Николай Людвигович. Бывший авиаконструктор. Он уже давно на пенсии. Но до шестидесяти пяти лет еще работал, потом давал консультации. Был внештатным сотрудником. Воспитывал внучку Киру Дмитриевну Племянникову. Ее родители погибли. Внучка – дочь его дочери Людмилы. На месте смерти внучки не было. Где она сейчас, неизвестно. Его убили, перерезав горло. Он сопротивлялся, но их было двое. При осмотре тела была обнаружена небольшая татуировка на плече. Самолет.
– И где теперь эта внучка? Почему она убежала?
– Ее могли убить… и увезти труп с собой. Могли похитить и тоже взять с собой. Ты такие версии не допускаешь?
– Допускаю. Вполне допускаю.
Небо хмурилось, собирался дождь…
* * *
– Ты все хорошо просмотрел?
– Да.
– Почему же мы ничего не нашли?
– Не знаю.
– Вдруг там ничего не было?
Второй пожал плечами:
– Забей. Если не нашли – значит, там ничего и нет.
– А нам поверят? И почему он ничего не сказал?
– А ему и сказать было нечего. Упрямый старый черт!
– Похоже, что он нас не ждал!
– Это вряд ли!
– И все же в его глазах было что-то такое…
– Мне в его зенки вглядываться было некогда. А вот ты плохо службу служил.
– Делал что мог, – огрызнулся первый.
Они ехали в машине и негромко переговаривались между собой.
– Главное, чтобы бабки заплатили вовремя.
– Точняк заплатят.
– Но бумаг-то нет.
– Так хули мы их родим, если и не было…
– А нам поверят?
– А какие могут быть сомнения? Все, что от нас требовалось, выполнили. Кто же думал, что этот старый перец в молчанку играть будет. Но если бы что-то знал, сказал бы.
– Так-то оно так. Нам все же могут предъяву выкатить. Бумаги где? И кстати, где его внучара была? Он же не один жил. Нам же сказали, что он вдвоем с девкой живет. А ее мы не видели. Но какой-то шорох на балконе я слышал. Хотя, когда я осмотрел его, там было пусто. И все же зудят два вопросика: почему ее дома не было и где она сейчас?
– Ну, здесь мы с тобой далеко не ускачем. Зачем городить огород там, где его нет. Девка молодая, хрен знает где шлялась. К бойфренду поскакала наверняка. В постели кувыркаться. На кой ляд ей около старого перца сидеть. Она что, сиделка? Он вполне еще мог себя обслужить.
– А вдруг она где-то рядом была? Вдруг мы с тобой маху дали?.. И девчонку проглядели? Что-то ведь мне покоя не дает. И не просто так…
– Забей! Хули ты дергаешься, как баба в течке. Мы же все осмотрели. Я даже вернулся, хотя это было опасно, но… решил все же проверить. Был там кто в хате, когда мы нагрянули, или нет?
– Свербит меня что-то, ой свербит. И неспроста. У меня на эти дела нюх звериный. И этот нюх сейчас мне говорит, что наше дело немного тухляк. Понимаешь?
– Заткнись, хорош на нервах пиликать. Реально. Слышь? Закрой хлебало! Был, помню, у меня один музыкант. Должок с него надо было выбить. Ну и потряс я его маленько. Так что он играть больше не мог. А подавал, как я узнал впоследствии, большие надежды.
– И что ты с ним сделал?
– Угадай с трех раз? Пальцы переломал. Пианистом он был. И сплыл.
– А к чему ты мне это говоришь сейчас, а?
– А к тому, что мне с тобой сейчас то же самое сделать хочется. Так ты меня уже достал!
Второй собеседник замолк и мельком посмотрел на своего напарника, сидевшего за рулем. Он был широко известен в узких кругах тем, что ему поручали самые грязные и тяжелые дела. В своем роде беспредельщик. Если бы не Макс, который подсунул ему это дельце… И зачем только Макс клялся-божился, что все будет как на мази, а он получит большие бабки? Будет благодарить Макса, ну и не забудет ему процентик отстегнуть… И где только Макс нашел этого громилу?
Ему стало не по себе. Хотя новичком он не был и повидал в своей жизни всякого. Лучше бы он не соглашался. Перекантовался бы без этих бабок и нашел бы себе другой заказ. Не такой, как этот – с непонятным исходом. И потом, ему как-то не по себе – стариков убивать. Все-таки какой-никакой кодекс чести у него имеется, несмотря на то что со стороны это может звучать смешно. Он не виноват, что вырос в наукограде, где в период перестройки вся жизнь рухнула, а ученые стали не нужны. Его отец, инженер, получил сердечный приступ и скончался недалеко от дома, мать вышла замуж за мужика, который ее бил, и через два года ушла вслед за отцом. А он остался один и никому не нужный. Ну и приобщили его к воровству. Ларьки они тогда обчищали. Дело было выгодное и не особо хлопотное. Один раз даже куш приличный сорвали. В ларьке кто-то оставил приличные деньги на хранение. Пятьдесят тысяч баксов. Они себе их и прикарманили. И подался каждый куда хотел. Он – в Москву. Может быть, тогда надо было завязать ему со всей той жизнью, поступить куда-то, начать другую карьеру. Но что-то помешало ему сделать этот шаг. А что – теперь он толком не может и вспомнить. Наверное, Маринка, которая тогда вертела им как хотела, а он исполнял все ее желания. Маринке были нужны деньги. Она, дурочка, возомнила себя топ-моделью и хотела идти по этому пути. Куда ей, провинциальной девочке из Брянска, рваться в Париж и Милан. Но она видела себя уже на самых престижных мировых подиумах. И не могла вытравить из головы эти сахарные картинки: реклама, красивая тачка, престижные курорты, хата в центральном московском районе… И как она умело раскручивала его на деньги. А он, дурак, поддавался ей… Как в сладостном бреду был. Марина, Мариночка… Тогда уже его дорожка и стала необратимой.
Или все же в этом виноват старый друг Витек, которого он случайно встретил на Курском вокзале. Друг повел его в пивную и там изложил новое дело – потрясти владельцев одного небольшого заводика, с тем чтобы они уступили свои права другим, которые готовы за это щедро заплатить. Вот тогда он впервые и столкнулся с мокрухой. И понял, что жизнь еще раз резко разделилась на «до» и «после». А ведь как все хорошо начиналось – папа, мама, их счастливая семья… Он – пионер, числится в твердых хорошистах. И мечтал стать… летчиком. Почему он сейчас об этом вспомнил? Да просто
