Ознакомительная версия.
На площадке третьего этажа, перед дверью квартиры Дианы и Юрия, ее ждала Лиз де Бак. Хозяйка даже не пыталась делать вид, что оказалась здесь случайно.
– Что-то еще случилось? – прямо спросила она.
– Нет… В общем, ничего особенного, – замедленно ответила Александра, сжимая ключи. – Сегодня скончался один общий знакомый, девушка зашла сообщить.
– Боже мой… – протянула хозяйка. – Еще один знакомый! Ужасный день. Отчего он умер?
– Он умер утром, во сне… Ему было уже очень много лет. – Александра вложила ключ в замок. – Я не близко его знала… Завтра мне рано вставать, надо ехать в полицию. Голова кругом.
– Когда проснетесь, спускайтесь ко мне на чашку кофе. – Лиз де Бак коснулась ее плеча. – А хотите, я вас разбужу, только скажите, во сколько. Да, это все очень тяжело, но надо помнить о том, что всегда наступает новый день!
…В прихожей, взглянув на свое отражение в зеркале, Александра не сразу узнала собственное лицо. Оно показалось ей таким жалким, измученным, чужим, что женщина испытала острую жалость к себе. Минувший бесконечный день принес ей столько шоковых ощущений, что у нее не осталось сил даже на то, чтобы заплакать. Женщина разом видела внутренним зрением все лица этого дня, они теснились, путались, наслаивались одно на другое. Покровительственная усмешка Елены Ниловны, ее растерянная розовощекая горничная, крысиные умные глаза Дирка, безмятежно улыбающаяся голубоглазая Анна, полицейский, предъявляющий водительские права Варвары, Лиз де Бак… Все эти лица внезапно заслоняло лицо Элька в доме на Маркене, его серые глаза, чуть сощуренные, затуманенные далекой мыслью. За ним тут же являлось лицо Варвары, Александру искал и тут же находил ее беспокойный взгляд, темные, глубоко посаженные глаза спрашивали о чем-то, но губы были неподвижны.
Ополоснув лицо ледяной водой, Александра прошла в комнату, где провела предыдущую ночь, и упала на постель. У нее едва хватило сил раздеться и натянуть на себя одеяло. Наступила зыбкая минута предсонья, ей казалось, что она ни за что не уснет, хотя хотелось спать смертельно, тяжело, непреодолимо. «Анна заснула так внезапно, у нее… нар-ко-лепсия… – по слогам припомнила Александра. – Она понервничала из-за того, что Варвара решилась шантажировать ее отца. Дирк наверняка ей рассказал. Но улыбалась мне так, словно ее ничто на свете не беспокоит!»
Под окном, на канале, закрякали проснувшиеся утки. Что-то потревожило их – велосипедист ли, проехавший слишком близко к стае, или ветка дерева, сломавшаяся под дождем и упавшая в воду. Александра содрогнулась от мысли о том, что прошлую ночь провела совсем рядом с Варварой – ее тело, скрытое прибрежным кустарником, лежало прямо под окнами, в десятке метров. Простыня показалась ей скользкой и влажной, пальцы стиснули ткань, пытаясь нащупать мокрую траву, зацепиться за песок, перед падением в черноту, наполненную плеском воды, молчанием, последним головокружением. Александра соскользнула в сон, все еще борясь с дневными призраками. Последним лицом, которое она увидела, было лицо Нади.
Дождь продолжал идти все утро. Распогодилось только к полудню, когда Александра вышла из здания полицейского управления. Разговор занял меньше времени, чем она ожидала. Александра готовилась передать всю историю своего долгого знакомства с Варварой, но ей задавали чисто формальные вопросы, касавшиеся в основном вчерашнего дня. Кроме того, на ее взгляд, неоправданно плотно интересовались целью ее визита в Амстердам. Также поступила просьба назвать двух-трех знакомых Александры, граждан Евросоюза, или постоянно проживающих на территории Нидерландов. Она назвала Диану с Юрием и, чуть поколебавшись, Элька Райнике.
– А еще кто-нибудь? – спросили ее.
– Елена Стоговски. Она проживает на Эммаплейн…
Инспектор удовлетворенно и, как показалось Александре, уважительно склонил голову. Дальнейший разговор занял несколько минут. Александра отвечала, чувствуя себя преступницей, боясь, что ее глубоко спрятанное смятение станет очень заметно при первом неудобном вопросе. Выдавать Элька и рассказывать о махинациях Дирка она не собиралась. Солидарность была тут ни при чем, так же как и страх перед ними. «Варвара погибла из-за того, что решила шантажировать партнера, это очевидно! – твердила про себя Александра. – Ее не воскресить, и ничего тут не исправишь. А если я скажу хоть слово, мне придется объясняться очень, очень долго. Долго и безуспешно. И слушать будут не меня, а успешных уважаемых людей. Которые платят здесь налоги и пользуются влиянием!» Александре вспомнилась нетопленная захламленная мансарда в особняке под снос, куда ей предстояло вернуться. Грошовые заказы, за которыми предстояло еще побегать по всей Москве. Вчерашний отказ сотрудничать с Дирком. Уже за это утро она несколько раз успела выругать себя за то, что была так категорична, отказывая, и столько же раз изумиться своему малодушию. Безденежье душило ее. Перспектив не предвиделось никаких.
– Это все, – сказал наконец инспектор, разворачивая к ней бумаги. – Подпишите здесь. И еще здесь.
«Остается только Елена Ниловна… – в смятении думала Александра, подписывая свои показания. – Вся надежда теперь на нее…» Но стоило ей представить морщинистое безжизненное лицо госпожи Стоговски, мысленно встретить испытующий взгляд ее младенчески молочных глаз, услышать ее тусклый голос, произносящий неизменно циничны, язвительные речи, как надежда переставала казаться заманчивой. «Скорее бы уехать… Подумать только – уже все эксперты, давшие положительные заключения на «Детей садовника», мертвы. Трое из трех! Петер Моол, Надя и этот зловещий Тидеман с пухом на макушке. Боже, а я сижу тут и рассказываю полицейскому о том, что ничего не знаю о финансовых затруднениях Варвары, и строю предположения о том, куда она собиралась перед тем, как идти к Стоговски!»
– Когда вы планируете возвращаться в Москву? – спросил ее полицейский, наливая себе чашку кофе из термоса. Это был не тот инспектор с внешностью восточного типа, которого Александра видела вчера у парка Вондела, а другой – крепкий, коренастый, с красноватым простым лицом, настоящий крестьянский тип старых Нидерландов, так часто воспеваемый живописцами золотого века.
– Вероятно, сегодня вечером, – ответила Александра.
– Тогда не буду вас особенно предупреждать, чтобы вы были осторожны по вечерам. – Он дружелюбно улыбнулся поверх дымящегося кофе. – А то случается всякое, особенно сейчас. Видите, ваша знакомая жила здесь много лет, чувствовала себя в безопасности и пошла вечером через парк одна. И вот что случилось! Погибла из-за телефона и нескольких пустых кредиток, которые при ней были. Да, еще пропала булавка с красным камнем, которую она носила. Ценность невелика, но именно булавка, скорее всего, привлекла преступников.
Внимательнее взглянув в лицо Александре, инспектор перестал улыбаться и нахмурился:
– Что с вами? Вам плохо?
– Да, мне трудно об этом слышать, – вымученно проговорила Александра. – Вечером я постараюсь уехать.
– Жаль, что не останетесь на День святого Николая! – заметил инспектор. И по голосу было слышно, что это не дежурная фраза, ему действительно жаль.
На его столе, помимо компьютера и папок с бумагами, стояла круглая коробка имбирного печенья и завернутый в целлофан марципановый поросенок оглушительно-розового цвета. В углу большого кабинета, где сидели еще несколько сотрудников, мигала огоньками маленькая искусственная елка, украшенная гирляндами из флажков Амстердама: красных с черной полосой и тремя косыми белыми крестами. Под елкой сидел плюшевый медведь в шарфе.
– Может быть, я немного задержусь, – сказала, поднимаясь, Александра.
Эльк ждал прямо напротив здания полицейского управления. Утром ее разбудил телефонный звонок – звонила по внутреннему телефону Лиз де Бак, сообщая, что Александру ждет внизу ее друг. Художница, стараясь говорить спокойно, попросила передать, что поедет в полицию сама. Когда она спускалась вниз, у нее было предчувствие, что Эльк все же ее подкарауливает. Но он ушел. Не было его ни на улице, ни в здании управления. А сейчас он стоял неподалеку от входа, заложив руки в карманы пальто, разглядывая прояснившееся небо, с самым невозмутимым видом.
Александра приостановилась на миг. Потом повернулась и пошла прочь, стараясь не спешить. Вскоре за спиной послышались нагоняющие шаги, и знакомый голос произнес:
– Вижу, со мной ты говорить не хочешь. Кстати, доброе утро!
– Доброе утро, – бросила она через плечо, не глядя. – Если ты переживаешь, как все прошло – прошло хорошо. Я ничего лишнего не говорила. О тебе не говорила вообще. Мне задали только пару вопросов.
– Я и не беспокоюсь. – Эльк нагнал ее и теперь шел рядом, пытаясь приноровиться к ее шагам. Ему было нелегко сделать это из-за больной ноги, он сильно прихрамывал. На этот раз Александра совсем не жалела его. – Мне не нравится, как мы расстались вчера.
Ознакомительная версия.
