.
— Де Мев был богат или беден?
— Обычно беден, — пожала плечами она. — Я даже отказалась давать ему хлеб в долг, из-за этого Агата и Пьер приходили ко мне ругаться. На счёт Агаты я ещё понимаю, хозяин колотил её почём зря за любую провинность, и за отсутствие в доме хлеба, наверно, тоже. Вечно в синяках ходила. А вот Пьер… Он мне даже угрожать пытался, да я пригрозила подать жалобу на него и его хозяина, и он ушёл. А после, не так давно, он вдруг явился и заплатил долг. Агату выгнали за порог, и появилась эта девица Изабель, которая каждое утро прибегала за пирогом и булочками. Всегда с деньгами, потому что я сказала, что в долг больше не дам.
— Значит, у её хозяина появились деньги?
— Именно! Он вдруг стал наряжаться в дорогие камзолы, перстнями да цепочками увесился, ходил такой гордый. И горничная тоже держалась весьма заносчиво, как будто у графа служит. У нас, ваша милость, улица приличная, на ней много господ живёт, слуг я всяких повидала, так вот эта — одна из самых дерзких. Видели, как она вырядилась? Атлас, брошка! Прямо госпожа, а не служанка, а говорит как
