— Пусть тогда сослуживцы и назовут вам его, — не сдавался Чернов.
— А почему вы не хотите назвать? Причины есть к тому? — настаивал капитан, и Чернов, видимо, понял, что трудно объяснить это упорство. Понял и сделал правильный вывод.
— Сергей приходил. Суходольский.
«Суходольский! Что это? Опять совпадение? За матерью Печказова ухаживает Лена Суходольская! Так совпадение или… на этот раз нет?»
— Расскажите о нем, — потребовал Волин.
Чернову явно не понравилось это требование. Он молчал, затем хлопнул рукой по дивану рядом с собой. Собака тотчас вспрыгнула на диван, положила голову на колени хозяина, продолжая глазами следить за Волиным. «Обезопасился, — подумал Волин, — боится нас, что ли?»
В разговор вмешался Пахомов:
— Разрешите, товарищ капитан, один вопрос?
— Давайте, — разрешил Волин, и эксперт спросил Чернова, показывая на коляску:
— Это ваша вещь?
Чернов ответил нарочито небрежно, но за этой небрежностью почувствовалась тревога:
— Это я брал у сестры, еще когда жил с женой. Ребенка мы ждали. Потом жена уехала, а коляска так и осталась.
— Алексей Петрович, я прошу вас перенести беседу в милицию, попросил Пахомов. Волин хорошо знал эксперта. Для этой просьбы были, видимо, самые серьезные основания.
Сам капитан тоже подумывал об этом. Знакомство Чернова с Суходольским настораживало. Чернова следовало подробно допросить, а в условиях горотдела это проще сделать, да и проверить показания можно быстрее.
Пахомов внимательно следил, как Чернов запирает дверь, попросил показать тонкий стальной ключ с причудливыми бородками на конце.
— Изготовили сами? — поинтересовался он. — И замок тоже?
— Что здесь сложного? — опять пожал плечами Чернов. — Я ведь слесарь.
По дороге Волин пытался выяснить у Пахомова, что его заинтересовало, но эксперт лишь шепнул тихонько: «В отделе».
Едва приехали, Пахомов, пообещав позвонить, направился в лабораторию, а Волин, проводив Чернова в свой кабинет, поручил Карцеву собрать в паспортном столе сведения о Суходольском, разыскать участкового инспектора Гука, справиться о Елене Суходольской.
— И еще, — добавил он просительно, — пожалуйста, о Лузгине узнайте.
Карцев молча кивнул.
В отделе все закружилось с молниеносной быстротой. Первым удивил всех эксперт. Не успел капитан приступить к допросу, как его пригласил Николаев.
Войдя в кабинет начальника, Волин увидел, что полковник вместе с экспертом разглядывают тонкие блестящие стерженьки. «Да это же обломки отмычки из замка печказовской кладовки», — узнал Волин.
— Я думал, откуда они могли быть? — возбужденно говорил эксперт. Сравнивал с вязальными спицами, со спицами от зонтов — нет, все не то. Он обернулся к Волину:
— Алексей Петрович, эта отмычка, — эксперт кивнул на стерженьки, она из верхнего остова коляски, что в коридоре у Чернова стоит! Вы прошли к столу, — продолжал эксперт, — а я как раз возле коляски остановился. Гляжу, верхний остов, ну, на который тент натягивается, в коляске лежит, клеенка с него снята и несколько спиц откушено кусачками. Пригляделся очень похожи спицы на детали отмычки. Мне теперь нужны те спицы, из коляски, проведу экспертизу и дам точный ответ. Но мне кажется, я не ошибся.
— Если Володя не ошибается, надо у Чернова обыск делать, — задумчиво сказал Николаев, — может, еще что отыщется. Буду просить санкцию прокурора на обыск. И вот еще что, Алексей Петрович. Ваш Лузгин очнулся и подтвердил наши худшие опасения. Напали на него. Он решил посмотреть на дом Мавриди, затем пошел вслед за человеком, показавшимся ему знакомым. А парня этого, говорит, девица ждала, и вышла она из подъезда, где живет Мавриди. Жаль Лузгина — хороший, неравнодушный человек. Гордиться такими нужно! В общем, сейчас Суходольскую привезут, поехали за ней. Старушку договорились пока в больницу устроить.
Полковник замолчал. Волин тоже молча обдумывал услышанное. За несколько минут два таких важных сообщения!
Хотя эксперт торопил с обыском у Чернова, решено было вначале провести опознание Чернова соседкой Печказовых.
— Лузгина беспокоить нельзя, а если Чернова опознают, будет у вас предмет для разговора — раз, и основание для обыска — два, — так посоветовал Волину начальник и оказался прав.
Уже через полчаса соседка Печказова безошибочно указала на Чернова, стоявшего спиной к ней в целом ряду мужчин.
— Он это, можете не сомневаться, — заявила женщина, — я его хорошо разглядела. Сначала в глазок, а потом видела в затылок, когда они по лестнице спускались с Георгием Ивановичем. Куда вы его дели? — горячилась она.
Чернов молчал, опустив голову. Ничего не отрицал, ни в чем не признавался. Молчал — и все. Но подавленность его была явной.
Увидев Пахомова, обвешанного аппаратами, с внушительным саквояжем в руках, и узнав о предстоящем обыске, Чернов помрачнел еще больше, хотел сказать что-то, но, передумав, только махнул рукой. И молчал всю дорогу до дома.
Пригласив понятыми соседей, Алексей Петрович попросил на время обыска оставить в их квартире собаку. Те согласились.
Чувствуя тревогу хозяина, собака в чужой квартире хрипло взлаивала, подвывая. Под этот аккомпанемент и пришлось проводить обыск.
В большом ящике для слесарных инструментов нашли части металлических стержней с явными следами обработки. Стержни сняты были с каркаса детской коляски, который тоже изъяли.
— Смотрите, ребята, как набухли почки на этой березе! Пройдет еще немного времени, почки лопнут, появятся ярко-зеленые листочки…
Лидия Ивановна, юная учительница третьего «А» класса, проводила урок природоведения в лесу за поселком. Сегодня он был посвящен весне. Совхозный поселок находился в 60 километрах от города, и Лидия Ивановна считала своим долгом прививать ученикам любовь к родной природе.
Лес постепенно очищался от снега. На полянках сквозь мокрую прошлогоднюю траву проглядывала первая смелая зелень.
Дорога на взгорках была почти сухой — песчаная почва не держала влагу, в низинках же стояло топкое месиво. За поворотом дороги у речки росли вербы, к ним-то и спешила Лидия Ивановна со своими ребятами. На их тонких ветках, как стая маленьких птичек, сидели пушистые желто-белые соцветия. Внезапно она заметила, что возле нее остались только девочки, да и те нетерпеливо поглядывают за поворот, куда побежали шустрые мальчишки.
— Догоняем! — крикнула она своим спутницам и первой побежала по лесной дорожке. За ней с восторженным визгом бросились девочки. Ребячьи голоса звонко разносились по гулкому лесу.
Лидия Ивановна бежала впереди — молодая, легкая, радостная. Через несколько метров изгиб дороги закончился. Лидия Ивановна выбежала к реке и сразу увидела, что ребята столпились у красной легковой машины, глубоко, по самый кузов засевшей задними колесами в низинке.
Молодая учительница подбежала туда, остановилась у красной машины. Обычно шумные, ребята притихли и стояли кучкой.
На заднем сиденье машины, неудобно подогнув под себя ноги, лежал полный мужчина в распахнутом сером пальто. Лицо было полуприкрыто клетчатым пушистым шарфом, но Лидия Ивановна заметила неестественную бледность этого лица.
— Плохо человеку, — заговорила она и сильно постучала по стеклу. Вам плохо, товарищ?! — теперь уже прокричала учительница. Может быть, слишком громко в окружавшей ее тишине.
— Лидия Ивановна, он мертвый, — вдруг сказал кто-то из мальчиков.
Учительница снова заглянула в машину и вновь увидела странную неподвижность, какую-то нелепую позу лежащего.
— Мертвый?! — повторила она, и это показалось ей настолько неестественным, что она не поверила.
Кругом было столько солнца, таяли последние островки ноздреватого снега, на вербе кудрявились пушистые шарики… А здесь смерть. Немыслимо!
— Разрешите, товарищ полковник? — В кабинет Николаева вошел участковый инспектор Гук, расстроенный, целиком еще находящийся под впечатлением утреннего нагоняя, полученного за легковерие и безынициативность.
— Входите! — Голос полковника прозвучал доброжелательно. Он знал меру разносам. Обескураженный инспектор нуждался в поддержке — он получит ее.
Гук почувствовал, что полковник больше не сердится, расправил нахмуренный лоб.
— Товарищ полковник, я Суходольскую привез, — он показал рукой на закрытую дверь. — К зубному врачу она в субботу не ходила.
— И что? — поинтересовался Николаев.
— Все, — смутился инспектор, — плачет теперь только.
— Ну, видите, Гук. На вашей ошибке мы два дня потеряли и, возможно, очень нужных нам два дня.
Гук виновато опустил голову, затем обратился к начальнику:
