Тоня вскочила с кресла и рассерженно воскликнула:
– Перестань, пожалуйста! Я не верю в то, что убийцей может быть Саша или Коля. И в то, что Антонина, тоже не верю. Нельзя подозревать каждого, так самим с ума сойти можно. Их завтра отпустят, я приду к тете Шуре и узнаю, о чем с ними говорили.
– И очень глупо поступишь! К тому же ты никого не застанешь, потому что они наверняка будут в городе, а к матери приедут только на выходные. И прошу тебя, держись от них подальше! Я не исключаю, что кто-то из них в самом деле убийца.
– Не хочу даже слышать!
Тоня выбежала из комнаты, прошла в кухню и долго мыла посуду, по три раза перемывая тарелки, стараясь успокоиться. Ведь Витя дружил с ними в детстве, как же он может так говорить! Это… ужасно просто! Так нельзя!
Но объяснить, почему так нельзя, она толком не могла. И продолжала ожесточенно мыть и вытирать посуду, раскладывая ее по местам. Виктор сидел в зале под торшером, думая, что милиция взялась за дело очень оперативно, если Сашку с Колькой уже задержали. Хорошо бы виновным оказался кто-то из них, подумал Виктор, тогда весь кошмар можно было бы считать оконченным.
Он откинул голову на спинку кресла и задремал.
– Итак, братцы-кролики, тут у нас пустышка. – Коломеев обвел взглядом отдел. – Тюркиных пришлось отпустить, у них алиби подтверждается. Правда, только их семьей… – сделал он выразительную паузу, – но зацепиться нам не за что. То же и с бабкой ненормальной, с Михеевой. Кандидатура вроде бы подходящая, особенно если учесть, что именно ее сарай тогда подожгли, но физической возможности у бабки не было никакой.
– А может, все-таки она, Иван Ефремович? – усомнился самый младший из отдела, Сережа Прокофьев, работающий только третий месяц. – Я материалы изучил, Михеева вроде и в самом деле знахарка. И выглядит совсем не по годам крепкой. Может, отваров каких-то своих напилась и смогла тело протащить по земле.
– И на осину вздернуть, – хмыкнул Артем.
– Не на осину, а на яблоню.
– Хрен ли разницы!
– Вряд ли, – возразил Коломеев. – Во-первых, ее никто не видел в деревне. Может, она и знахарка, но не невидимка же!
Опера усмехнулись.
– Во-вторых, найденная у нее обувь не совпадает с той, отпечатки которой были найдены первый раз, после убийства Рыбкиной. И фиг бы с ней, в конце концов, обувь можно спрятать сто раз, но вот то, что ее никто не видел…
– Может, просто внимания не обратили!
– Сереж, ты дело внимательно читал? Свидетели что говорят? Что она пять лет назад в их магазин приперлась, и то все на ушах стояли. Она же у них что-то типа ведьмы! Да ты ее сам видел… И если бы она шла по деревне перед убийством, у нас были бы свидетели. А их нет.
– Может, она лесом прошла, – не сдавался Прокофьев.
– К Рыбкиным лесом не подойдешь, там болото на задах, я проверял, – отозвался Артем. – К их дому только с улицы. И к хирургу, кстати, тоже.
– Да, о хирурге, – вспомнил Коломеев. – Жену опросили? Михалыч, ты с ней встречался?
– Опросили, – подтвердил пожилой опер, которого Коломеев назвал Михалычем. – Говорит, звонил он ей в день смерти, что-то хотел сказать. Она толком не поняла, связь была плохая, но вроде хвастался, что он умный, догадался о чем-то… А о чем догадался, не сказал.
Артем с Прокофьевым переглянулись.
– Понятно, – подытожил Коломеев. – Что-то покойник узнал, а убийца это понял. Михалыч, обойдешь еще раз всех, с кем он встречался в тот день. Приглядись к ним повнимательнее, поспрашивай. Может, тоже что заметишь. Так, ну и что мы имеем на сегодняшний день? Ни хрена мы не имеем. Вот спустят с меня шкуру, и что тогда будете делать? – неожиданно рассердился он. – Вон, в газетенке нашей написали, что в Калинове вампир завелся! Ищите давайте мерзавца этого!
– Кого, который статью написал? – невинно спросил Прокофьев.
– Ты пошути еще! Артем, самое главное, что по запросам?
Опер достал из папки документы и положил их перед следователем. Тот внимательно посмотрел, отложил в сторону.
– Замечательно. И что теперь делать?
– Да вроде бы все ясно, Иван Ефремович. Сидит он. Все совпадает, фотография в деле есть. Ну не отпускали же его в увольнительную на время убийства!
Коломеев помолчал, побарабанил пальцами по столу.
– А со вторым что?
– Там показания соседей – вернулся пьяный, как обычно. Ночью почувствовали запах, вызвали пожарных. Те приехали, а квартира почти вся выгорела. Пока тушили, пока то да се… Короче, нашли тело. Все обгоревшее, естественно.
– И как его опознавали? – заинтересовался Прокофьев.
– Блин, да никак! Видели, как он в квартиру свою входил, вот и все. Ты что, хочешь, чтобы тебе его личность алкогольную по зубам определяли, как в Америке? У него, поди, тех зубов было две с половиной штуки, и те железные.
– А у него гости бывали? – спросил Коломеев. – Или он один пьянствовал?
– Так не бывает, – усмехнулся Михалыч.
– Всяко бывает. Вот что, Артем, поедешь в Обухово, опросишь соседей как следует. Понятно? Приходил ли кто к нему, оставался ли на ночь, как часто… Короче, смысл ясен?
– Ясен, Иван Ефремович. А если скажут, что оставались у него такие же алкаши?
– Тогда перероешь там все. Будешь искать, не пропадал ли кто после смерти Сеньки. Нечего рожу кривить, сам знаю – трудно. Ну, может, повезет, городок-то маленький, все на виду.
Следователь помолчал, посмотрел на оперативников.
– Прокофьев, ты займешься документами калиновских приезжих. У всех бери данные, отправляй запросы в паспортные столы – в общем, все как обычно. Если кто-то имя менял, такое быстро выплывет. В первую очередь проверяй, не сидел ли кто, не состоял ли на учете в психушке.
– А самого Чернявского с женой проверять?
– Обязательно. Его – в первую очередь, чтобы уж сразу исключить. Вроде бы не похож он на убийцу. Да и тогда сговор с женой должен быть.
– Иван Ефремович, а не могла жена Мысина собственного супруга убить? А обставить, будто псих какой-то его прикончил. Мы же про разговор телефонный только с ее слов знаем.
– Верно мыслишь, – согласился следователь. – Ну, ее алиби проверить – ерунда, она в каком-то салоне была. Вот ты и сделаешь.
Артем усмехнулся. Прокофьев покосился на него, но промолчал.
– Все пока, – закончил Коломеев. – Все свободны.
– Ты, Вань, куда сейчас? – спросил Михалыч, когда парни вышли из кабинета.
– Сначала на ковер, а потом домой – лед к заднице прикладывать. А вообще-то нужно всех подряд опрашивать и биографию трудовую проверять.
– Ну так Прокофьев и займется.
– Он запросы сделает и всю деревню чертову обойдет. А со свидетелями кто разговаривать будет? А там, заметь, каждый свидетель – он же потенциальный подозреваемый, там пять минут не поболтаешь, нужно по полной программе расспрашивать. И кто, спрашивается, этим заниматься будет? Пушкин?!
– Да успокойся ты, – попытался урезонить Коломеева пожилой опер.
– Михалыч, ну откуда людей-то взять, а? Только ведь из-за стола начальственного легко орать: «Почему преступление не раскрыто до сих пор?» Так мне что, разорваться, что ли? В Калинове человек двести живет, или сто, если стариков и старух древних вычесть. И никто ни о ком ни хрена не знает! А узнавать кому? Мне! А кому поршень вставят в известное место? Тоже мне! И на хрена мне, Михалыч, сдался этот геморрой? – закончил Коломеев свою речь риторическим вопросом.
Опер лишь махнул рукой.
– Ладно, че без толку дергаться? Дело делать надо, пока там новый жмурик не объявился, – устало подвел итог разговору следователь. – Ты начинай опрашивать всех, а я попозже подъеду, как с шефом «побеседую».
Михалыч вышел из кабинета, а Коломеев остался сидеть, потирая рукой уставшие слезящиеся глаза.
Колька ворвался в калитку, когда Виктор уже загнал машину и собирался зайти в дом. Он видел в окне лицо жены, помахал ей рукой, сделал несколько шагов, и тут сзади на него налетел Колька, сшиб с ног.
– Ты что, охренел? – заорал Виктор, поднимаясь с земли.
Колька с красным лицом, в одном свитере, выплясывал напротив него, сжав кулаки.
– Давай, иди сюда! – хрипло предложил он. – Или ты только с бабами храбрый?
Его нелепая сутулая фигура двигалась резко, как марионетка, и Виктор против своей воли рассмеялся.
– Коль, ты напился, что ли? – спросил он. – Иди проспись! Драться он захотел…
Колька выбросил вперед правую руку, сделав выпад крайне неумело, и Виктор легко уклонился.
– Да ты чего, дурак? – начиная сердиться, спросил он. – Давно в рыло не получал, что ли? Ты с чего напился?
Колька снова попытался его ударить. И опять безуспешно, Виктор увернулся. Тогда он принялся кружить вокруг него, не давая пройти к дому, размахивая руками, как ветряная мельница. Виктору его мельтешение надоело, и одним коротким ударом, нацеленным в солнечное сплетение, он отбросил Кольку назад. Тот повалился в снег, хватая ртом морозный воздух.
