– Каляев не подходит под описание.
– И все-таки я хочу удостовериться в его невиновности на сто процентов. К тому же один Каляев погоды не делает. – Волин откинулся на спинку стула, потянулся. – Знаешь что, Лева, поезжай-ка ты домой, ложись спать. Завтра нам предстоит тяжелый день.
– Хорошо, – оперативник поднялся, застегнул курточку. – Во сколько приходить?
– Как сегодня, к восьми.
– Хорошо. Лева направился к двери, и по его фигуре, по тому, как он шел, Волин понял: не хочется ему уходить. Лева предпочел бы остаться и работать, пахать, вкалывать. Как у Стругацких. Понедельник начинается в субботу. Иначе на ушах начинает расти шерсть. Иногда Волин жалел, что в природе существуют такие понятия, как «день» и «ночь».
***
– Почему ты не сказала мне, что была… э-э-э… в общем, очень близко знакома с Баевым? – серьезно спросил Саша. Пожалуй, даже слишком серьезно. Оперативник стоял посреди единственной комнаты Наташи и, уперев руки в бока, смотрел на девушку. В праведном негодовании, пальто, кашне и носках он выглядел довольно забавно. Поначалу Наташа смотрела на него с легкой улыбкой, но после первого же вопроса, выпаленного Сашей еще с порога, глаза ее стали серьезными, а улыбка мертвой. Она поплотнее запахнула толстый махровый халат, развернулась и ушла в комнату. Оперативник, прыгая на одной ноге, стаскивал туфли, а стащив, направился следом. Полы его пальто развевались, словно мушкетерский плащ. Всю дорогу он матерился сквозь зубы, ругал Наташу, называя ее самыми непристойными словами, выращивая в себе ярость. Слава Богу, в квартире Баева ему быстро удалось справиться с растерянностью. Саша даже удивился тому, насколько сильные чувства он испытал, увидев фотографию обнаженной Наташи. Никогда еще ему не было так досадно и больно. От одной только мысли, что другой мужчина вожделенно и нагло разглядывал по вечерам этот снимок, у Саши что-то переворачивалось в груди. Ему казалось, что его обманули в лучших чувствах, предали, плюнули в душу. Он держался с апломбом собственника – первым признаком слабости.
– Почему ты не рассказала мне о своих отношениях с Баевым? – повторил Саша, чувствуя себя апостолом Петром, разбирающимся с грешником. Наташа, продолжая улыбаться неживой, бесцветной улыбкой, дернула плечом.
– А никаких отношений и не было. Встретились, выпили шампанского.
– Переспали, – не без сарказма заметил Саша.
– Переспали, – легко подтвердила Наташа. – Иногда это случается. Кстати, если ты не в курсе, именно благодаря этой тонкости в отношениях между мужчиной и женщиной на свет появляются дети.
– Да знаю я, как появляются дети! Но почему ты не рассказала мне об этом?
– О чем? О детях или о тонкостях?
– При чем здесь дети? – Саша никак не мог найти нужный тон, подобрать верные слова. Как разговаривать с этой девушкой? Наезженный репертуар «плейбоя» здесь не годился. Да и не в том он пребывал состоянии. На каждую его патетическую фразу тут же следовала ответная оплеуха. – Например, о фотографиях голых женщин у него в спальне? Или, по-твоему, это тоже нормально? Не заслуживает внимания?
– А по-твоему, этот факт обязательно нужно сделать достоянием общественности? Так ты скажи, я книжку напишу: «Фотографии голых баб в спальне моего любовника». Бестселлер.
– Что ты несешь?
– Нет, дорогой, что ты несешь? Почему я должна что-то тебе рассказывать? Какое ты вообще имеешь право говорить со мной в подобном тоне? Я тебе кто? Жена? Невеста? Сестра? Или, может быть, ты – инспектор из отдела по надзору за нравственностью? Ворвался в одиннадцатом часу ко мне домой и задаешь дурацкие вопросы о вещах, абсолютно тебя не касающихся!
– Значит, не касающихся?
– Нет. Моя личная жизнь касается только меня. И я не собираюсь обсуждать ее ни с тобой, ни с кем-либо другим.
– Вот как?
– Да уж, вот так.
– Не собираешься?
– Нет.
– Так. Ладно. Хорошо. Раз так – хорошо. Я не буду разговаривать в «таком» тоне. Я вообще не буду разговаривать.
– Как ты меня напугал. Саша огляделся:
– Где мои туфли?
– В прихожей, – насмешливо ответила девушка.
– Ага. Очень хорошо. Я сейчас вообще уйду. Надену туфли и уйду.
– Счастливого пути.
– Да, я уйду, но ты… ты можешь очень крупно пожалеть! – Саша погрозил ей пальцем. – Учти!
– В самом деле? О чем же?
– Об этом вот.
– О чем «об этом вот»?
– Вот об этом… О своем поведении. – Саша направился в прихожую, но тормознул на пороге, развернулся на сто восемьдесят градусов. – Ничего не хочешь сказать? Нет? – Наташа вдруг засмеялась, прикрыла рот ладонью. – Очень смешно. Прямо обхохочешься.
– Подумать только. Первый раз в жизни у меня такое.
– Какое это «такое»? – подозрительно спросил Саша. – Что конкретно ты имеешь в виду? Объясни-ка.
– Мужчина, о котором я еще вчера знать не знала, приезжает среди ночи, чтобы закатить мне сцену ревности.
– Я? Сцену ревности? – на лице Саши обозначилось искреннее негодование. – Я???
– Ты, – кивнула Наташа.
– Вы, мадам, меня с кем-то путаете.
– Ну конечно. Оперативник с гордостью оскорбленного монарха прошествовал в прихожую. Наташа пошла за ним. Он взялся за ручку финского замка, попытался повернуть, но ничего не вышло. Еще одна попытка. Тщетно.
– У тебя что-то с замком, – громко объявил Саша, досадуя, что эффектный уход с презрительным хлопком дверью не удался.
– Просто он открыт, – сказала Наташа, с любопытством глядя на оперативника.
– Ты с ума сошла? Я же велел тебе запереться на замок.
– Он и был заперт. До твоего появления. Ты входил в квартиру последним.
– Да? – Саша смутился. – Значит, просто забыл.
– Разумеется. Туфли надеть тоже забыл? Или ты у нас, вроде графа Толстого, любишь ходить по улице босым?
– Это же надо? – с горечью усмехнулся оперативник, словно изумляясь собственной наивной глупости. – Я, как дурак, еду к ней, волнуюсь, а она…
– Что «она»? – серьезно спросила Наташа.
– А ты издеваешься надо мной, как над пятилетним пацаном.
– А ты прекрати вести себя, как пятилетний пацан.
– По-твоему, я веду себя, как пятилетний пацан? – спросил Саша, отлично понимая, что именно так он себя и ведет.
– Конечно. Ты ведь не хочешь уходить? – едва заметно улыбнулась девушка.
– Еще как хочу, – буркнул Саша.
– Нет, не хочешь. У тебя на лице написано. Ты ищешь предлог остаться.
– Не ищу.
– Ищешь.
– Не ищу.
– Ну, раз не ищешь, тогда иди, – Наташа с улыбкой наблюдала за ним.
– И уйду.
– Иди. Он преувеличенно бодро надел правую туфлю, демонстративно затопал ногой.
– Только потише, пожалуйста. Соседи уже спят.
– Ничего. Как проснутся, так и уснут. Вторая туфля. Снова потопал, но уже тише, осторожнее, стараясь все-таки не разбудить соседей. Сунул руки поглубже в карманы пальто.
– Я пошел.
– Иди.
– Дверь, значит, не заперта?
– Нет.
– Хорошо. Закрой за мной.
– Обязательно. Он вышел на площадку, остановился, достал из кармана пачку сигарет, закурил, посмотрел на безразличные двери соседних квартир.
– Вот так, граждане, – произнес себе под нос. Прислушался. Замок так и не щелкнул. Саша подождал еще несколько секунд, затем решительно отшвырнул окурок и толкнул дверь Наташиной квартиры. Она стояла посреди прихожей, глядя на него, и улыбалась. Точно так же, как и в ту секунду, когда он вышел.
– Ты забыла запереть дверь, – сказал Саша.
– Если бы я заперла ее, как бы ты вошел?
***
Миши дома не оказалось, и это было странно. Не то чтобы Маринка не доверяла ему или ревновала. В конце концов, Мишка ничем ей не обязан, как, впрочем, и она ему. Но, раз уж они решили жить вместе, между ними не должно быть недомолвок. Конечно, сегодня и Маринка не собиралась приезжать домой, однако… Маринка приняла душ, погасила свет – везде, кроме прихожей, на случай, если Мишка вернется, чтобы лоб не разбил, – подошла к окну и, отодвинув занавеску, выглянула на улицу. «Четверка» стояла у дома напротив, на углу. Маринка улыбнулась, подумав о несправедливости мироустройства. Она снова чувствовала себя в безопасности. Благодаря ему, и только ему. Телохранитель, человек, оберегающий ее спокойствие и жизнь, будет сидеть в машине, смоля одну сигарету за другой, ерзать на сиденье, стараясь размять затекшие ноги, не спать до самого утра. И все это ради того, чтобы она, Маринка, могла сейчас спокойно забраться под одеяло и закрыть глаза. Ей стало немного жаль его. Наверное, стоило бы предложить ему подняться в квартиру, но Мишка, вернувшись, истолковал бы это по-своему. Хотя во многом он оказался бы прав. Маринка продолжала улыбаться, глядя на темное лобовое стекло «четверки». Вот в темноте салона вспыхнул огонек сигареты, повисел секунду в пустоте и поплыл к приборному щитку. К пепельнице. А следом за ним… вдруг возник еще один уголек. Ярко-красный, он двигался по короткой дуге, слева-направо и обратно. Очевидно, человек, сидящий на переднем пассажирском сиденье, говорил, зажав сигарету в пальцах. Вот огонек замер, вспыхнул ярче – курящий затягивался – и тотчас уплыл в темноту. Маринка почувствовала, как сердце ее забилось чаще и сильнее. Кто этот второй? Он пришел через несколько минут после того, как она ушла. Это не могло быть случайностью. Ведь телохранитель сейчас должен был караулить ее у телефонного узла, на Арбате. Никто не успел бы приехать настолько быстро, если только не знал заранее, что телохранителю придется везти Маринку домой. А знать об этом мог только один человек. Боря! Она невольно попятилась от окна. Не хватало еще, чтобы Боря ее заметил. В голове вновь проявились и заплясали в безумном танце старые страхи. Само собой всплыло в голове: «Вот тебе ключи от входной двери. Иди на первый этаж и вызови наряд милиции. Попробуй, кстати, привести в чувство этого бычка внизу. Все, вперед». И растерянный голос Сергея Сергеевича: «А вы что собрались? Заняться нечем? Быстро все… по рабочим местам». И снова он: «Ни в коем случае. Никому из комнаты не выходить. И прикажите остальным сотрудникам не покидать кабинетов и не открывать двери на стук». Борю не смогут поймать в здании телефонного узла, потому что его там нет. Бессмысленно было выставлять посты. Он должен был уйти незамеченным, и он ушел, ни у кого не вызвав подозрений. Выводя ее, Маринку, на улицу. И никакая милиция его не проверяла. Он просто не воспользовался рацией. Боря – двулик, как Янус. Собственно, никакого Бори не существует в природе. Есть два человека, действующие, как один. Телохранитель и его помощник. Человек, звонящий по телефону и называющий цифры. В этом-то и заключался гениальный план Бори. Ему не надо было подбираться к жертве. Она, то есть жертва, и так все время рядом. Каким-то образом ему удалось обмануть Мишу. Он устроил так, чтобы Миша сам привел его к Маринке, дождался, пока напарник довел жертву до паники, а затем предложил свой «гениальный» план. Теперь она, Маринка, послушно плясала под его дудку. Шла туда, куда хочет мнимый телохранитель, делала все, как он приказывает. Дура. Надо же быть такой дурой!!! Как ей это сразу в голову не пришло? Одно целое! С собственным убийцей! Маринка облизнула губы. Осторожно, на цыпочках, словно те двое могли ее услышать, она подошла к креслу, вытащила из сумочки рацию и, вернувшись к окну, нажала «вызов». Второй рукой Маринка отодвинула краешек портьеры.
