– Ну, мама. Ты преувеличиваешь, – вяло возразил Илья Никитич, – конечно, патологическая жестокость вызывает острое любопытство, но все-таки не у всех, а у людей с пониженным интеллектуальным развитием. Они пока еще не составляют большинство нации, поэтому сексуальные маньяки все-таки не становятся национальными героями.
– Ох, Илюша, если по телевизору будут по всем каналам каждый день показывать ток-шоу, посвященные мастурбации, проституции, эрекции и прочим простым радостям бытия, то очень скоро люди окончательно сойдут с ума. О каком-нибудь Чикатило сегодня написано уже, вероятно, больше, чем о Федоре Михайловиче Достоевском. Спроси любого школьника, кто такие Солоник и Япончик, он тебе без запинки расскажет. А попробуй спросить, кто такие Врубель, Левитан, Кустодиев и чем ни друг от друга отличаются, в ответ сегодняшний подросток в лучшем случае поймет плечами, а скорее всего просто покрутит пальцем у виска. Тебе не приходило в голову, что это огромная тема для социально-психологического исследования?
– Мам, ты начала говорить, что последней каплей для Вари Богдановой стала встреча с каким-то журналистом, – осторожно напомнил Илья Никитич, – расскажи, . пожалуйста, немного подробней. Это действительно любопытно.
– Ну, Илюша, ты уже большой мальчик, – засмеялась Лидия Николаевна, – неужели ты думаешь, что та давнишняя история имеет отношение к твоему убитому журналисту? Четыре года назад какой-то мерзавец с телекамерой преследовал несчастную девочку, чтобы вытянуть у нее подробности трагедии, которые ему казались пикантными. Да, возможно, если бы он не набросился на нее со своими ублюдочными вопросами, она не решилась бы кинуться в воду. Между прочим, он и потом не оставил ее в покое, прорывался в больницу, все хотел взять интервью.
– Ты мне этого не рассказывала.
– Ну конечно! Все я тебе рассказывала, просто ты, как Шерлок Холмс, удерживаешь в голове только ту информацию, которую считаешь необходимой для работы. Экономишь место, будто твоя голова что-то вроде книжного шкафа.
– Шерлок Холмс сравнивал память с чердаком, а не с книжным шкафом.
– Ну, все равно. Иногда то, что сегодня тебе кажется незначительным, завтра может оказаться необходимым звеном в цепи расследования. А не завтра, так через год. Но я говорю сейчас не об этом. Ты становишься черствым и бессердечным, Илюша. Не только события, но и живых людей ты начинаешь сортировать по степени необходимости для очередного расследования. Я понимаю, ты экономишь силы, я тебя отлично понимаю, но так нельзя. Бессердечный человек перестает ориентироваться в пространстве, теряет чувство реальности. Настанет момент, когда это будет мешать тебе работать.
– И все-таки про мерзавца с телекамерой, который преследовал Варю Богданову, ты мне ничего не говорила, мамочка, – быстро произнес Илья Никитич.
– Говорила, Илюша. Несколько раз рассказывала. Ты меня не слышал. Просто у тебя тогда не было дела об убийстве скандального журналиста.
– Что случилось, господин Красавченко? Вы же собирались улетать, – произнесла Лиза по-английски, смерив его холодным равнодушным взглядом.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он тоже по-английски и, не дожидаясь приглашения, уселся к ним за столик. – Я так волновался за вас, вы вчера плохо выглядели, были бледной, очень рассеянной. Вам не кажется, – обратился он к американке с доверительной улыбкой, – что русские женщины слишком загружают себя работой и совсем не думают об отдыхе?
– Вероятно, вы правы, – холодно кивнула Керри и поднялась, – перерыв кончается через пять минут. Жду вас в зале, Лиза, – она посмотрела на нее долгим многозначительным взглядом и ушла, оставив их вдвоем.
– Я написала заявление в местную полицию, – тихо сказала Лиза по-русски, – мне уже сделали анализ крови, через несколько часов будет установлено вещество, которое вы добавили в вино.
– Анализ вам делали прямо в полицейском участке? – деловито осведомился Красавченко.
– Да, там есть врач.
– Кровь брали из пальца или из вены?
– Из вены.
Он ловко схватил ее за левую кисть и закатал рукав до локтя. Она вырвала руку, он попытался схватить правую, но она вскочила и произнесла довольно громко по-английски:
– Вы слишком много выпили с утра, сэр! Вы ведете себя неприлично!
Два молодых японца за соседним столиком обернулись.
– Сядьте, Лиза. Сядьте и успокойтесь, – в его глазах не было ни тени испуга. Он смотрел на нее с холодным любопытством, как на лабораторную мышь. – Вы даже не сумеете ответить мне, где находится ближайший полицейский участок.
– Через два квартала, за собором Святой Екатерины.
– Не надо блефовать, это не в ваших интересах. Ни в какую полицию вы не обращались, и делать этого не станете. Вам просто не о чем заявлять. К тому же через два дня вы возвращаетесь домой. Вас ждет работа, семья и еще один человек, по которому вы так соскучились. А в полиции здесь, как и везде, сплошные бюрократы. Если предположить невозможное и заявление ваше будет принято, начнется волокита, вам придется задержаться в Канаде, причем за собственный счет. Это дорого, хлопотно, а главное, совершенно бесполезно. Нет признаков преступления. Вы живы, здоровы, отлично выглядите, у вас ничего ни пропало. А меня уже сегодня здесь не будет.
– Вы подсыпали мне в вино какое-то психотропное средство.
– Да Бог с вами, Елизавета Павловна – засмеялся Красавченко, – за кого вы меня принимаете?
Лиза не знала, что ответить. Но ей и не пришлось отвечать. Участников конференции уже в третий раз приглашали пройти в зал. Перерыв кончился. У столика выросла мощная фигура норвежского профессора Ханса Хансена, он подхватил Лизу под руку.
– Мы с вами опаздываем, леди.
У входа в зал ее догнал Красавченко.
– Вы все-таки удивительно рассеянны, Елизавета Павловна. Все теряете, забываете. – Он театрально закатил глаза и произнес громко, по-английски:
– Вот что делает любовь с женщиной!
– Пошел вон, – прошептала Лиза по-русски.
– Елизавета Павловна, выбирайте выражения, – ответил он также шепотом, – – вот, возьмите, вы оставили документы на столе. После конференции жду вас в баре на двенадцатом этаже.
– Долго придется ждать.
– Думаю, нет. Вы придете сразу. Вы бегом прибежите. – Он ослепительно улыбнулся и исчез в толпе.
В зале Лиза нашла американку. Та пролистывала документы, выделяла какие-то абзацы разноцветными маркерами, ставила вопросительные и восклицательные знаки на полях.
– Керри, мы не договорили, – прошептала Лиза, усаживаясь рядом, – откуда вы знаете этого человека? Кто он?
– Он проходимец, – ответила американка тоже шепотом, не отрывая глаз от ксероксных страниц.
– Почему вы так решили?
– У него это написано на лице. У него бегают глаза. Он навязывает свое общество.
– И это все, что вам известно?
– Более, чем достаточно.
– Как вы узнали его фамилию, Керри?
– Я слышала, как он знакомился с вами. Я тоже завтракаю во фруктовом баре на седьмом этаже. Он все время возле вас крутится, Лиза. В списке членов российской делегации его фамилии нет. Ни один из присутствующих на конференции представителей российского Министерства иностранных дел с ним не знаком. Он живет в гостинице как частное лицо. Возможно, он и числится при министерстве, но на какой должности и в каком качестве – неизвестно. Я думаю, он тайный агент КГБ.
– Вы специально интересовались? Спрашивали о нем наших дипломатов и гостиничную администрацию? – удивилась Лиза.
– Да. Кое-кого я о нем спросила.
– Зачем?
– Он мне не понравился. Очень скользкий и неопределенный тип. Мне стало интересно, верно ли я угадала, что этот человек не тот, за кого себя выдает. В восьмидесятом году я побывала в СССР на Олимпиаде. Перед поездкой мы проходили специальный инструктаж, нас учили по некоторым признакам распознавать агентов КГБ.
– Но с тех пор прошло двадцать лет, Керри.
– Да, конечно. Организации с таким названием в России уже нет, хотя смена вывески ничего не значит. Будьте с ним осторожней, Лиза.
На трибуну вышел буддийский монах, бритый, в красной простыне, с голым плечом. Он говорил по-монгольски, и все надели наушники, в которых звучал синхронный перевод. Керри выключила в наушниках звук и углубилась в чтение бумаг. Лиза последовала ее примеру, достала листы из пластиковой папки и почувствовала острый приступ тошноты, такой острый, что рефлекторно зажала рот ладонью.
Среди бумаг она обнаружила несколько маленьких поляроидных снимков. Порнографические картинки. Двое кувыркаются в койке. Она глядела на фотографии не больше секунды, и тут же прикрыла их бумагами. Но этой секунды хватило, чтобы узнать действующих лиц. Красавченко и она. Она и Красавченко.
