вызывали на допрос. Знала, что в учебном центре для взрослых мне не смогли подтвердить, что он там работает, хотя и рассказали историю, вполне соответствующую обстоятельствам жизни Джейка: он не работал в центре ровно с тех пор, как нашёлся Эйден. Он собирался работать в школе на полставки, но на этом всё. Но у меня никак не получалось перестать думать о том, что было в жизни у Джейка до того, как всё это началось, — то бишь, до того, как я узнала, что беременна.
Мы были женаты год, и хоть и говорили о детях, Джейк всегда добавлял, что спешки никакой нет. Он хотел удостовериться в том, что я готова к этому после трагедии с Эйденом, а я посчитала это чрезвычайно милым с его стороны и поддержала такой подход. Собственно говоря, я была не совсем уверена, что вообще хочу ещё одного ребёнка, поскольку это представлялось мне своего рода поиском замены Эйдену.
Однако медовый месяц закончился, и многое изменилось. Свадебные фотографии были определены на свои законные места в альбоме, нас закрутил вихрь повседневной жизни, и тотчас что-то между нами пошло не так. У Джейка были очень чёткие представления о том, как должен выглядеть дом, и всякий раз, когда я пыталась украсить интерьер какой-нибудь новой вещицей или просто переставить мебель, чтобы удобнее расположить что-то из своего, ему это не нравилось. Некоторое время я наблюдала за тем, как он пытается смириться с нововведениями, бросая особенно долгие недовольные взгляды на старый сосновый стол, который я перевезла из дома родителей. Он сделал кучу пренебрежительных замечаний о следах краски и кругах от кружек на его поверхности и не раз как бы в шутку предлагал отнести его в гараж.
В итоге однажды я вернулась домой и обнаружила на месте моего с детства любимого стола какое-то новёхонькое чудовище со стеклянной столешницей.
— Па-бам! — возгласил он, стоя рядом со столом с широко растопыренными руками.
Помню, была суббота, и утром я ездила с Джози в Йорк, причём поехать мне активно предлагал сам Джейк — он явно хотел, чтобы я не мешала ему заменять стол. Я так и замерла на месте, стиснув зубы и сжав кулаки так, что ногти вонзились глубоко в ладони.
— Где мой стол? — спросила я.
— Я купил тебе новый. Он…
— Где мой стол???
Это была, наверное, самая жуткая ссора за всё время наших отношений. Джейк не выбросил старый стол, чего я вначале испугалась, нет — он соорудил в гараже целую художественную мастерскую, где теперь находился и стол, и краски, и мольберт, и куча моих картин. Поостыв, я поняла, что теперь у меня есть своё собственное пространство, и это здорово, хоть и находится оно в ссылке, в гараже. Летом гараж, освещаемый солнечным светом через открытую гаражную дверь-жалюзи, — идеальное место для рисования.
Но после этой стычки из-за стола стало ещё очевиднее, что медовый месяц остался далеко позади. И, хотя Джейк всегда был ненасытен в постели, наши ночные развлечения быстро стали походить на отчаянные попытки убедить себя и друг друга в том, что, несмотря на постоянные препирательства на тему мытья посуды и выноса мусора, в основе наших отношений лежит любовь.
Через несколько месяцев после этого я умудрилась забеременеть, хотя ежедневно принимала противозачаточные таблетки. Мы отнесли это происшествие на счёт божественного провидения, ибо происшествие было всё же счастливым, но с этого момента Джейк практически перестал ко мне прикасаться. Что-то в моей беременности его отталкивало. Даже когда гормоны требовали секса, и я начинала беситься от неудовлетворённости, он меня совершенно игнорировал и даже раз пять спал в другой комнате, объясняя это желанием «пораскидывать руки-ноги попросторнее», что я для себя расшифровывала как «Дорогая, сегодня тебе придётся позаботиться о себе самой, я не в настроении».
Джейку не нравилось, как я выглядела во время беременности. Он всячески меня поддерживал, растирал мне ступни и заварил бесчисленное количество чая. Постоянно спрашивал, как там наша малышка и хорошо ли я себя чувствую. Но он ни разу не прикоснулся к животу. Ни разу! Так и не проверил своей рукой, как ребёнок пинается… Нет, он радовался, когда я сказала, что она пинается, но дотронуться до живота было почему-то выше его сил, и когда я как-то раз решила выяснить, что не так, сказал лишь, что его от этого мутит, отказавшись вдаваться в подробности. Это, конечно, было немного странным, но я и так была напугана беременностью, к тому же, что касалось всего остального, он был готов помочь по первому зову. Он ходил со мной на все УЗИ и не выпускал мою руку, ознакомился с планом родов и стал выяснять, что ещё можно сделать, чтобы всё было максимально безопасно и комфортно для меня. Он постоянно следил за тем, чтобы я не таскала тяжёлые вещи, чтобы я не бегала и не делала резких движений. До беременности я бегала три раза в неделю, но как только живот стал заметен, он объявил, что мысль о том, как я спотыкаюсь на пробежке и падаю прямо на живот, для него невыносима, и в итоге мне пришлось сменить бег на йогу.
Джейк всегда был человеком непростым. Но в тот вечер, когда он вернулся домой из полиции и выказал ко мне, скажем так, доселе невиданное желание… пожалуй, в тот момент я поняла, что и сама женщина далеко не простая, потому что моё ответное желание оказалось вполне под стать.
25
На следующий день, в среду, я открыла для себя тот факт, что если женщина позволит себе пошуметь, бесследно это не пройдёт — придётся платить. На YouTube я просто выстрелила: ролик, где я орала на репортёров, стал вирусным и собрал кучу злобных комментариев.
Женщинам срываться нельзя, потому что женский визг действует на мужчин чисто физически — их аж передёргивает, словно от удара в чувствительное место. Я много раз видела, какая гримаса отражается у Джейка на лице, стоит мне немного повысить голос, и какую реакцию вызывают в интернете популярные телепередачи, главный герой которых — точнее, злобный «антигерой» — мужчина, чья жена иногда на него покрикивает. Угадайте, кого из них двоих ненавидят больше…
Время общественной жалости
