— Ты? Мне? — На худощавом лице Камелькова нарисовалось искреннее возмущение. — Да я положил тебя на лопатки в первую же минуту драки! При том что я на два с половиной года моложе тебя!
Матвей миролюбиво улыбнулся:
— Ладно, Миша, замнем. Переходи уж лучше прямо к делу. — Он вздохнул и шутливо добавил: — Когда заговоришь о деле, может, хоть врать перестанешь.
— В общем, так, Матвей… — начал Камельков, но прервался и поморщился. — Черт, как же тебе объяснить, чтоб ты понял? Ведь вы, артисты, интеллектом не блещете, это всем известно.
— А ты давай на пальцах, — ответил артист. — Может, и пойму.
— Один — один, — развел дуэлянтов Солонин. — Знаешь что, Мишаня, давай-ка лучше я введу Матвея в курс дела. Словом, суть такова. Мы хотим вывести на чистую воду одного бандита. Сейчас этот бандит залег на дно, и нам нужно спровоцировать его, заставить сделать неверный шаг. У нас в кутузке сидит человек, которому этот бандит вполне доверяет. Но человек этот отказывается сотрудничать. Так вот, нам нужно, чтобы вы, Матвей, сыграли роль этого человека. Общаться с бандитом придется по телефону. Я понятно объяснил?
— Вполне, — кивнул Палкин. — Даже для моего убогого актерского интеллекта. — Он задумался. — Что ж… Я, конечно, никогда не занимался ничем подобным. Хотя в юности разыгрывал одноклассников по телефону, изображая учителей и требуя родителей в школу. Но одно дело одноклассники, другое — бандиты.
— Никто не узнает, что вы работали на нас, — заверил артиста Поремский. — Мы обещаем вам сохранить полнейшую конфиденциальность.
— Да я не боюсь, — махнул рукой Матвей. — Просто… что будет, если я вас подведу? Тогда ваш бандит заляжет на дно еще глубже, правильно?
— Вообще-то да, — признал Солонин.
— Ну вот видите. А мне бы не хотелось вас подвести. Хотя с другой стороны… — Матвей широко улыбнулся, блеснув белоснежными зубами. — Кто не рискует, тот не пьет шампанского, верно?
— Абсолютно верно, — кивнул Солонин.
— Что ж, в таком случае я согласен. Вот только как насчет текста, который я должен буду произнести?
— Насчет текста не волнуйтесь, — заговорил Порем-ский. — Мы вас подготовим.
Матвей откинул со лба черную прядку.
— Когда нужно приступать? — спросил он.
— Если у вас есть время, то завтра, — сказал Порем-ский. — Прямо с утра. Мы организуем вам встречу с человеком, которого вам придется изображать. А пока возьмите это. — Поремский протянул артисту аудиокассету. — Здесь фрагменты допросов этого человека. И кое-что из его телефонных разговоров. Голос слышен вполне отчетливо.
Матвей взял кассету, задумчиво повертел ее в руке, потом посмотрел на Поремского и спросил:
— А не боитесь, что я расскажу кому-нибудь его и ваши тайны?
— Мы стерли все важное, — сказал Поремский.
Матвей усмехнулся:
— Надеюсь. Я не хочу быть человеком, который «слишком много знает».
— Знать вы будете много, — заверил его Поремский. — Иначе никак нельзя. Вы не должны попасть впросак, если речь зайдет о ком-то из знакомых Нигматзянова.
— Нигма… что?
— Нигматзянова, — повторил Поремский. — Это фамилия человека, которого вы будете озвучивать. Он татарин.
— Ясно. — Матвей вздохнул. — Хорошо хоть не негр.
Поремский протянул ему бумажную папку.
— Здесь краткое досье на друзей и коллег Нигматзянова, — объяснил он артисту. — И на него самого, конечно. Почитайте, может, пригодится.
— Как Скажете, — сказал Матвей, пряча папку в свою сумку. — Это все?
Поремский подумал и сказал:
— Да вроде все. Если будет что-нибудь неясно, звоните мне домой. Визитка у вас есть.
— О'кей, — кивнул Матвей. — Ну что, тогда, пожалуй, я свободен?
— Валяй, — разрешил за шефа Камельков. — И чтоб завтра был у нас как штык! Иначе я займусь тобой лично.
— После такой угрозы мне не остается ничего иного, как сотрудничество, — пробурчал Матвей, и помахал им на прощанье.
В тот вечер Матвей лег спать позже обычного.
Он несколько раз прослушал пленку, которую дал ему Поремский, запоминая интонации Нигматзянова, его манеру говорить, строить фразы. Потом долго репетировал перед зеркалом, представляя себя этим человеком. (В папке Поремского были две цветные фотографии Алмаза Рафиковича, и Матвей использовал их в качестве наглядного пособия.)
— Я знаю Хамзата, — говорил своему отражению Матвей. — Он много болтает с перепугу, но когда возьмет себя в руки и успокоится, молчит как сыч.
Произнеся эту реплику, Матвей взял стакан воды, пополоскал горло, проглотил воду и снова повернулся к зеркалу. Немного покрутил головой, принимая нужный ракурс, затем напустил на себя угрюмый вид и произнес:
— Вы же знаете, Михаил Иванович, мы больше этим не занимаемся. После того как арестовали Хамзата, менты висят у нас на хвосте. Слава аллаху, Хамзат все взял на себя и не стал нас сдавать. Но если мы проколемся еще раз, нам уже не уйти!
Прослушав пленку еще раз, Матвей остановил запись, повернулся к зеркалу, гордо поднял голову и торжественно изрек:
— Это не бизнес, мой друг, это священная война!
Вдоволь нарепетировавшись, он пошел в душ. Стоя под струями теплой воды, он вновь и вновь повторял фразы и реплики Нигматзянова, услышанные им на пленке. Причем с каждым разом это получалось у него все лучше и лучше.
Выйдя из душа, Матвей снова прослушал пленку, выписал на лист все имена и фамилии, которые упоминал Алмаз Рафикович. Потом внимательно просмотрел справку, которую дал ему Поремский, запоминая «кто есть Who» в этом зловещем списке преступников.
Когда Матвей ложился спать, ему казалось, что он знает об Алмазе Рафиковиче все или почти все. Да и о его окружении тоже.
— Шоу одинокого мужчины начинается, — улыбнулся он и сладко зевнул.
Довольный собой, Матвей уснул крепким сном и проспал всю ночь без пробуждений и сновидений.
Утро было сереньким, и Нигматзянов, которого только что привезли из Бутырок, выглядел жутко не-выспавшимся.
— Что, Алмаз Рафикович, плохо спали? — вежливо поинтересовался Поремский.
— Поспишь там, — проворчал Нигматзянов. — Храп, гвалт, вонь.
— Привыкайте. В ближайшие годы ничего иного вам не светит, — утешил его Поремский.
— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Алмаз Рафикович и хмуро покосился на Матвея. — А это кто? Еще один следователь?
— Угу, — кивнул Поремский. — Стажер.
— Похож на одного артиста. — Алмаз Рафикович прищурился. — Точно. На Палкина.
— Слыхал? — весело спросил Матвея Поремский. — Ты, оказывается, похож на Палкина!
— Мне все так говорят, — отозвался Матвей басовитым голосом. — Может, мне тоже в артисты податься, а? Вместо него.
— Тебя не возьмут. Для артиста мало яркой внешности, нужен еще и талант. Ладно. — Поремский вновь повернулся к Нигматзянову и дружелюбно улыбнулся: — Так как, Алмаз Рафикович, вы не надумали нам помогать?
— Я бы рад, но не знаю как, — угрюмо ответил Нигматзянов.
— Расскажите нам о Сметанине и Кротове. И об убийстве, которое они вам заказали.
Алмаз Рафикович прищурил один глаз, как стрелок, который целится в дичь из ружья.
— Как я могу рассказать вам о том, чего не знаю? — насмешливо спросил он.
Поремский усмехнулся:
— А вы, значит, не знаете?
— Разумеется. Если бы знал, рассказал бы все без утайки. Я законопослушный гражданин.
Поремский положил руки на стол и сложил их замочком. Задумчиво посмотрел на Нигматзянова:
— Алмаз Рафикович, вы понимаете, насколько глупо себя ведете? Вы ведь защищаете не идейных борцов и не товарищей по оружию, а элементарных подонков и убийц.
— Неважно, что думает человек, и неважно, что он говорит, а важно то, что он делает, — изрек Алмаз Рафикович.
— Забавный подход, — оценил Поремский. — Только опять же очень глупый. Людей, которых вы защищаете, не интересует, кто в данный момент стоит перед ними — грешник или праведник. Они блюдут только свои шкурные интересы. Сегодня для них враг — Треп-лев, а завтра — вы. К тому же… вы слишком много знаете об их черных делах, Нигматзянов. Вы представляете для них прямую и явную угрозу, а значит, долго не проживете.
— Сладко поете, — буркнул в ответ Алмаз Рафикович. — Только ведь меня такими речами не проймешь. Я воробей стреляный и знаю, как вы умеете запудрить человеку мозги.
— Откуда такая осведомленность? — поинтересовался Поремский.
— Из телевизора, — иронично ответил Алмаз Рафикович. — Сериалы люблю смотреть. Про ментов и бандитов.
Поремский покивал головой.
— Значит, я ошибся, — задумчиво сказал он, — и вам действительно ничто не угрожает.
Нигматзянов подумал и ответил:
