ее почти не помнил, да и сына тоже. Федор вновь стал мечтать о такой же семье, какая была у его родителей. И впервые он задумался о том, что неплохо бы вернуться на малую родину, оставив этот так и не ставший ему родным мегаполис. Федор встречался с женщинами, как без этого. Но в дом не приглашал, ссылаясь на по-холостяцки устроенный быт. Ни одна из подруг так и не вызвала мощного душевного отклика, какого он ждал. Но, помня опыт с первой женой, Федор не торопился.
Он вновь пытался найти своего благодетеля. Использовал служебное положение, давние связи. Наконец удалось отыскать бывшего банковского клерка, теперь начальника кредитного отдела, вроде как помнившего этот крупный перевод в германскую клинику. Связался с ним, а тот только и сказал, что деньги наличными внесла на счет женщина. Запомнил ее потому, что очень она была похожа на его родную сестру, он даже опешил поначалу. Что же, такое бывает. Выяснили имя – Людмила Сергеевна Иванова, семьдесят пятого года рождения, адрес… Федор наведался по адресу, предчувствуя, что там, в квартире этой Людмилы, ниточка и оборвется. Так и случилось – новые хозяева жилья не знали, по какому адресу выбыла прежняя владелица. Он уперся в стенку…
В жизни остались работа, какие-то женщины и очень глубоко запрятанная мечта о семье.
В прошлом месяце на краже взяли одного старого ходока по зонам – вора Пугачева. И тот вдруг на допросе предложил слить информацию, касающуюся его, Федора. Конечно, не безвозмездно. «Вы, гражданин начальник, долго лечились после ранения, я в курсе. Могу назвать того, кто знает имя вашего благодетеля», – заявил он. Федор усомнился, но, услышав, где вор отбывал наказание с девяносто седьмого года, понял, что мужик не блефует. «Стоцкий или Осокин?» – задал он ему вопрос. «Догадливый вы, майор, – усмехнулся вор. – От Стасика слышал своими ушами, что ему малява с воли прибыла, типа обязан этот чел вам жизнью, вот и отплатил. Но речь шла о том, что теперь с него спросить нужно, не своим баблом он вас облагодетельствовал, а ворованным. Не мне все это Стасик нашептал, а Стоцкому. А я услышал. Оба они знают и того, кто маляву прислал, и того, кто бабло у них стырил. Все, больше ничего не знаю».
Нашел Федор Стаса Осокина среди бомжей. Не узнал бы, если бы тот его не окликнул сам. Накормил, денег сунул. Жалко выглядел бывший финансовый гений, но здравый ум сохранил. «А ты помоги мне отсюда вылезти, Мутерперель. С документами помоги, а дальше я сам. Ограбили меня, избили, память терял, как здесь оказался, смутно помню. Уехать мне надо… Димка Марков наше бабло тебе на счет кинул. Все, до последнего цента». – «Общак ваш, что ли?» – «Хочешь, так общак. Голод вложить должен был в одно новое дело. Наличку в баксах я спрятал в квартире Аглаи на антресолях, кто у нее искать бы стал? Ты со своим арестом все карты спутал, там они и остались». – «При обыске мы ничего не нашли». – «В антресолях дно двойное, не догадались? На всю глубину, метра два примерно. Да я сам случайно обнаружил, когда инструменты доставал – кран потек. Задел углом ящика фанерку, она сдвинулась, а под ней – пустое место. Как раз на толщину пары пачек зеленых! Пол-лимона уместилось. И Димка об этом тайнике знал. Как только в квартиру рискнул залезть в тот же день? Что же Аглая, впустила чужого мужика?» – вроде как пожаловался ему Осокин. «Впустила. И не только в квартиру, но и в постель», – подумал тогда Федор с неприязнью к женщине.
А теперь он в эту женщину влюбился. Просто вот так, с ходу, там, в беседке, когда принес этот дурацкий вишневый прутик…
То «бабло» и стало по мнению Федора первым звеном цепи событий.
Федор сразу начал искать Димку. Клял себя, что забыл о нем на столько лет, погрузившись в собственные проблемы и работу. Квартиру вместе с мебелью продал очень быстро – соседям, которые мечтали поселить свою дочь с семьей рядом. Уволился переводом, вещи упаковал, соседей попросил отправить коробки транспортной компанией по новому адресу. Не уверен был Федор, что родительский дом пригоден для жизни, поселился в городе на съемной квартире. Пока в дела вник, пока привык к ритму небольшого городка, прошли недели. И вот только вчера он приехал в родной поселок. Деревце Мутерперель у Антона отобрал, а тот его днем на рынке себе в сад купил. Нехорошо получилось, но парень вроде как сам предложил, посчитав, что начальству, наверное, нужнее…
Вот этот прутик, как назвала его Берта, и стал вторым звеном. И понеслось… Останки, свежий труп, потом второй, третий… и как итог – он, Федор, на больничной койке.
В дверь постучали, так, для приличия, она распахнулась, и в палату вошел капитан.
– Здравия желаю, товарищ майор. Мне сказали, вас сейчас переводят в общую палату, значит, идете на поправку.
– Да нормально я себя чувствую, Антон. Присаживайся, поговорить нужно.
Что ценил в парне Федор, так это умение слушать, тут же анализировать и молча делать выводы. И ни одним мускулом лица не выдать своего отношения к тому, что говорят. И только после, когда начальник поставит точку в рассказе и попросит высказать свое мнение, он выскажет. Да как! Федору останется лишь сказать – иди работай. Задачи себе капитан Канин ставит сам.
Федор уже подумывал о том, чтобы уйти на пенсию, пусть парень карьеру делает, а он… дом в порядок приведет, виноградником займется, садом… Приметил он у Аглаи унаби и кизил, любил в детстве очень… выпросит саженцы.
Вот найдут они убийц Ксении Голод и мужа Берты, напишет Федор рапорт… «Ну, да… напишу…» – с сарказмом подумал он.
– Что думаешь, Антон? Я уверен, экспертиза покажет, что останки принадлежат Дмитрию Маркову. Убийца его, с большой долей вероятности, Лев Лапин…
– Или Василий Голод. Конечно, это с натяжкой, но я бы не исключал возможность его нахождения в это время где-то в наших краях. Или его подручных. Неужели он простил Маркову украденные деньги?
Вот он, свежий взгляд на события!
– Молодец, Антон. Мне даже в голову не пришло. Я дам тебе контакт бывшего следователя в Самаре, который вел Голода на протяжении многих лет. Правда, он на пенсии уже, но память у старика отличная. Созвонись, он поможет. Отработай эту версию, чтобы не думалось.
– Хорошо. Еще мне показалось, что Осокин не все вам рассказал о тайнике. Я прикинул глубину тайника, о котором он сообщил.
