конверты.
Если она не может позвонить отцу, почему хотя бы не отправить ему письмо? В нем она сможет написать именно то, что хочет сказать. Вернувшись к столу и взяв чистую страницу, она начала:
Дорогой папа, пишу тебе из деревеньки недалеко от Цюриха, где мы с Дунканом отдыхаем после Берлина. Берлин одновременно захватил и утомил нас. Уверена, он бы тебя вдохновил. Здесь всюду прошлое разбивается вдребезги и перерождается в нечто новое. Представь себе целый город, который стремится стереть собственную историю и перекроить себя в соответствии с новыми веяниями. Это как художественная студия шириной в двадцать миль.
Она попробовала придумать детали поездки: поход в один из ночных клубов, возникших на старых промышленных площадках, знакомство с жителями Восточного Берлина за кружкой пива, их истории о детстве, наполненном несбыточными мечтами, равнодушием и вечными двойными стандартами. Однако тут же поймала себя на мысли, что чувствует себя виноватой за то, что слишком сильно наслаждается этими выдумками. Не желая бросать начатое письмо, она принялась обдумывать, что еще ей следует написать. Джине следует сообщить отцу, как с ней связаться, но письмо прибудет в Санта-Фе через две недели, а его ответу потребуется столько же времени, чтобы пересечь океан в обратную сторону. Она понятия не имела, где они с Дунканом могут очутиться к тому времени.
Следующей будет Вена – мы с Дунканом уезжаем сегодня. Дальше пока не планировали. Я позвоню, когда наш маршрут станет более четким, но пока я надеюсь, тебе не очень жарко летом в Санта-Фе. Носи шляпу! Может быть, я подберу тебе новую в Париже или Риме, что-нибудь стильное. Скучаю по тебе, папочка, и люблю тебя.
Твоя дочь,
Когда Дункан вышел из ванной, завернутый в полотенце, она подписывала письмо, затем сложила листок и сунула его в конверт. Дункан заметил, что марки есть на стойке регистрации.
– Давай я отнесу его позже, вместе с багажом, – предложил он, наклоняясь и откидывая влажные волосы, прилипшие к лицу, чтобы поцеловать ее.
Выписываться надо было только в час дня, поэтому Джина отправилась на озеро, пока Дункан заканчивал собирать вещи и оплачивал счета. Оставив сменную одежду и надев купальный костюм, она босиком направилась к берегу, заросшему травой почти до самой кромки воды. Джина прыгнула в озеро, чтобы не ступать на галечное дно, и в этот момент у нее возникло еще одно воспоминание – посещение озера Абикиу в детстве. Это было в те годы, когда она еще не умела плавать, до того, как стала высокой и сильной, когда она цеплялась за теплое тело своей матери, не имея мужества отпустить ее, считая, что в одиночку она будет просто тонуть, тонуть и тонуть.
Теперь Джина двигалась изо всех сил, как будто плыла против собственного страха, замешательства и ужаса, вызванного незнанием части своего прошлого. Она провела в воде столько времени, что ее губы начали дрожать от холода, и она забеспокоилась, что опоздает. Выйдя на берег, Джина помчалась в комнату, чтобы собраться.
Одевшись, она вышла в холл и заметила Дункана, стоящего к ней спиной. Он говорил по телефону, находившемуся на стойке:
– Да, все хорошо, спасибо. Надеюсь, ты знаешь, что я никогда не хотел причинить тебе боль.
Джина остолбенела, услышав эти слова, поскольку предполагала, что муж разбирается с чем-то бытовым: с бронированием или неправильным счетом.
Домовладелица, мисс Арнер, поприветствовала Джину с противоположного конца стойки, и Дункан, заметив это, тоже повернулся, глядя на свою жену с непринужденным выражением лица, никак не подходящим к тону, которым он только что говорил. Прикрыв трубку рукой, он одними губами произнес:
– Моя мать.
– Ах, вот оно что…
Джина отошла, чтобы не мешать. К сожалению, они с матерью Дункана общались мало, и она смирилась с тем, что это вряд ли изменится. Миссис Лоуис была еврейкой, родилась в Эльзас-Лотарингии во время Второй мировой войны и с того момента, как она услышала, что фамилия Джины – Рейнхольд, относилась к ней с недоверием. Джина могла только представить, что эта женщина сказала бы, узнав об их посещении Берлина, а затем Вены.
– Поговорим об этом в другой раз, хорошо? Мне жаль. Обещаю еще позвонить.
Дункан повесил трубку, покачав головой.
– Все в порядке? – спросила Джина.
Он ответил не сразу. Этот звонок, казалось, выбил его из колеи.
– Просто нужно было дать ей знать, что у нас все в порядке.
– И извиниться?
– За то, что оставили ее, отправились в путешествие, вели нашу собственную независимую счастливую жизнь. – Он улыбнулся, но Джина все еще была обеспокоена.
– Ты не сказал ей, что мы направляемся в Австрию?
– Нет, боже, нет! Она продолжает думать, что мы в Лондоне. Очевидно, она посылала нам туда письма. Мне пришлось притвориться, что мы их получили.
Как это ни прискорбно, Джина понимала, что подобной лжи избежать невозможно. Они с Дунканом были вынуждены лгать об этой поездке разными способами, чтобы защитить чувства своих родителей. Она подумала о письме своему отцу, которое заметила поверх небольшой стопки писем на столе, за другим концом которого мисс Арнер переписывала что-то в гроссбух.
– Спасибо за все! – крикнула ей Джина. – Здесь было чудесно.
– О, мне очень приятно, – сказала мисс Арнер. – Я бы хотела, чтобы все мои гости были столь очаровательны и чтобы все пары были так же счастливы, как вы.
Джина улыбнулась женщине, а затем Дункану, который все еще рассеянно пялился на телефон. Когда он заметил, что она смотрит на него, он словно встряхнулся и обнял ее за талию.
– Итак, есть поезд из Цюриха в Вену в час, – объявил он. – Я вызвал машину, чтобы поехать на станцию.
Несмотря на свое утреннее беспокойство, Джина не могла не радоваться тому, что они отправляются в Вену. Скоро она снова увидит этот прекрасный город: красивые яркие здания, облицованные оранжевой плиткой, покрытые патиной [4] купола, ряды деревьев, фонтаны и статуи, экстравагантно освещенные памятники. Она не успела посетить достаточно достопримечательностей во время сумасшедшего фестиваля. Каждую ночь Джина танцевала в сверкающем театре, а затем болталась, пьяная от движения и усталости, по оживленным улицам. Она мысленно составила список всего, что собиралась увидеть после окончания спектаклей, но вмешались обстоятельства, поступил ужасный звонок от ее отца, и поэтому все это осталось нереализованным желанием: Тиргартен [5], Пратер [6], отель «Захер» [7] – все это было пронизано глубокой тоской, которая заставляла ее опасаться посещать эти места без Дункана.
Она прижалась к нему, вспомнив, как он
