Максимилиан Кравков - Ассирийская рукопись

А теперь, свободный от ноши, с бомбой в руке подошел к карнизу. Про опасность и думать забыл. Было чертовски интересно, что из этого выйдет. Но учитывал все, чтобы не повредить тропы, сперва положил на нее ком снега, а на снег уж поставил банку. Фитиль загорелся. Ефим Иванович, не торопясь, вернулся к прикрытию. Лег там на каменную плиту и стал наблюдать.

Вначале в синей глуби коридора сыпались звездочки искр. Потом огонь, вероятно, ушел в фитиль и пропал.

Тишина. Дыхание казалось необычайно шумным, какая-то жилка настойчиво билась у виска.

Вдруг зарницей мигнули горы и после оглушительного удара ухнуло, загудело и волна урагана опрокинула поднявшегося было Ефима Ивановича...

Успел заметить, как снежное поле косо неслось в провал. Слышал гремучий хохот проснувшихся гор. Скала под ним встряхивалась толчками.

И все это сразу прогрохотало, пронеслось и расплылось внизу, отдаленными раскатами. А когда опять сомкнулась тишина, оглушенный поднялся на ноги Ефим Иванович.

Увидел небе, еще хмурое от повисшей в воздухе пыли. Взлобок горы обнажился от снега и по-летнему желтел гранитом. Предательский свод рассыпался в прах. Свободная тропа открывала, дорогу на Джинду...

— Ну и ручка же у тебя, — удивился Ефим Иванович, отряхивая побелевшую от пожатия ладонь.

— От души давнул! — сознался Бурьянов.

— За нас, за всех! — хохотали кругом дружелюбные голоса.

— И вам, ребята, спасибо, — бормотал смущенный Ефим Иванович. За что спасибо — не знал. Должно быть, за радость большую, перевернувшую душу.

— Как в семью родную вернулся! — прибавил он.

Через минуту — все на реке. Комсомолец Костя опустил литровку, набитую аммоналом, в пробуренную скважину. До крови прошоркал парень руки минувшей ночью, долбя шпуры. Ефим Иванович бегал, направлял, доглядывал. По другую покать холма хлопотал Бурьянов.

На своде купола редкими волосинками вырастали запальные шпуры.

— Товарищи, удирай! — скомандовал Ефим Иванович.

Холмик долго курился синими дымными завитушками. Люди столпились за отвалом, дыхание затаили, ждали.

— Бах! — потряс тайгу разрыв. Черным фонтаном выбросило второй. И еще, и еще. Последний удар и, звякнув, вылетело окно в бараке...

При восторженных кликах людей струя монитора хлынула в развороченный и дымящийся холм и опять заработала гидравлика Джинды, готовя богатую съемку золота.

Камыс — шкура с ног оленя, которой, мехом наружу, обтягивают скользящую поверхность охотничьих лыж.

Так в оригинале, очевидно, вместо <...> — символов пропуска в тексте (Прим. оцифровщика).

Лопатина, лопотина (сиб.) — одежда.

Поторчина (сиб.) — шест, палка, сук, торчащие из земли.

Кривляк — изгиб реки.

Залом — поворот реки, загроможденный стволами сваленных деревьев, корягами.

Высокорь — крона дерева.

Дорога по тесу — т.е. намеченная затесами, зарубками на стволах деревьев.

Карагасы (тофа)— немногочисленная народность, до революции кочевавшая в районах верховий Бирюсы, Уды, Ии и других рек на территории Иркутской области.

Мешок.

Сумка.

Оленье седло.

Однорядка — долгополый кафтан.

Орта — горизонтальный ход в породу с дневной поверхности.