— Поняла? Натуральная осада!
— Андрей, давай Сергею Сергеевичу позвоним…
— Я уже позвонил. Если нам надо будет выйти, он поможет.
— Но они же бандиты! Их арестовать надо! — настаивала Лиза.
— За парковку в неположенном месте? — язвительно поинтересовался Заварзин.
Она вздохнула:
— Кошмар какой-то!
— А ты думала, в миллионерши попасть просто? Раз, два — и в дамки?
— Да ничего я не думала! Налей мне лучше еще кофе, — сердито сказала девушка.
— Как быстро люди к хорошему привыкают! — засмеялся Андрей. — Я тебе уже, что ли, горничная? Может, в следующий раз вам, сударыня, кофий в постелю приносить?
Она покраснела и неловко потянулась к кастрюльке, стоявшей на плите.
— Тихо, тихо! Осторожней граблями-то маши, опрокинешь, — остановил ее Заварзин, перехватывая горячую ручку.
Лиза совсем смутилась:
— Андрей, за что ты меня так ненавидишь?
— Я?! — Он вытаращил глаза. — Не сказал бы. Ты что, гренки не ешь, дохлятина? Совсем отощаешь.
«Глиста в обмороке», — вспомнила девушка и взяла ломтик поджаренного хлеба с толстым слоем растопленного сыра. Она откусила немного, вяло, не чувствуя вкуса, пожевала и положила обратно на тарелку.
— Что, аппетита нет? — осведомился Заварзин, как ей показалось издевательски, а на самом деле обеспокоенно — она действительно была очень бледна и выглядела страшно усталой.
Девушка встала, одарила его уничтожающим взглядом и удалилась в ванную.
Лиза, пожалуй, не смогла бы объяснить, зачем это сделала, но, заперевшись в ванной, она выкрасила волосы в жгуче-черный цвет и накрасилась соответствующим образом.
Как раз, когда она покончила со своим перевоплощением, зазвонил телефон. Выскочив в прихожую к аппарату с криком: «Я отвечу!» — она схватила трубку и заговорила по-английски.
— Гаррис хочет заехать! По пути к Славику, — сказала она в спину мывшему посуду Андрею. — Он вспомнил что-то важное. Ему можно к нам?
— Да ради Бога. — Заварзин не оглянулся.
— А… А эти?
— Да ему-то их что бояться?
Настойчивая трель телефонного звонка заставила Херби выйти из ванной.
— Спишь, бездельник?! — скорее с утвердительной, чем с вопросительной интонацией осведомилась Бет Моргенсон.
«И она еще смеет спрашивать? — мысленно вознегодовал Джейк. — Всю ночь не давала глаз сомкнуть, ненасытная шлюха!»
Вслух же он произнес:
— Уже встал, любовь моя.
— Действуй же, придурок! — сердито проговорила Бет, пропустив мимо ушей ласковое обращение. — Я кое-что узнала: Гаррис собирается ехать к тому парню в больницу! Перехвати его, придумай что хочешь, любой предлог, только заставь его подняться к тебе…
— Но зачем, дорогуша? — удивился Херби. Этот вполне разумный, с точки зрения Джейка, вопрос вызвал бешеное раздражение Бет.
— Делай, как я говорю, идиот! — закричала она. — Разве ты не понимаешь, что я пытаюсь спасти твою задницу?! И заодно вывести из игры этого чертова бойскаута! Шевелись, импотент несчастный!
— Это я-то импотент?! — воскликнул в негодовании плейбой, но Бет уже повесила трубку.
Херби успел «поймать» своим звонком адвоката как раз, когда тот уже собирался покинуть свой номер.
«Черт! — подумал Боб. — Еще несколько секунд, и я бы успел уйти! Чего еще ему надо от меня?!»
Однако он все-таки решил выслушать Херби. Чтобы не возвращаться, он прихватил с собой пакет, в котором лежали купленные для Маркова фрукты, конфеты и бутылка виски. Может быть, это было и неразумно, но он был совершенно уверен, что именно виски больше всего порадует Славика.
Оказавшись возле двери в номер Джейка, Гаррис постучал.
— Не заперто, — томно простонал тот.
Адвокат вошел и увидел сидевшего на диване в гостиной бледного растрепанного плейбоя в халате и тапочках на босу ногу.
— Что случилось? — спросил Гаррис довольно сухо. — Говори, я спешу. Ну?
На лице Джейка появилось страдальческое выражение.
— Удели мне минутку, Боб, — проговорил он заплетающимся языком. — Одну чертову минутку! Ты ведь идешь к этому усатому? В больницу?
— Да.
— Вот, возьми для него шоколад.
Гаррис едва не заскрежетал зубами:
— И ради этого ты?..
— О нет, нет, Боб! Но я ведь твой друг, я ведь что-то значу для тебя? Уж, наверное, побольше, чем этот Марков, которого ты едва знаешь?
«Хорош друг!» — подумал адвокат, махнул рукой и сказал: — Что еще случилось?
— Я… м-м-м… Я… э-э-э… Я никак не приду в себя! Ведь в меня стреляли, Боб… Я бросился тебя спасать, а меня чуть не убили, Боб!
— Вызвать врача?
— Нет, нет, нет, — запротестовал страдалец. — Эти русские врачи — самые настоящие коновалы. Они и здорового человека способны сделать калекой… Нет, не нужно… И потом, я боюсь! Вдруг опять появится убийца?
Адвокат едва сдержался, чтобы не выругаться, Херби явно повредился умом после нападения.
— Так чего же ты от меня хочешь? — спросил он с раздражением. — Чтобы я тебя теперь караулил?
Херби потупился и проговорил:
— Нет, но мне так плохо… Боб, у тебя, случайно, нет аспирина?
— Аспирина? Аспирин у меня был, но кончился. — Увидев, что лицо Джейка страдальчески искривилось, Боб пожалел совсем расклеившегося плейбоя. Мало того, он подумал о том, что собрался сообщить кое-что о Джейке Заварзину, и ощутил укол совести. — Ну что ты, что ты? Я схожу за ним в аптеку.
Гаррис поставил на стол свой пакет и вышел.
Тарасенков, измученный бессонной ночью и с отвратительной назойливостью мелькавшими перед его мысленным взором большими и малыми звездочками, тем не менее вовремя вспомнил о том, что повышение непосредственно связано с тем, как на его действия посмотрит полковник, и поспешил выложить на стол карты.
Александр Петрович Головнин слушал капитана, почти не перебивая, и лишь иногда задавал вопросы исключительно по существу дела. Когда же оперативник закончил, Головнин спросил: «Все с этим?» — и, получив подтверждение, закрыл папку, которую дал ему для ознакомления Тарасенков.
— Знаешь байку про одного… армейского подполковника? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Ему долго очередного звания не присваивали. Совсем извелся мужик. Сделался ему весь белый свет не мил. Взял он и запил к чертовой матери. — Полковник махнул рукой. — Долго пил. И вот однажды приходит домой, протягивает жене звездочки и говорит ей, мол, верти мне на погонах дырки. Она, понятно, сообразила, что повысили наконец мужа, обрадовалась, все сделала, подает ему китель. Он встал перед зеркалом, надел, все пуговицы застегнул, постоял так, полюбовался на себя и говорит жене: «Ну вот, а теперь эти две снимай!» — Головнин сделал паузу и прибавил, хотя уж кому-кому, а Тарасенкову-то было понятно, что хотел сказать начальник, кроме того, байку эту капитан прекрасно знал. — И стал, понимаешь, майором. Усек?
Сергей мрачно кивнул и подумал, что лучше, пожалуй, стать старлеем, чем так мучиться.
«Далась мне эта звездочка! — досадуя на свое невезение, подумал он. — Уйти, что ли, совсем? Как Андрей? Ну нет, я — не он, легких дорожек не ищу!»
— Я, Александр Петрович, не боюсь, — твердо сказал он.
Полковник покачал головой:
— Не боится, Сергей, только дурак. Сам знаешь, не все от меня зависит, кое-кому ты не нравишься. Прямолинеен, хамоват… Да, да, и не ерепенься! Однако опер ты хороший и в капитанах засиделся. Пора перед молодой женой похвастаться. Давно пора. Однако историю ту я тебе не случайно рассказал. Рот-то ты раззявил широко, но… Смотри! Там и иностранцы все-таки замешаны, к тому же один из них адвокат. Поднимут хай — не расхлебаемся… — Он задумался и добавил: — А Стеклов-то как? Так с того дня дома и не объявлялся?
Тарасенков покачал головой:
— Нет. Мать говорит, отдохнуть поехал с друзьями.
— И на работе его не видели… Я помню, помню, что его уволили. Но мало ли? Может быть, заходил к друзьям-товарищам?
— Нет.
— А в парке был?
— Да.
— Значит, думаешь, он придет туда? — спросил Александр Петрович.
Капитан кивнул.
— Ну что ж… Ладно, — задумчиво сказал Головнин и подытожил: — Раз уж ввязался в драку, давай, бейся до конца. Словом, действуй, Сергей.
Оставив «умиравшему» Херби упаковку аспирина, Гаррис наконец покинул гостиницу и скоро уже звонил в дверь квартиры Батуриной. При виде Лизы и Заварзина он отчего-то решил, что его появление крайне некстати, и совсем смутился. Чтобы хоть как-то загладить неловкость, он поспешил преподнести Лизе коробку конфет, резонно рассудив, что Маркову хватит и шоколадки, которую Херби все-таки заставил его взять. Похоже, он был так занят собственными переживаниями, что не заметил, что Лиза превратилась в жгучую брюнетку.
