class="p1">– Что это я её.
– Это долгая история.
– И всё-таки?
– Сначала я заподозрила вашего сына.
– Но у него алиби! – воскликнул Лобов-старший.
– Да, вы специально назначили свидание Реваковой на время, когда ваш сын был на глазах многих людей.
– Да.
– Ревакова позвонила в ветклинику, надеясь поговорить с сыном, но ей не повезло, и трубку взяли вы. Она же со всей невоздержанностью вздорной женщины стала угрожать вам разглашением вашей тайны. Назначив ей встречу, поначалу вы собирались убедить её.
– Я не надеялся на это.
– Надеялись, надеялись.
– Хорошо, надеялся.
– Когда вы пришли на место встречи, было уже темно, и Ревакова не сразу разглядела, что вы не её сын. Когда она это поняла, было уже поздно.
– Да, поздно, – согласился он.
– Как Андрей стал вашим сыном?
– Саша, мой сын, и Андрюша вместе учились в вузе и дружили. Они почти не расставались. Андрей жил в общежитии, но часто ночевал у нас. А однажды, – Матвей Феоктистович сжал руки в кулаки с такой силой, что костяшки его пальцев побелели, – моя жена и сын попали в аварию. Жизнь потеряла для меня смысл. Андрей не отходил от меня. Как-то раз он вытащил меня из петли! А потом рыдал возле моих ног, заклиная меня не делать этого. Он твердил, что Саша был ему как брат! И он не может потерять ещё и меня. И тогда я предложил ему стать моим сыном. Он согласился, взял мою фамилию и отчество. А затем я стал его крестным отцом. – Немного помолчав, он сказал: – Теперь вы знаете всё.
– Я знаю, – согласилась Мирослава. – Но больше никому знать этого не нужно. Следователю и адвокату вы выложите версию о своей крупной задолжености Реваковой.
– И вы думаете, что мне поверят?
– Ещё как поверят, – заверила его Мирослава, – особенно после того, как к вашей версии приложит свой талант адвоката Белозерский. Пока же держите язык за зубами.
– Почему вы решили мне помочь?
– Это неважно, – ответила она устало.
– Спасибо, – прошептал он.
– Не за что.
Они закончили разговор как раз вовремя.
Ворвавшийся в кабинет следователь обратился сразу к Мирославе:
– Ну что? – спросил он.
– Матвей Феоктистович во всём признался, – ответила Мирослава и вышла из кабинета.
Пройдя по коридору, она дошла до Мориса, взяла его за руку и вывела из здания ветклиники.
– Мы что, уезжаем? – удивился он.
– Да, – подтвердила она кротко.
Получивший свободу Виталий Кукушкин настолько обрадовался ей, что ничуть не расстроился, узнав, что никакого наследства он не получит. Даже расставание с Матроной Буфетовой не ввергло его в депрессию.
Мать его, Ирина Аркадьевна Крапивина, не находила слов, которыми могла бы в полной мере отблагодарить Мирославу.
Ян Белозерский, как и уверяла Лобова-старшего детектив, охотно стал его адвокатом после разговора с Мирославой.
Следователя Наполеонова мучили сомнения, он чувствовал некую недоговорённость, но не мог подкопаться ни с какой стороны под версию, выстроенную защитой.
– Ты провела меня? – спросил он с укором Мирославу.
– Ну что ты, Шурочка, – проговорила она ласково, приобняла друга детства и чмокнула в русую макушку.
– И всё-таки объясни мне, как так случилось, что Матвей Феоктистович Лобов увяз в долгах именно перед Реваковой! Матерью своего приёмного сына!
– Случаются всякие совпадения, – проговорила Мирослава.
То, что Андрей – приёмный сын Лобова, ей пришлось сказать Наполеонову. Но это не попало в официальные документы. Имя Постакова, настоящего отца Андрея, нигде не упоминалось.
– Ты сама тысячу раз говорила, что не веришь в совпадения, – бубнил следователь.
– Иногда происходят совпадения, в которые необходимо поверить, – заверила она его тихо, но властно.
– Необходимо? – Он уставился на неё во все глаза.
– Необходимо, – подтвердила Мирослава, – не ломать же жизнь ни в чём не виновным людям из-за собственного упрямства.
– Пожалуй, ты права, – согласился Наполеонов и в утешение себе подумал о том, что дело всё-таки вот-вот будет закрыто.
Спустя две недели Мирославе позвонил художник Сомов и напомнил о её обещании посетить его мастерскую.
– Я с удовольствием! – с энтузиазмом отозвалась она. – И ничего я не забыла. Только у меня к вам, Валерий Владимирович, небольшая просьба.
– Какая просьба? – удивился он.
– Можно я приду не одна, а с другом?
– Да хоть с пятью друзьями, – великодушно разрешил он.
И Мирослава, кроме Мориса, прихватила с собой Шуру.
Нельзя сказать, чтобы Наполеонов был фанатом живописи, но экскурсия по мастерской Сомова произвела на него впечатление. Особенно ему понравилась миниатюрная картина, на которой был изображён влюблённый в солнце кузнечик. Сам Наполеонов настолько пронял художника своим умильным взглядом, что тот, махнув рукой на деньги, подарил миниатюру следователю.
Надо было видеть огромную радость, которая разлилась на лице Наполеонова.
– Я теперь самый счастливый следователь на свете! – заявил он и удалился из мастерской художника, крепко прижимая картину к груди и постоянно раскланиваясь.
– С лестницы не сорвись, – шепнула ему на ухо Мирослава и, подхватив друга под локоть, потащила его вниз.
Матвей Феоктистович Лобов получил минимально возможный срок.
В этом была заслуга не только адвоката, но и Степана Константиновича Парамонова, который не только не отговаривал дочь от брака с Лобовым-младшим, но и поспособствовал снижению срока Лобова-старшего. Как это ему удалось, никто не спрашивал.
Матвей Феоктистович Лобов, в свою очередь, верил, что, если бы не подсказка Мирославы, всё могло бы закончиться намного хуже не только для него, но и для его любимого Андрюши.
