а у самого даже зимнего пальто не было! По сути, он сиротой был…
«Как мы все», — успел подумать Ивашин, но Саша добавила:
— При живых родителях. Поэтому он потом так дорожил женой, которая подарила ему настоящую семью, дом, дочерей… Знаете, Наташа ведь любила его с двенадцати лет! Она была двоюродной сестрой Рахманинова, им даже пришлось у императора запрашивать разрешение на брак, — у нее вырвался смешок. — Правда, они его не дождались! Их обвенчал полковой священник — Рахманинов его уговорил. Капеллан тогда не обязан был отчитываться перед руководством церкви. Оно же могло наказать за брак, не одобренный царем… Но потом император все равно дал согласие. Сказал, что не станет разбивать того, что уже соединено Богом. И Сергей Васильевич прожил с Натальей Сатиной всю жизнь. Они даже похоронены в одной могиле. Жаль, что в Америке!
Артур меланхолично заметил:
— Далеко мы ушли от ограбления банка…
Точно не услышав его, Сашка добавила:
— А Наташа его в свинцовом гробу похоронила, чтобы потом перевезти на Родину. Сергей Васильевич так мечтал вернуться в свою Ивановку…
И подпрыгнула на сиденье:
— А давайте съездим туда, а? Это же недалеко — в Тамбовской области.
Присвистнув, Логов только дернул плечом, а Никита произнес за него:
— Вырвешься тут, как же… Видишь, даже в отпуске отдохнуть не дали.
— Убийцы чертовы! — заключила Сашка, рассмешив обоих.
Но следом Логов приказал:
— Так, детки, стерли ухмылки с лиц. Мы на месте.
* * *
Я уже давно поняла, как мне нравится из зеленого загородного рая переноситься в самое пекло. Хотя требуется время, чтобы освоиться там, где воздух становится ощутимым, плотным и, чтобы вдохнуть, необходимо сделать усилие. На месте преступления все становится другим: трупы соседствуют с живыми людьми, и всем это кажется нормальным, хотя где еще встретишь такое? Разве что на кладбище… Но я не люблю туда наведываться. Мне не нужно пробираться между старыми решетками и выцветшими венками, чтобы поговорить с мамой. Я это делаю постоянно.
Иногда я пытаюсь угадать: Артур так же разговаривает с ней? Или потихоньку отвыкает мысленно обсуждать каждую новость? Я не осудила бы его… Любовь приходит к человеку не однажды, и он имеет право продолжить путь без нее. Это мама у каждого одна. Даже самая никчемная… А моя была лучшей.
Не сомневаюсь, Артур думал так же, когда любил ее. И будь мама жива, его лицо все так же светилось бы от счастья, когда она просто входила в комнату. Я замечала такое не раз…
Сейчас лицо Артура сделалось собранным, суровым, хотя и осталось таким же красивым, — место преступления меняет людей даже внешне… Никита на глазах из доверчивого светлоголового одуванчика превратился в цепкого следака. У него даже голос изменился: я слышу, как он задает людям точные, короткие вопросы, причем таким тоном, что у них даже не возникает мысли не ответить.
Наверное, я и сама становлюсь другой, попадая в гущу событий, только этого никто не замечает. На меня попросту не обращают внимания, и это хорошо — главное, чтобы не прогоняли. Артур, конечно, вступится, отстоит меня, но это отвлекло бы его, сбило с мысли, а этого не хотелось никому. И мне меньше всех. Ведь я понимаю: мне позволяют находиться здесь только из доброго отношения к моему несостоявшемуся отчиму. Если б Логов не был способен очаровать даже чугунную опору, меня и близко не подпустили бы к лежащему на полу телу…
Поэтому я рада, что остаюсь тенью, скользящей между людьми. Я все вижу, слышу и впитываю, но меня никто не дергает, не дает поручений, не требует отчетов. В такие минуты я точно героиня моего же рассказа «Зрители уходят», ставшая соглядатаем собственной жизни… Только, в отличие от нее, меня это ничуть не удручает.
Когда мы подъехали к банку, я попросила Артура только провести меня внутрь и больше даже не оглядываться. Мне не хотелось, чтобы все заметили, что я приехала со следователем. Будет лучше, если я затеряюсь среди клиентов банка, как одна из них, может, услышу нечто ценное. Вряд ли они все запомнили друг друга… В таком-то состоянии!
— Будь осторожна, — только и сказал Артур.
Как по мне, его тревога была лишней, ведь преступники уже сбежали из банка. Что же могло мне угрожать?
Я поняла это через несколько минут…
Еще в машине я натянула серого цвета худи с капюшоном, чтобы на минутку проскользнуть на место преступления, а потом собиралась снять его и затесаться среди заложников. По полукруглым мраморным ступеням мы поднялись вместе, и мои мужчины, как в кино, тряхнули «корочками» перед полицейскими, державшими оцепление. Хотя они стояли тут не больше часа, лица у них уже были усталыми — им то и дело приходилось отгонять любопытных и объясняться с журналистами, которые каким-то образом уже прознали о случившемся. Может, у каждого издания имеется в Комитете собственный платный осведомитель? Или это один и тот же человек, работающий сразу на всех?
— Это со мной, — бросил Логов, кивнув на меня, и я молча скользнула за ним следом.
— Привет, Саш, — на ходу бросил Антон Поливец, вынырнувший из темного бокового коридора. — Шеф, дело-то интересное! Потолкуй с Коршуном, он там над трупом кружит. Стефанович от него отмахивается…
— Неужто даже наш замечательный судмедэксперт здесь? Вот кого не обвинишь в излишней торопливости…
— Он имеет дело с Вечностью, — вставила я, и Поливец хмыкнул.
Кажется, даже он смирился с моим присутствием на заднем плане, хотя поначалу я жутко его раздражала, и он даже не пытался скрыть это.
Другой оперативник из тех, кого я знала, Володя Овчинников, как мне показалось, даже не вспомнил — кто я? И Логову едва кивнул. Его взгляд был направлен куда-то за грань нашей реальности… И понятно — почему: атмосфера в зале банка была пропитана растерянностью. Казалось, никто не понимал, что здесь произошло.
А я в свою очередь не понимала — что так удивляет тощего Стефановича, изучающего труп директора банка? Выражение лица Коршуна тоже было озадаченным, я редко видела его таким… Разве это ограбление настолько уникально? Конечно, погиб человек, и это само собой — из ряда вон… Только не при их работе! Почему же у всех такие вытянутые лица?
Остановившись за спиной Артура, присевшего возле трупа, я вслушалась в то, что говорит ему Коршун. Когда Анатолий Степанович не может объяснить чего-то с ходу, он становится похожим на сердито надувшегося хомячка. И роста он примерно такого же… Могу поклясться, Артур специально присел, чтобы потешить эго Коршуна, который сейчас мог смотреть на него сверху вниз. Хотя
