Защита пытается выяснить, кто еще был в баре в тот вечер. Им это не удается. Имена всех свидетелей есть у полиции, но она отказывается предоставить их защите. Лишь после того, как двое подсудимых осуждены за убийство, полиция с запозданием предоставляет полный список лиц, сидевших в баре.
Друзья осужденных встречаются практически с каждым из этого списка. Одного за другим они приводят свидетелей в ту тюрьму, в которой сидят осужденные. И все свидетели трагедии уверенно утверждают, что заключенные — не те лица, которые совершили преступление.
Друзья осужденных получают от свидетелей заверенные заявления, после чего обращаются к членам жюри, которые вынесли приговор подсудимым.
Члены жюри присяжных заявляют, что если бы во время суда у них были эти свидетельства, они бы оправдали подсудимых.
И что же было сделано?
Ничего.
Не стоит доказывать, что нельзя мириться с таким положением дел. Человек, осужденный за преступление, сидит в камере. У него нет возможностей вести расследование и, как правило, нет средств оплатить его.
Полиция же — большая и мощная организация. У нее есть средства, возможности и кадры, чтобы провести полное и исчерпывающее расследование.
Последнее должно быть честным, непредвзятым и исчерпывающим — в противном случае за решеткой может оказаться невиновный.
Можно признать, что дело Фаулера было достаточно запутанным, но нельзя сбрасывать со счета следующие факты: в распоряжении властей была информация, которая, будь она представлена суду присяжных, судьям или обвиняемому, вне всякого сомнения, привела бы к его оправданию; во-вторых, власти по причинам, которые лучше известны им самим, предпочитали вести трагическую игру в кошки-мышки, что унижала достоинство закона; в-третьих, один из самых лучших специалистов в стране по полиграфам после серии тщательных испытаний пришел к выводу, что Лефти Фаулер невиновен.
В результате всей этой серии событий и восторжествовала несправедливость.
Можно обратиться к доводу, что власти действовали, исходя из самых лучших побуждений, что они искренне верили в виновность Фаулера. И давайте, чтобы подкрепить это предположение, решим, что Лефти Фаулер лжет (а некоторые намеки на это имеются) относительно избиений, которым его подвергали, чтобы получить от него признание.
Закону должно быть свойственно достоинство. Применение закона должно вести к справедливости. Защитник Фаулера должен был знать, что у полиции есть кольцо, принадлежавшее Хелен Биверс, и защите должно было быть известно, при каких обстоятельствах власти получили его.
Если власти считали необходимым арестовать Лефти Фаулера, они должны были действовать установленным порядком, сдержанно и благородно. Они должны были бы сообщить о выдвинутом против него обвинении, предупредить об имеющихся у него правах и позаботиться, чтобы он мог связаться с адвокатом.
Конечно, в деле Фаулера были не только эти нарушения. Но мы предпочитаем говорить о том, что твердо установлено. Всего мы так и не знаем. Тем не менее у нас есть все основания говорить, что нам известны факты, которые легли в основу доказательств, по которым Фаулер был осужден.
У нас имеется заверенное показание полицейского офицера, который рассказал, как он говорил с той молодой женщиной, которая была свидетельницей убийства; как он отвез ее в Дункан и попросил показать, как происходило убийство, от чего она некоторое время отказывалась, и наконец, решившись и заливаясь слезами, она привела его на то место, где была убита Хелен Биверс и где впоследствии обнаружили ее тело.
Выяснилось, что впоследствии кто-то напал на эту молодую женщину и жестоко избил ее. Лицо и тело ее были в синяках и ссадинах и она была перепугана почти до невменяемого состояния.
Конечно, трудно, практически невозможно требовать от полиции, чтобы она преподнесла на блюдечке обвиняемому доказательства, которые могут быть истолкованы в его пользу, но не подлежит сомнению, что в суд должны быть представлены все доказательства, как «за» так и «против» обвиняемого.
Более того, прокурор, который стремится вести «честную игру», должен приложить все старания, чтобы все без исключения значимые факты оказались в суде.
Долгий опыт позволяет утверждать, что когда не соблюдаются эти простые правила, за их нарушения приходится платить слишком дорогую цену. Если бы суд присяжных настойчиво требовал от полиции представления всех доказательств по делу и относился бы к свидетельствам обвинения с некоторым оправданным скептицизмом, неправедно осужденных было бы куда меньше.
Конечно, нельзя упускать из виду и другую сторону дилеммы, когда излишняя придирчивость суда может привести к тому, что на свободу могут выйти и настоящие преступники, угрожающие спокойствию общества.
Единственный метод, который может способствовать следованию правильным курсом между этими двумя опасностями, заключается в том, что следствие должно действовать с предельной тщательностью и честностью.
Если какое-то доказательство не выдерживает изучения, так сказать, при свете дня, оно не может служить основанием для заключения человека в тюрьму или казни на электрическом стуле. Если прокурор требует осуждения подсудимого, он должен быть совершенно уверен, что суд присяжных ознакомлен с правдой во всей полноте.
Конечно, есть правила профессиональной этики, но трудно сформулировать правило, включающее в себя все многообразие ситуаций.
Прокурор обычно занимает положение, в котором он, выдвигая обвинение, защищает интересы штата или государства; адвокат же, как правило, представляет интересы лишь обвиняемого. И если в цепи доказательств есть какое-то слабое звено, прокурор считает, что им должен заниматься лишь представитель подсудимого.
А как насчет фактов, свидетельствующих в пользу обвиняемого?
Порой, складывая головоломку из отдельных кусочков, выясняется, что несколько деталей не вписывается в общую картину, и в то же время в рисунке есть несколько пустых мест. И поскольку лишние кусочки сюда не подходят, их просто отбрасывают, и головоломка остается неразрешенной.
И участнику этого действия не приходит в голову, что его восприятие ситуации ошибочно. Если же такая мысль и посещает его, он старается как можно скорее избавиться от нее.
Еще недавно существовала система оценки деятельности прокуроров — нечто вроде рейтинга, целью которого было избавиться от ленивых и некомпетентных работников.
Во многих штатах велись подсчеты, из которых было ясно, какое количество дел прокурор направил в суд, сколько подсудимых было осуждено и сколько оправдано, сколько было подано апелляций и так далее.
В результате, вроде бы, можно было подсчитать, насколько эффективно действовал прокурор.
В конце концов, совершенно естественно, что любой прокурор хочет иметь хорошие показатели. С этой точки зрения подобные подсчеты вполне оправданны. Они заставляют его проявлять инициативу для их улучшения.
Но во многих смыслах эта инициатива становится опасной.
Сам я лично не считаю, что эффективность прокурорской службы необходимо оценивать, как результативность бейсболиста. Справедливость — вещь очень тонкая и трудно определимая. Нельзя упрощать ее многообразие, разделяя дела только на белые и черные. Среди них встречаются и серые, и голубые, а порой вспыхивает и огненный сигнал опасности.
Не стоит отрицать, что в этой системе есть прокуроры ленивые и некомпетентные, которые предпочитают отказаться от сложного дела из опасений, что в ходе тяжбы в суде находчивый адвокат может одержать над ними верх.
Но у нас есть и немалое количество несгибаемых прокуроров, которые отвечают всем требованиям, предъявляемым к этой профессии. Некоторые из них не поддаются никакому давлению, но о других этого не скажешь.
Взять для примера прокурора мистера X. Он любит свою работу. Он знает, что должен показывать товар лицом. Он понимает, что когда подойдет время переизбрания, о нем будут судить по убедительности его показателей. Естественно, он хочет, чтобы его послужной список был предметом гордости.
Злосчастный Джон Доу сидит в тюрьме, ожидая суда по обвинению в вооруженном грабеже. Есть определенные доказательства его виновности. Есть и те, что оправдывают его. Сам он отказывается признавать себя виновным.
Прокурор сверяется со своими показателями.
Если он представит это дело в суд, а жюри присяжных примет на веру доказательства адвоката и Джон Доу будет оправдан, исход процесса ни в коем случае не улучшит его послужной список. Однако Джон Доу решительно отказывается признавать себя виновным в вооруженном грабеже.
Некий полицейский приходит к Джону Доу и говорит ему:
