Откуда-то сзади, за мной, раздался какой-то звук; он шел со стороны веранды, откуда-то издалека; это нога, подумал я, обо что-то споткнулась, но мне этого хватило, и я, отведя взгляд от Сириуса, начал прохаживаться, разминая мышцы. Я вышел к центру газона, и моя тень от лампы, светившей мне в спину, исчезла, слившись с окружающей темнотой. Я было решил...
Анализируй! И быстро- кто-то приближается, все ближе; это ноги- босые ноги?
Они приближались, шаг за шагом, тьма сгустилась, неторопливое движение.
Хлопнула дверь, ошибиться тут невозможно. Господи, Иисусе, ты что, не можешь расслабиться, теперь ты знаешь, кто там такой, так что иди себе, поднимая ноги повыше, чтобы можно было услышать и другие звуки.
- Каролина? Это ты?
Снова хлопнула дверь. Сопоставляя все воедино, .я сообразил, что она открыла потихоньку дверь не в силу каких-то особых причин, и, пока дверь оставалась открытой, до меня доносились звуки из коридора. И потом она снова ушла - не в этом ли все дело?
Господи, ну до чего темно тут, темнота прямо обволакивает, как саваном, когда я иду...
Внимание!
Я думал, что бассейн для птиц левее, и наткнулся на него. Я продолжал идти, ибо я мог ошибиться, и, если кто-то у меня за спиной, мой силуэт четко виден ему на фоне лампы, вокруг которой вьется мошкара.
Добравшись до железной скамейки, я оглянулся, но между редкими фонарными столбами ничего не увидел, кроме кромешной тьмы. Господи, ну до чего мощно выплескивается в кровь адреналин - сейчас я, кажется, мог бы перепрыгнуть через крышу, одолеть десять человек и так далее, но мне это только кажется, вот в чем дело.
Сядь, успокойся, а то ты, как шутиха, готов взорваться, то есть, мое тело, хочу я сказать, нервы напряжены, в крови огонь, ладно, пока ничего страшного не происходит, так что остается только запастись терпением.
Потому что ничего другого не остается. Единственный способ существования.
Единственный в силу нескольких весомых причин, напряженно размышляя над которыми я понимал, что прав. Ты не имеешь права приступать к решительным действиям, не переговорив с тем, кто ведет тебя в поле, расконспирировать убежище, подвергнуть все задание .смертельной опасности до тех пор, пока не найдешь оправдания своим действиям, исходя из предположения, что останешься в живых.
Тут был, конечно, и дополнительный фактор, не причина, а, скорее, стимул к действию: эта сука просто перла на рожон, она прибыла сюда за моей головой.
Так что, понимаете, тут была и личная заинтересованность.
Ну, сволочь!
Спокойнее, парень, не зацикливайся на этом, у тебя есть дела, которые стоит обдумать.
Конечно, он может и не сработать, мой маленький, тщательно продуманный план, и я буду напоминать выжатый лимон, особенно, когда предстану перед старым бедным Пеппериджем - ты понимаешь, что в сипу твоих непродуманных действий убежище больше не существует? - и так далее, и у каждого будет право поливать меня, но, может быть, до этого еще и не дойдет, так что давай-ка еще раз прикинем порядок действий, тем более, что стоит такая прекрасная ночь.
В течение нескольких последующих часов я продумал все вдоль и поперек; вволю поболтал с Пегги Митчел из приемного отделения, примостившись рядом с ней под настольной лампой: кто поступил еще сегодня вечером, есть ли интересные случаи; мы никогда не говорим о пациентах, сказала она, но голос у нее звучал довольно дружелюбно.
Я не мог поболтать с Дэйвом или Тельмой, потому что они уже уединились в своих палатах, но время от времени пробегали дежурные медсестрички перехватить чашку кофе в кафе, показывались санитары, крепкие ребята, мускулы которых вырисовывались под тонкой тканью халатов - порой случалось, кто-то из пациентов впадал в буйство и, чтобы его успокоить, требовалась мужская сила.
Я неторопливо прогуливался себе, шагая от одного источника света у веранды к другому, и два-три раза демонстративно поглядывал на часы, ибо вы не можете тут позволить себе двухчасовую прогулку только ради удовольствия подышать свежим воздухом; должно быть, вы кого-то ждете, может быть, поступления какого-то пациента.
Во мне все прямо-таки бурлило, должно быть, из-за избытка адреналина в крови: я был готов прыгать с шестом или с поезда, во рту стоял знакомый привкус железа, железы внутренней секреции непрестанно работали, подхлестываемые ощущением тревоги, которое подчинило себе весь организм. Да успокойся же, у тебя еще есть шансы, ведь ночь только начинается.
- Джордж?
- Нет. - И он уставился на меня в полумраке, в который была погружена часть газона у веранды, опии из врачей, и почему-то был в каком-то паническом состоянии - выскочил из психиатрического отделения, роясь в карманах халата, скорее всего в поисках шприца - жуткая жизнь, если подумать. Проскочив вдоль веранды, он что-то сказал человеку, показавшемуся с другого конца, тоже в белом халате, подчеркивавшем темноту его кожи. - Так что ему сказал этот первый?
- Повернувшись спиной к ним, я снова двинулся в темноту, держа путь к центру газона; я слышал их шаги на веранде, затем они стихли.
Нет, не совсем так: он не остановился. Теперь он шел по траве, и, чуть повернув голову направо, я затаил дыхание при очередном шаге; тишина, полная тишина в этом замкнутом четырьмя стенами пространстве отделяла нас от всего города; нас окружало море покоя, столь холодного, что леденели нервы, и столь глубокого, что в нем можно было утонуть без следа.
Мне показалось, что я уловил движение какой-то тени, что отбрасывал один из фонарей, несколько слева от меня, где рядом с верандой было освещенное пространство; но я не был в этом уверен и поэтому продолжал неторопливо идти; я словно плыл в этом море тишины, держа ушки на макушке, на спине у меня встопорщились волоски, организм остро ощущал присутствие той незримой грани, которая отделяет жизнь от смерти, грани между...
- Доктор Хавкин! Она здесь?
Резко повернувшись, я увидел их у лампы - медсестру и темнокожего врача, а затем другого, который с развевающимися полами халата спешил к ним...
- С ней все в порядке, доктор, но я подумала, что вам стоило подойти.
- Она в сознании?
- Да, она сидит.
- Тогда не беспокойтесь.
Голоса стихли вдали, хлопнула дверь.
Напряжение спало, и я весь покрылся потом, организм с трудом приходил в себя, стараясь обрести равновесие, и меня мучила отчаянная жажда. Я торопливо двинулся к веранде, ноги буквально несли меня вперед, мышцы, отходя от напряжения, буквально молили о движении. Ближайший кран с водой был в туалете в блоке "С", и. я направился туда, миновав вращающуюся дверь- и дальше вниз по коридору к двери с надписью "Для мужчин". Обычно в туалете оставляли свет на всю ночь, но здесь... О, Господи...
26. Кишнар
Мы застыли на месте.
И ждали.
Войдя внутрь и обнаружив, что тут темно, я автоматически повернулся к выключателю и оказался к нему спиной; я услышал легкое шуршание материи, когда он, вскинув руки, опускал их мне на голову перед лицом, зажав в разведенных руках рояльную струну, и в эту секунду время почти остановилось, и я успел вскинуть правую руку движением "йодан учи юки" - словно я провел ее сквозь воду, сквозь спокойную гладь воды: предплечье наткнулось на жесткую струну, и я почувствовал силу, с которой он натягивал ее обеими руками - и мы застыли на месте.
После его нападения прошло не больше полсекунды, и теперь обоим нам было нужно время, хоть несколько десятых секунды - для решения. Рояльная струна, натянутая им, превратилась в жесткую линию, к если бы она легла мне на горло, то прорезала бы кожу, щитовидной хрящ, яремную вену и сонную артерию, после чего ему осталось бы лишь отступить назад, чтобы не забрызгаться кровью, а затем спокойно покинуть место происшествия, как он, я предполагаю, уже делал много раз.
"Он никогда не терпел неудачи. Никогда."
Слова Сайако.
Стояла мертвая тишина, и лишь капли, падающие в одну из раковин, звучали своеобразным аккомпанементом нашего уединения. Для нас обоих ситуация складывалось не лучшим образом. Ясно было, что, скорее всего, его ждали на погруженном, во тьму газоне. А он... да, он знал свое. дело, может быть, был даже чересчур самоуверен и не сомневался в успехе, возможно, потому никогда не терпел поражения; но Марико Шода подчеркнуто нацелила его на меня, бросив по моим следам команду головорезов, которые должны были загнать меня в угол и подготовить к встрече с Кишнаром, после чего тому оставалось лишь сделать свой ход. Эта подготовка должна была сказать ему и то, что я не принадлежу к числу прочих агентов, теряющихся в ближнем бою, поэтому он и дал мне возможность раскручивать хитросплетения шарады на горячем ночном воздухе, который должен был вызвать у меня жажду. И не приди я сюда, он бы долгие ночные часы выслеживал меня с терпением прирожденного охотника, который знает, что время ничего не значит, когда предстоит нанести единственный смертельный удар.
