Ознакомительная версия.
– Итак, Петр Горышкин был очень богат и собирался встретить свою старость в роскоши. Но вот беда, супруга Петра совершенно не разделяла взглядов мужа. Она была патриоткой до мозга костей. И ее перспектива скончаться на чужбине не устраивала. Женщина оставалась в России вплоть до того момента, когда эмиграция была уже невозможна, даже если кто-то и пожелал бы уехать. Железный занавес опустился над страной, совершенно отделив ее от всего другого мира.
Обожающий свою жену Петр оставался вместе с ней. Детей у них так и не появилось. Пара жила друг для друга. Петр с болью наблюдал за катастрофическими изменениями к худшему, происходящими в стране. Одно его радовало: почти ничего из накопленного им самим и его предками большевикам не досталось. Деньги лежали под надежной защитой швейцарских банкиров. И никто, кроме самого Петра Горышкина или его потомков, не мог прикоснуться к этим деньгам.
Ключом к получению денег должны были стать две вещи – медальон с вложенной в него бумажкой с номером счета, а также печатка, которая должна была открыть банковское хранилище с драгоценностями рода Горышкиных.
– С тех пор как Петр Горышкин открыл счет в швейцарском банке, минуло уже больше ста лет. Представляете, какие проценты должны уплатить швейцарские банкиры за пользование деньгами Горышкина? – вдохновенно произнес Григорий, глядя на Маришу каким-то болезненным, лихорадочным взглядом. – Да там сейчас хранятся миллиарды! И все они до последнего сантима, цента, песо или пенса будут моими!
– С какой это стати твоими? – обозлилась Мариша. – Есть и другие Горышкины!
– Кто?
– Тамара Никитична! Ее дети! Муж!
Про пса Шарика она тоже хотела упомянуть, но вовремя остановилась.
– Муж не в счет, – отмахнулся Григорий. – Он совсем не Горышкин. А Тамара…
– Ну да, я знаю, она вам тоже неопасна. Ваш помощник «убил» ее. Вздумается банкирам проверить ваши слова, сунутся они в компьютерные базы, а там и нет ни одного Горышкина, кроме вас. Умно!
Но Григорий выслушал ее похвалу с поджатыми губами и спросил:
– Надеюсь, ты ничего не говорила Тамаре о том, что узнала от Хана?
– Ну…
– Что же, тем хуже для тебя и для нее, – снова поджал губы Григорий. – Мне придется ее убить. Это все ты виновата!
– Почему это я?
– Ты и твой длинный язык! – настаивал Григорий. – Так бы женщина могла жить не тужить до глубокой старости. Но раз уж она станет мне поперек дороги, то придется отправить ее следом за остальными.
– Остальными! – ахнула Мариша, чувствуя, как подкашиваются у нее ноги. – Так это ты… ты всех их убил?
Григорий самодовольно ухмыльнулся.
– Конечно, я!
А Мариша почувствовала, что ей совсем худо. Одно дело – подозревать человека в убийствах или догадываться, что он подлец и мерзавец, и совсем другое – точно знать, что это так. Да еще услышать его откровенное и нахальное признание, в котором не звучит ни капли раскаяния, а только одно невероятное, просто-таки маниакальное самолюбование.
Мариша взглянула на Григория и воскликнула:
– Я тебя презираю! Не боюсь, а именно презираю! Ты просто жалкое ничтожество! Стоишь тут и пыжишься от гордости. Вот, мол, посмотрите, какой я негодяй! Бойтесь меня! Я все могу! Я всех убью!
– А что? Разве это не так? Я не могу внушить страх?
– Омерзение! Вот что ты можешь внушить в первую очередь!
– Вот все мои женщины твердили это! – внезапно опечалившись, сообщил ей зачем-то Григорий. – Вечно слышал от них одни и те же упреки в бедности, в нищете, в никчемности. Им, видите ли, не нравилась моя худосочная фигура, они смеялись над моими очками, а мое слабое зрение приравнивалось ими чуть ли не к смертному греху.
Но тут же мужчина вновь улыбнулся и воскликнул:
– Но ничего! Уверен, когда миллиарды Горышкиных будут у меня, я буду внушать вам всем куда более теплые чувства.
– Ты навсегда останешься мерзавцем и самозванцем! Неужели ты в самом деле думаешь, что тебе удастся завладеть сокровищами Горышкиных?
– Запросто! Я уже купил билет в Швейцарию, – похвастался Григорий. – Я знаю название банка и номер счета, на котором лежат деньги. У меня есть доказательство того, что я Горышкин и прямой потомок того Горышкина, который открыл счет в швейцарском банке. Да этого и не надо. Счет открыт на предъявителя. Достаточно знать код доступа, который одновременно является и номером счета.
– А хранилище с драгоценностями?
– И его я не обойду своим вниманием. Драгоценности, пролежав сто лет в неприкосновенности, только прибавили в цене. Говорят, там имелось несколько драгоценностей работы самого Фаберже. Горышкины дерьма не приобретали. Им подавай все только самое лучшее!
– Странно, а у меня сведения, что Горышкины перед революцией совсем обнищали.
– Эти слухи поддерживал сам Петр Горышкин! – радостно закивал головой Григорий. – Он хотел, чтобы все вокруг него думали, будто бы он разорился и обеднел. Помимо того, что он надеялся таким образом выманить из России свою супругу, которой должно было рано или поздно надоесть жить в бедности, Петр был еще и человеком очень скрытным. И он совершенно не собирался делиться с окружающими информацией о том, где на самом деле находятся его деньги. Об этом даже не знала его родная племянница. Лишь умирая, Петр Горышкин передал Евдокии перстень с печаткой.
– Почему ей? Он же ее недолюбливал за неравный брак с простолюдином.
– Ну, во-первых, долгая эпоха советской власти заставила Петра во многом по-новому взглянуть на вещи. Во-вторых, племянница к тому времени уже овдовела. А в-третьих… И это самое главное, у самого Петра детей не было. А тут все-таки родная кровь. Кому же и отдать деньги, как не ей? А жена Петра отдала девушке те немногие драгоценности, которые она носила, – серьги, кольца, цепочки.
Супруга Горышкина из страны уехать все же отказалась. Она гордо несла свой крест, но эмигрировать не хотела. Впрочем, бедность в понимании Горышкиных заключалась в том, что теперь у них была не многочисленная челядь, а всего лишь одна домработница и конюх, который также выполнял обязанности истопника и личного камергера Петра Горышкина.
По их понятиям, они и впрямь жили очень бедно. Занимали всего три комнаты, в одной из которых ютилась прислуга. Отчасти это и спасло Горышкиных после прихода к власти большевиков.
– На них просто не обратили внимания. Большевиков в первую очередь интересовали богатства дворянства, купечества и зажиточного крестьянства. Горышкины еще много лет прожили, дурача советскую власть. Все вокруг – и соседи, и друзья, и сослуживцы Петра Горышкина, который, чтобы еще больше досадить жене и склонить ее к отъезду, пошел на советскую службу, – были уверены, что муж и жена бедны, словно церковные крысы. А на самом деле в Швейцарии у них были миллиарды.
Никто уже теперь не мог сказать, открыл Петр Горышкин своей племяннице секрет вклада в Швейцарии или не открыл. Скорей всего, он сказал ей правду. И научил женщину, как забрать все деньги. Но сама Евдокия до Швейцарии так и не добралась. А ее дочь то ли не поверила дяде, то ли в старости позабыла его рассказ, то ли с годами впала в старческое слабоумие, но только Тамара Никитична от своей бабки не получила никаких указаний насчет того, как ей предстоит использовать перстень и медальон с вложенным в него шифром.
И деньги продолжали оставаться в Швейцарии и все увеличиваться в размерах.
– И теперь эта куча денег достанется мне одному! – непрестанно восклицал Григорий, так что даже надоел Марише со своим восторгом.
– Да что ты заладил! Одному! Мне! Есть ведь Горышкины и покруче тебя-самозванца.
– Есть-то они есть, да только где?
– Что?
– Где они есть? – повторил Григорий свой вопрос.
– Ну…
– То-то и оно! Бабка Тамаре медальон и перстень передала, чтобы Натали досадить. Забыла, что Евдокия – мать ее – сама замуж за бедного да неродовитого вышла. Не одобряла в этом дочь. И очень старухе не понравилось, что ее собственная внучка княжеских кровей за простолюдина, да еще и бедняка, замуж вышла. Вот она и отдала фамильные ценности другой своей внучке. Отдать-то отдала, а тайну их поведать то ли не успела, то ли не захотела. Все ж Натали она всю жизнь знала и любила, а про Тамару только перед смертью вспомнила, когда драгоценности кому-то передать надо было.
– Значит, Тамара Никитична не подозревает, что она богата?
– Нет. Никто ничего не знал. Натали правду знала, да только не от бабки своей, а от меня.
– А ты откуда узнал?
– Мне помогли… люди.
– Знаю я, кто тебе помогал! Хан твой драгоценный! Ты-то с компьютерами не больно ладишь. А он, наверное, и название банка для тебя узнал, и условия договора между банком и Петром Горышкиным.
– Деньги достанутся мне! – лишь повторил в ответ ей Григорий. – Мне, и никому другому! Я это заслужил. Я, а не Натали. Да и где теперь эта Натали? Мертва! И теперь она скоро в могиле будет. Так что не проболтается больше. А Марату она при жизни про ценности Горышкиных не рассказала, в этом я уверен. Знала, каков фрукт ее братец. Но вот Игорь… Тут я всерьез опасался.
Ознакомительная версия.
