Так, она сказала – «нам». Это хорошо.
– Нет, не следует.
– Тогда зачем узнавать? – пожала плечами Наташка.
– Пока не знаю зачем, – честно призналась я. – Мне просто кажется, что эта Ярослава – какая-то очень мутная. Она утверждает, что знакома с Гвоздициным всего-то пару лет, а я нюхом чую: врет. Вот и хочу узнать, какие между ними отношения на самом деле.
– Думаешь, что этот Гвоздицин ее в психушку заточил? А она теперь таким оригинальным образом ему мстит? Сама убивает коллег по тренингу, а подставляет его?
– А ты соображаешь! – искренне похвалила я. – Или другой вариант: там, в психушке, она в этого Гвоздицина, врача своего, влюбилась, такие истории, говорят, частенько случаются. А он – извращенец, убийца. Ему доставляет наслаждение убивать. Она, ошалевшая от любви, его подвиги покрывает. И слишком поздно понимает, до какой степени была не права.
– Богатая фантазия глубоко беременной женщины… – хмыкнула Наталья.
– Или еще вариант, уже не с Ярославой, – вошла в азарт я. – Этот Гвоздицин – он старый пень, лет пятьдесят с лишним. Но в его официальной биографии ни про жену, ни про детей ни слова. Как думаешь, почему?
– И почему? – покорно переспросила Наташка.
– Так я и хочу, чтобы ты узнала! Женат он или нет. Или, может, развелся?
– Да зачем тебе это?
– А вдруг он супругу, например, при разводе до нитки обобрал? И она ему за это мстит?!
– Убивает участников его тренинга?! И подставляет бывшего мужа?! Да нет, Алена, не может такого быть!
– Все может! Или еще: вдруг этот Гвоздицин у какого-нибудь своего коллеги, скажем, ноу-хау украл? Или идею?.. В общем, узнай: были ли в его жизни громкие скандалы?..
– Да, Кокорекина… Ну, у тебя и запросы…
– А у тебя – огромные возможности. Узнай, пожалуйста, а?!
– Мне тут час назад мама звонила, – вдруг сменила тему Наташка. – И я сказала ей, что ты ко мне в гости мчишься. Она в такой ужас пришла!
– Да ладно!
– …Но велела: «Ты только Аленку не обижай». Ладно, так и быть. Попробую узнать.
Она потянулась к блокноту, чиркнула в нем пару строк, зачитала:
– Во-первых, не была ли Ярослава Шмелева пациенткой Гвоздицина, когда тот работал в психушке. Во-вторых, что у него на семейном фронте. И в-третьих, какие-нибудь скандалы в его биографии. Так?
– Да, – не веря в удачу, кивнула я.
– Если что, скину тебе на «мыло». В этих ваших «Тропиках» Интернет есть?
– Конечно, есть. Шли, – благодарно улыбнулась я.
– Только одним тортиком ты, Кокорекина, не отделаешься, – плотоядно усмехнулась Нарышкина. – Еще два таких привезешь, мне понравился.
– Вот как! – Я притворилась, что обиделась. – Ей эксклюзив приносишь, а она еще и вымогательством занимается.
– Эх, Алена! – с видом усталой, много повидавшей женщины усмехнулась Нарышкина. – Знала бы ты, сколько раз мне эксклюзив предлагали… Только воз и ныне там. Как писала про совещания в мэрии, так и пишу… Ладно, жди. Если что узнаю – завтра с утречка на твое «мыло» скину.
Ярослава, хозяйка косметических салонов
С арестом Гвоздицина из нее будто силы ушли, и жить с каждым днем становилось все тяжелее. Создаваемая годами видимость, что все вокруг гладенько, спокойно и ровно, рассыпалась в прах, перепады настроения мучили все чаще и чаще. И даже мысли о работе – ах, как ее когда-то спасал собственный бизнес! – не помогали.
Ей звонили из офиса – она смотрела на определитель номера и нажимала на сброс. Пусть оставят ее в покое! Потому что к некогда любимым косметическим салонам Ярослава сейчас не испытывала ничего, кроме отвращения…
Может быть, уехать домой, в свою квартиру, к своим вещам – и там ей станет легче? Да увольте: какое там легче! Здесь хотя бы люди кругом, а в ее московском элитном жилье никого и не встретишь. Дом у нее, по новой моде, малоэтажный, в каждую квартиру ведет отдельный вход. Специально сделано, чтобы занятые люди приходили домой и наслаждались тишиной. Но только ей сейчас от тишины хочется в петлю лезть. И все время как на качелях: то на душе восторг, то черная тоска. Как тяжело, на самом деле, переживать такие контрасты! И как обидно, что после звонкой, радостной весны не наступает яркого, беспечного лета. Сразу следует тяжелая осень. Но не та золотая, когда в лесу появляются грибы, пахнет свежестью и плещутся паутинки на ветру, – а черная, с голыми ветками ветел и ледяными дождями.
И никого рядом, кто бы мог ее поддержать. Остался единственный друг – прозак в оптимистичных бело-зеленых капсулах…
Гвоздицин хотя по образованию и психиатр, а за таблетки Ярославу жестоко ругал. Говорил, что они – удел абсолютно больных , а она – почти здорова.
И Ярослава изо всех сил старалась побороть зависимость от «колес». Пила по наущению Гвоздицина валерьянку по шесть таблеток в день. Пыталась освоить расслабляющие дыхательные упражнения и техники релаксации. Записалась в секцию йоги… И иногда ей казалось: все! Удалось! Она – здорова и свободна!
И только сейчас Ярослава поняла: она была здорова. Пока Гвоздицин находился где-то рядом. А теперь, когда его нет и больше не будет, она неумолимо катится в черную ночь безумия. Потому что помогали ей не йога, не релакс и не валерьянка. Но одна беседа, один, даже самый короткий и бессодержательный разговор с Яковом Анатольевичем стоили сотен дыхательных техник. Он – не психолог, он – колдун. И именно поэтому она столько лет преданно заглядывала ему в рот и выполняла все его указания. И только сейчас, здесь, в «Тропиках», прозрела.
…У Ярославы больше не было сил в одиночку тосковать в номере. Еще пару минут такой тяжелой, беспросветной тоски – и она не выдержит. Начнет делать глупости, как уже бывало. Однажды в порыве депрессии она изрезала ножницами всю свою одежду. А как-то перебила в квартире посуду. Интересно, что крушила не ради того, чтобы разбить, уничтожить, – ей просто нравилось смотреть, как искрят в электрическом свете сотни осколков…
Раньше, когда накатывало подобное настроение, она тут же звонила Гвоздицину. Но в тюрьму-то не позвонишь. Да и поняла она: Яков Анатольевич ее подмял под себя крепче любых «колес». Баста. И зависимость от него нужно рвать – рвать любой ценой. Только как?! Был бы рядом хоть кто-то, с кем можно поговорить!
Может быть, позвонить смешной беременной Алене? Она, конечно, пигалица, богатенькая и глупая, но у нее хотя бы глаза живые. Не то что у этих бесконечных рож в телевизоре… Предложить ей вместе чаю попить или по дорожкам прогуляться. Аленка и не поймет, что ей выпала роль спасительницы…
Ее номер – триста седьмой, значит, набираем коммутатор, ноль, а потом триста семь.
Длинные, противные гудки. Гуляет? Плавает в бассейне? Или спит и выдернула шнур из розетки?
Нет, Алена, не спи, пожалуйста, не спи!
Вот номер мобильника, Ярослава его записала на салфетке, когда ее подруга после истории со снегоходом лежала больная… Десять цифр неровным почерком – прямо под кроной пальмы и логотипом «Тропики». Ни к чему не обязывающее знакомство. Легкая болтовня. Поговори со мной, девочка! Про что угодно, даже про ненавистного мне твоего будущего ребенка – только поговори!
И снова – длинные гудки. А потом – противный механический голос: «Абонент недоступен…»
Вот так и бывает. Ты хочешь поговорить, но абонент недоступен. И ты уходишь – уже навсегда…
Ярослава попыталась успокоиться. Да нужна ей сто лет эта Аленка! Справится и сама!
Она откинулась в кресле, прикрыла глаза… Но вместо расслабления и приятной сонной мути под смеженными веками вдруг проступила картинка: маленький мальчик. Новорожденный. Крошечные ножки, смешные ручки с пальчиками-паучками. Голубые глаза, реденькие светлые волосики. Но одет по европейской моде, как взрослый: матросский костюмчик, полосатые носочки, шапочка в голубую клетку…
Наверняка его с самого рождения одевали хорошо. Он ведь в той семье самый любимый. Долгожданный. Дорогой – во всех смыслах этого слова… А сейчас ему уже четырнадцать. Наверняка он озорник и, как все школьники, обожает мороженое и чипсы. Интересно, что он читает? Как положено в этом возрасте, «Над пропастью во ржи» – или современные дети предпочитают другие книжки?..
«А я ведь даже цвета его глаз не знаю. Не увидела. Не захотела увидеть…» – в тысячный раз мелькнуло у Ярославы.
Господи, ну когда же ее перестанет преследовать это видение?!
Она в отчаянии вскочила, замолотила кулаками по податливой обшивке кресла… и ей вдруг показалось: тот же мальчик, совсем маленький, две, наверное, недели от роду, стоит у окна и снисходительно взирает на ее ярость…
И никакой тренинг не поможет ей справиться с этой галлюцинацией.
Остается одно – бежать.
