Ознакомительная версия.
Затем, зажав ее нос большим и указательным пальцами, я открыла ей рот, надеясь, что в приступе спазма она меня не укусит.
Она сразу же захлопнула челюсти. Это будет не так просто, как я думала.
Я сжала ее нос чуть сильнее. Теперь, если она захочет сделать вдох, ей придется открыть рот. Я ненавидела себя за то, что делаю с ней.
Она сопротивлялась, выкатив глаза, — затем ее рот распахнулся, и она всосала воздух и снова сжала челюсти.
Медленно и аккуратно я наклонилась и подняла полную до краев емкость в ожидании подходящего момента.
Это случилось раньше, чем я ожидала. Грейс широко открыла рот, снова судорожно втягивая воздух, я влила содержимое емкости ей в рот и захлопнула его, придерживая ладонью под подбородком. Пустая емкость со стуком упала на пол.
Но Грейс сопротивлялась, я видела. Какая-то ее часть так настроилась на смерть, что она удерживала жидкость во рту, отказываясь глотать.
Мизинцем правой руки я начала тыкать пальцем вдоль ее горла, словно морская птица, копающаяся в песке.
Должно быть, мы выглядели как греческие борцы: она с головой у меня в крепком захвате, и я, склонившаяся над ней, дрожа от напряженных физических усилий помешать ей выплюнуть тошнотворную смесь.
Перед тем как она обмякла, я услышала, что она проглотила. Она больше не сопротивлялась. Я осторожно приоткрыла ее рот. Если не считать слабого неприятного поблескивания, оставшегося от постороннего вещества, он был пуст.
Я подбежала к окну и высунулась как можно дальше на солнце.
Мое сердце упало. Во дворе все еще никого не было.
Затем вдруг я услышала, как тарахтит трактор, и через секунду в поле зрения появился серый «ферги», за рулем которого сидела Салли, а Дитер свесил длинные ноги с прицепа.
— Салли! Дитер! — завопила я.
Сначала они не поняли, откуда доносится мой голос. Они начали озадаченно осматривать двор.
— Наверху! Я в голубятне!
Я покопалась в кармане, выудила свисток Альфа и засвистела в него, как чокнутый полицейский.
Наконец они меня заметили. Салли помахала рукой.
— Грейс! — заорала я. — Она приняла яд! Позвоните доктору Дарби, пусть он немедленно приедет!
Дитер уже несся в дом, только что не взлетая, как его «мессершмит».
— И скажите ему, чтобы обязательно захватил амилнитрит и тиосульфат натрия! — крикнула я сквозь слезы. — Они ему понадобятся!
— Голубиный помет? — переспрашивал инспектор Хьюитт уже, наверное, в третий раз. — Ты хочешь сказать, что состряпала противоядие из голубиного помета?
Мы сидели в кабинете викария, пытаясь понять реакцию друг друга.
— Да, — ответила я. — У меня не было другого выхода. Голубиное гуано, полежавшее под солнечными лучами на улице, становится очень богатым на NaNO3 — натриевую селитру, поэтому мне пришлось соскребать его с наружного насеста, вместо того чтобы воспользоваться более старым, что было в комнате. Натриевая селитра — противоядие при отравлении цианидом. Я воспользовалась белками голубиных яиц, чтобы сделать суспензию. Надеюсь, с ней будет все в порядке.
— С ней все хорошо, — сказал инспектор, — хотя мы рассматриваем вопрос, не обвинить ли тебя в ведении медицинской практики без лицензии.
Я внимательно разглядывала его лицо, чтобы понять, шутит ли он, однако не похоже.
— Но, — возразила я, — доктор Дарби сказал, что сам бы лучше не справился.
— Это мало о чем говорит, — сказал инспектор, отворачиваясь от меня и глядя в окно.
Я увидела, что победила.
Инспектор Хьюитт остановил меня на полпути в Букшоу и попросил объяснить мое присутствие на ферме «Голубятня».
Торопливо сфабрикованная история о том, что я пришла за яйцами для миссис Мюллет, собирающейся испечь ангельский торт,[89] вроде бы помогла мне соскочить с крючка. По крайней мере до этого момента.
Инспектор заверил меня, что Грейс Ингльби еще жива, ее увезли в больницу в Хинли.
Он не сказал, что мое противоядие спасло ей жизни. Полагаю, это определит только время.
Викарий, уступив стол и кресло инспектору Хьюитту, стоял в углу, словно черный аист, протирая очки льняным носовым платком.
В то время как детектив-сержант Вулмер стоял около окна, делая вид, что полирует линзу анастигмата[90] своей драгоценной камеры, детектив-сержант Грейвс на секунду оторвался от записей, широко мне улыбнувшись. Я предпочитаю думать, что почти незаметное покачивание головы, которым сопровождалась улыбка, было знаком восхищения.
И хотя они еще даже не знакомы, мне также нравится мысль о том, что однажды сержант Грейвс женится на моей мерзкой сестрице Офелии и увезет ее в увитый виноградом домик достаточно далеко от Букшоу, а я бы под настроение заезжала в гости поболтать об убийствах.
Но теперь приходится принимать во внимание Дитера. Жизнь становится такой сложной.
— Просто начни с самого начала, — произнес инспектор Хьюитт, внезапно отвлекаясь от своих размышлений. — Я хочу убедиться, что мы ничего не упустили.
Мне что, послышалась нотка сарказма? Надеюсь, нет, поскольку мне действительно нравился этот человек, хотя он и мог бы быть немного почтительнее.
— У миссис Ингльби — Грейс — был роман с Рупертом Порсоном. Руперт годами приезжал на ферму «Голубятня», потому что… Гордон снабжал его марихуаной. Она облегчала боль от полиомиелита, видите ли.
Должно быть, он уловил мои колебания.
— Не беспокойся, что выдаешь его, — сказал он. — Мистер Ингльби был с нами более чем откровенен. Просто я хочу услышать твою версию.
— Несколько лет назад Руперт и Грейс договорились встретиться на побережье, — рассказывала я. — Робин увидел их вместе. И позже наткнулся на них в голубятне. Руперт попытался его схватить или что-то в этом роде, и Робин свалился в вниз, сломав шею. Это был несчастный случай, но тем не менее Робин был мертв. Руперту пришло в голову, чтобы Грейс затемно отнесла его тело в лес Джиббет и повесила на виселице. Несколько людей видели, как Робин играл с веревкой. Это Руперт сочинил историю, что Робин разыгрывал сценку между Панчем и Джеком Кетчем, которую видел на побережье в кукольном спектакле. Сказка о Панче и палаче известна каждому ребенку в Англии. Никто не стал бы подвергать сомнению рассказ о том, что Робин случайно сам себя повесил. Это могло сойти за правду. Будучи известным кукольником, Руперт не мог допустить, чтобы его имя каким-либо образом было связано со смертью ребенка. Ему надо было уничтожить свидетельства того, что он присутствовал при гибели Робина. Никто, кроме Грейс, не знал, что в тот день он был на ферме.
Вот почему он угрожал ей. Он сказал, что, если она не сделает, как он хочет, он выболтает Гордону — простите, имею в виду, что он проинформирует Гордона, что у него любовная связь с его женой. Грейс потеряла бы и сына, и мужа. Она и так наполовину сошла с ума от горя и страха, поэтому, вероятно, манипулировать ею было довольно легко.
Поскольку она такая миниатюрная, она смогла влезть в сапожки Робина, чтобы отнести его в лес Джиббет. Для своих размеров она весьма сильная. Я обнаружила это, когда она втащила меня в комнату в башне голубятни. Повесив Робина, она надела сапожки ему на ноги и пошла домой кружным путем босая.
Инспектор Хьюитт кивнул и нацарапал пару слов своим микроскопическим почерком.
— Безумная Мэг наткнулась на висящее тело и подумала, что это дело рук дьявола. Я уже отдала вам страничку из моей записной книжки, так что вы видели рисунок. Она неплохо рисует, как вы считаете?
— Ммм, — промычал инспектор. Он подцепил эту дурную привычку от слишком частого общения с доктором Дарби.
— Вот почему она побоялась прикоснуться к нему и вообще кому-то сказать. Тело Робина висело в лесу Джиббет, пока его не нашел Дитер.
В прошлую субботу в приходском зале, когда Мэг увидела лицо Робина у Джека, куклы, она подумала, что дьявол оживил труп, уменьшил и поставил на сцену. Временами сознание Мэг очень путается. Это видно по рисунку. Робин на виселице — это картина, которую она видела пять лет назад. Викарий, раздевающийся в лесу, — то, что она видела в прошлый четверг.
Викарий покраснел и оттянул пальцем воротничок.
— Да, ну… видите ли…
— О, я знаю, что вы упали, викарий, — сказала я. — Я поняла это, как только увидела вас на церковном кладбище, в тот день, когда вы встретили Руперта и Ниаллу, помните? У вас была порвана брючина, вы были измазаны известковой пылью с дороги на ферму «Голубятня» и потеряли велосипедный зажим.
— Так и было, — ответил викарий. — Моя брючина зацепилась за проклятую цепь, и я вылетел в канаву.
— Что объясняет, зачем вы пошли в лес Джиббет — раздеться и попытаться почистить одежду. Вы боялись того, что скажет Синтия, простите, миссис Ричардсон. Вы говорили об этом на церковном кладбище. Что-то о том, что Синтия вас убьет.
Ознакомительная версия.
