Филип Пулман - Тигр в колодце

— Когда мама была маленькой девочкой, как Харриет, папа водил ее в лес высоко в горах, мы жили в палатке, готовили еду на костре и пили воду из ручья. Нам приходилось быть очень смелыми — в лесу водились тигры, змеи и дикие обезьяны. Но даже когда мама не видела своего папу, она знала, что он где-то рядом, и ей не было страшно. Хэтти, радость моя, ты будешь такой же смелой? Потому что маме придется ненадолго отлучиться. Но мы отведем тебя к другу, который за тобой присмотрит. Мамы не будет рядом, но она все равно будет близко. А после этого скоро мы поедем домой…

Харриет уснула. Голос Салли дрогнул. Она нежно убрала волосы с лица дочери и смотрела на нее около минуты, пораженная сосредоточенностью ее личика. Даже во сне сосредоточенность была очень свойственна Харриет. Салли хотела бы разглядеть в ней черты своего отца, но их не было, потому что он вовсе не был настоящим отцом Салли, как она узнала лишь после его смерти. Все, что останется Харриет от него, — воспоминания Салли. И фирма, которую она основала на оставленные им деньги.

Однажды… Когда? Может быть, скоро.

Салли тихо поднялась, написала две записки — Анжеле Тернер и мисс Роббинс, и ушла в ванную.

— Салли, что ты сделала? Dein shones Haar… [16]

— Решила изменить внешность. Но просто подстричься недостаточно — цвет тоже надо изменить. Ты мне не поможешь?

Ребекка повернулась к миссис Катц и ее дочери Лее, державшей за руку Харриет, и они быстро заговорили по-немецки. Салли расслышала слова «Mit Henna farben » [17], миссис Катц закивала головой и вышла.

— Хна? Я не знаю этого слова. — Ребекка снова обратилась к Салли: — Миссис Катц покрасит твои волосы в рыжий цвет. Темно-рыжий. Да, мы можем тебе помочь. Но зачем? Зачем тебе все это?

Увидев, что Харриет увлеклась игрой с маленькой деревянной собачкой, Салли заговорила вполголоса:

— Твой рассказ навел меня на мысль. У меня появилась идея, только надо хорошенько замаскироваться. И оставить Харриет в надежном месте. На миссию я надеяться не могу — там все слишком заняты, некому будет за ней приглядывать. Но я подумала, может, вы за ней присмотрите… Миссис Катц и Лея так добры… Я не люблю просить об одолжении, но больше мне в голову ничего не приходит.

Первый раз в жизни Салли попросила кого-то об услуге, не имея возможности заплатить за нее. Она чувствовала себя голой, и не только из-за коротко остриженной головы. Ребекка взглянула на Лею, и та, маленькая и живая девушка, похожая на птичку, тут же кивнула.

— Конечно, — сказала она. — Конечно, мы поможем. Но что вы собираетесь делать?

Салли содрогнулась. Каждый раз, когда она думала об этом, ей становилось дурно, но она уже приняла решение и не пойдет на попятную.

— Я собираюсь проникнуть в дом Цадика. Хочу сама увидеть его. Если я могу что-либо сделать, чтобы остановить его, то я это сделаю. Но нужно выглядеть по-другому. Он знает меня в лицо, а если нет, то знает Пэрриш — они не будут ждать кого-то с темными волосами. Они вообще никого не будут ждать. Так что… Вот это я и собираюсь сделать.

Девушки молча смотрели на Салли. Ей даже показалось, что они ничего не поняли, но Лея хорошо говорила по-английски, к тому же Салли сама пыталась переводить по ходу того, как говорила. Нет, они все прекрасно поняли.

— Но как? — спросила Лея.

— Пока не знаю. Как-нибудь. Это может занять какое-то время, поэтому…

Она взглянула на Харриет, которая не замечала ничего вокруг, кроме деревянной собачки. Ребекка нагнулась, подняла девочку и посадила к себе на колени.

— Малышка будет в безопасности, — сказала она. — Мы за ней присмотрим. Но вы действительно приняли решение?

Теперь они понимали друг друга лучше — половину говорили по-немецки, половину по-английски. Салли кивнула:

— Приняла. Я должна это сделать. Не только из-за себя и Харриет, но и из-за мистера Голдберга. Я все обдумала. Зачем им вдруг арестовывать его именно сейчас? Он не скрывался, он журналист, к тому же известный. Только сейчас, когда он стал расследовать дела Цадика, за ним начала охотиться полиция. Пойми, Ребекка, я обязана это сделать. Но мне нужно, чтобы ты рассказала мне все, что помнишь, — каждую деталь — о нем, о его слугах, о привычках, — словом, все.

Миссис Катц вошла в комнату с тазом, наполненным горячей водой, с полотенцем и коричневым бумажным пакетом. Она что-то сказала Лее, и девушка перевела:

— Это займет два часа. Мама сказала, что придется терпеть горячую воду. К тому же у вас волосы слишком светлые, поэтому они могут не очень сильно потемнеть. Но мы постараемся. Приспустите платье и оберните полотенце вокруг шеи, чтобы не осталось пятен.

Харриет с любопытством наблюдала, как Салли нагнулась над тазом, и миссис Катц принялась за дело. А Ребекка тем временем рассказывала все, что могла вспомнить. Служанка, с которой она познакомилась, была из России и работала лишь в одном доме, не будучи личной служанкой Цадика. Тот, как король, путешествовал со свитой. В нее входили: секретарь, немец по фамилии Уинтерхалтер, повар — француз, имени которого Ребекка не знала, личный врач, доктор Штраус — тоже из Германии, кучер и слуги, которые помогали ему передвигаться, и старший над ними — Мишлет.

В обязанности Мишлета входило одевать и мыть Цадика, а также заботиться обо всех остальных личных нуждах своего хозяина. В доме Мишлет был самым главным, не считая самого Цадика. Ребекка считала, что слуга этот человек тщеславный, пыталась вспомнить, что она о нем слышала: своенравный, толстый, любитель шоколада, всяких сладостей и ароматных сигарет. Он был единственным в доме, кто мог совладать с обезьянкой, которая безнаказанно кусала всех, кого захочет. Однажды она впилась зубами и в его руку, а он, вместо того чтобы попытаться отдернуть ее или разжать челюсти обезьяны, спокойно затянулся сигаретой, а потом затушил ее о голову зубастой проказницы. Та закричала, убежала и с тех пор боялась к нему подходить.

А что до самой обезьяны…

— Это сущее зло, — сказала Ребекка, втирая Салли в волосы что-то не очень приятно пахнущее. — Мне все равно, что там говорят о животных — мол, это невинные существа, не знающие, что такое добро и зло, Адам и Ева, дерево познания и все такое прочее. Эта обезьяна не невинное существо. Она знает, что такое зло, и она творит зло. Если бы я верила в весь этот фольклор, в дибуков и големов, я бы подумала, что это и есть злой дух, а не живое существо из плоти и крови. Порой, когда Цадик хочет наказать кого-нибудь из слуг, он приказывает обезьяне напасть на него, что та и делает. И они не смеют защищаться, за исключением того случая с Мишлетом. Та служанка, Ольга, рассказала мне еще кое-что. Она сказала, что обезьяна стареет. Цадик пытался заменить ее и тренировал молодых приматов, но ничего не получалось. Придет время, когда она совсем состарится и не сможет выполнять своих обязанностей, а потом умрет, и что он будет делать тогда, одному Богу известно… Так, теперь опять надо смыть. Наклоните голову над тазом…

На Салли израсходовали почти всю хну, миссис Катц и Ребекка втирали, промывали, потом снова намазывали волосы густой массой и опять смывали. Мистер Катц вошел в комнату в разгар операции, поднял руки, показывая, что не смотрит, вышел, но потом вернулся снова, поиграть с Харриет.

Через некоторое время они поужинали супом со свеклой и соленьями, закусили черным хлебом, а затем Салли (со все еще обмотанной полотенцем головой) отвела Харриет наверх и уложила на раскладную кровать, которую поставили в комнате Ребекки. Мистеру Катцу было не впервой укрывать беглецов; его бизнес процветал, и он мог позволить себе помогать нуждающимся в помощи. К тому же он любил детей.

Салли оставили наедине с Харриет, чтобы они могли попрощаться. Девочка хотела спать, и ей уже не было дела до полотенца у матери на голове.

— Спокойной ночи, моя дорогая, — прошептала Салли. — Помнишь, что мама говорила тебе о смелости?

— Тигры? — вспомнила Харриет.

— Точно. Даже если ты не видишь маму, знай, что она рядом. А теперь закрой глаза, моя малышка. Будь умницей. Будь смелой девочкой…

Салли поцеловала дочку в лоб, лотом в обе щечки и крепко обняла. Когда она устраивала ее поудобнее, несколько слезинок упали на подушку рядом с девочкой, но Харриет ничего не заметила.

Потом Салли спустилась по лестнице, полотенце сняли, и на всеобщее обозрение были представлены темно-рыжие подстриженные волосы. Она даже не узнала себя в зеркальце, которое ей вручила миссис Катц.

— Спасибо, — поблагодарила всех Салли. — Это… Это именно то, что я хотела.

— Die Augenbrauen! [18] — вдруг вскричала Ребекка. — Брови должны быть темнее. У вас светлые брови — это ведь странно. Светлые брови с темными волосами. Они должны подходить по цвету.

Лея нашла карандаш, Салли послюнявила его и подрисовала брови. Теперь она была абсолютно на себя не похожа. И тут же подумала, что ей нужно и другое имя.