— Почему Лью?
— Я думал, Лило ему рассказала, где Фрэнк спрятал деньги. Он и сам кое-что накопил да припрятал. Была у меня неплохая догадка, где именно. Оказалось, семечки, — одиннадцать тысяч. И куча порнографии. Гадкие письма и гадкие грязные снимки. Пришлось жечь. Там одна непристойность. Линда Фезермен хорошо ко мне относилась. Разговаривала как с человеком, а не со старым жирным боксером, превратившимся в копа. После ее гибели Лью подмигнул мне, я понял, он хочет сказать, что она была среди его женщин, и решил его убить. Я расследовал ее гибель. Она замечательно обращалась со мной. Просто прекрасно.
— Тебе везло, Кинг. Главным образом потому, что ты очень тупой.
— Знаешь, сколько бы у меня было денег? Знаешь, какие гонорары я мог получать, будь у меня хорошие руки и хорошие менеджеры, да если б я не так легко калечился? Все остальное работало на меня. Имел бы в любом случае миллион баксов, парень. Прямо сейчас. Все остальное у меня было — скорость, удар, инстинкт.
— Стало быть, эти деньги по праву твои.
— У меня было бы даже больше.
Я вдруг сообразил, что он как-то чересчур близко придвинулся, и попятился, а он бросился, низко пригнувшись, оттолкнул локтем дуло, всадил в ребра сильный удар левой, низко, справа. Я почувствовал, как подкосились ноги, почувствовал, как плыву назад, падаю, кувыркаюсь через голову, легкий, словно пушинка чертополоха, почувствовал, как проваливаюсь, увидел его в красном свете — он решительно шел на меня, шаркая ногами, — увидел подплывающий кулак, ощутил размозживший живот удар, увидел завертевшееся небо, снова упал, ощутил губами холод металла.
— Давай, приятель, — просительно проговорил он где-то вдали. — Вставай! Оп-ля! Попляши чуточку со стариком Кингом.
Рука нащупала металл. Эта игра забавляла его, он никак не хотел вести дело иначе. Палец нащупал предохранитель. Я был сломан пополам, а обе половинки находились на расстоянии самое меньшее в ярде друг от друга. Я перевернул правую руку, приподнял карабин и как можно быстрее нажал на спуск, но оружие содрогнулось, как минимум, через пять минут. Акула нырнула в море красного солнца, красное море поглотило меня, и чем глубже я тонул, тем темнее оно становилось.
Одним прекрасным майским днем Мейер привел «мисс Агнес» к дверям больницы в Лодердейле, и веселая леди в сером подкатила меня в коляске по короткому пандусу к обочине тротуара. Мейер вышел из машины, я встал, шагнул, сел на сиденье и вытянул ноги.
Поблагодарил леди, которая посоветовала не спешить возвращаться. «Мисс Агнес» выглядела лучше прежнего. Рон вручную отполировал столько слоев синей краски, что в нее можно было смотреться, как в зеркало.
— Хорошо бегает? — спросил я Мейера.
— Отлично, не считая того, что водить ее так же приятно, как бронированный грузовик.
Весь мир в каждой краске и каждом очертании казался ярким, новым, необычайно блистательным. Вот на что способна пара недель в больнице. В собственной одежде я себя чувствовал непривычно. Вдобавок она оказалась мне несколько велика.
— Приятно выйти, — сказал я.
— Какое-то время назад никто не надеялся.
Это мне было известно. Куда-то выпало несколько дней. Врач полностью отказывался поверить, будто два удара человеческим кулаком могли причинить подобные повреждения. Заявил, что мышечный слой так тверд и плотен, что выдержит такой удар. Заявил, что от этого у меня не могли сломаться три ребра, порваться передняя мышца и образоваться кровоизлияние в печени. Конец сломанной реберной кости воткнулся в край левого легкого. От этого началась пневмония, против которой никак не могли подобрать подходящий антибиотик. В тот день я был в неплохой форме, но не для ринга.
— Можешь забыть о суде, — объявил Мейер.
— Что ты хочешь сказать? Что случилось?
— Стерневан умер сегодня утром. С ним все было в порядке. Раздробленное бедро скрепили штифтами, вроде бы хорошо заживало. Позвонил Хайзер, сказал, обширная коронарная недостаточность.
— Мы оба должны были умереть. Лежали бы там на земле в восьми шагах друг от друга, медленно истекали бы кровью. Да, к счастью, ребята в «мустанге» вернулись, решили все-таки залезть в дом. Мейер, друг мой, в округе Сайприс нам изменила удача.
— У меня нет особой нужды возвращаться туда. Кстати, Хайзер предупредил, что твой чек придет через несколько дней. Два с половиной процента от найденной суммы. Что-то около двадцати двух тысяч.
— В округе Сайприс всем изменила удача.
— Наверное, девятьсот двадцать тысяч — несчастливое число. Руки потеют, и на тебя начинают сыпаться несчастья.
— Мейер, нашли какие-нибудь тела рядом с трейлером?
— Я же тебе говорил, что нашли. Рассказывал десять дней назад. Казалось, ты слышал.
— Чьи?
— Неизвестно. Слишком долго пролежали. Мужчины — один высокий, другой пониже. У обоих круглые отверстия у основания черепа. И это я тоже тебе говорил.
— Не бурчи. Разве трудно два раза сказать?
— Просто думаю о других вещах, о которых уже говорил, а придется повторять.
— Еще будет время. Мы никуда не собираемся. Я в отключке, случайно, ничего не болтал?
— Кое-что.
— Что-нибудь интересное?
— Полный бред и мрак. Знаешь, как в обычном припадке белой горячки. Секс и насилие. Ничего оригинального.
— Спасибо. Красный свет.
— Даже если бы я не видел, то понял бы, слыша, как ты втягиваешь воздух сквозь зубы, Макги. Говорить вслух об этом излишне. Я могу рассердиться и кого-нибудь переехать.
— Ты ведешь машину. Ну и веди. Оставляю тебя в покое.
— Какое блаженство!
— Нанял кого-нибудь, Мейер?
— Разве сам бы не справился, если бы не нанял? Подыскал женщину для готовки и уборки. Безобразную. Несколько туговатую на ухо. Пока ты в таком состоянии, я тебе услужил, подобрав безобразную. В свободное время будет читать тебе книжечки вдохновенных стихов.
— Ты слишком хорошо ко мне относишься, Мейер.
— Неточная формулировка. Я слишком хорош для тебя.
— Зеленый.
— Разве я так поступаю, когда ты сидишь за рулем? Разве жалуюсь, когда ты опрокидываешься в канал?
— Нет. Но постоянно напоминаешь об этом.
Вскоре мы проехали под пешеходным мостом, свернули налево, и Мейер привел «мисс Агнес» на стоянку в разумной близости от дока Ф.
— Хочешь проехаться на грузовой тележке?
— Пойдем пешком. Медленно.
И мы пошли по пирсу Ф-18, куда с дальних судов доносились вопли и крики, а с близких приветственные возгласы. И гнусные комментарии. Мистер, вы, случайно, не папаша Тревиса Макги? Мейер, кто этот бледненький костлявый старикашка? Макги, где твой загар? В овсяной муке вывалялся? Милый, я дам тебе адрес портного моего покойного мужа!
Веселись, народ. Я хочу одного — поскорее попасть на борт и лечь.
Топчась на маленьких сходнях, опасливо цепляясь за трос ограждения, я заметил, что мой плавучий дом выглядит почти так же отлично, как древний «роллс»-пикап. Сплошной блеск и сияние. Он выглядел так хорошо, что я даже расстроился. Почему мне не удается держать его в таком состоянии?
— Мейер, кто этот энергичный полировщик?
— У глухой женщины масса лишней энергии. Она меня все спрашивала, что делать дальше, и я однажды ответил, что судно можно вымыть и снаружи.
Мейер помог мне войти в салон, вниз по коридору, мимо камбуза, в капитанскую каюту. Постель была застлана накрахмаленными простынями и разобрана. Я разделся и лег, а Мейер сказал, что мне наверняка пойдет на пользу добрый глоток джина «Плимут» со льдом, а я ему сказал, что он хороший человек. И услышал, как он где-то звенит бутылками и бокалами.
Звяканье приближалось, я протянул руку, открыл глаза, спрашивая:
— Мейер, где…
А Хайди Гейс Трамбилл сунула мне в руку бокал и громко засмеялась над моим изумлением и над моей радостью. Она по-прежнему выглядела самой элегантной из всех прочих кошечек, только стала чуть постарше, но ни на фунт тяжелее, появилось больше радости жизни во взоре, больше привкуса разных моментов и мест на губах. Красивая, недавно загоревшая, благоухающая духами, Хайди наклонилась, быстро и мягко поцеловала меня в губы, уселась на краю постели, глядя на меня затуманенным взором.
— Макги, ты что, плачешь как идиот?
— Это от слабости, милая. Вода вытекает из глаз. Почти ничего не значит. Или очень много. Выбирай. Но какими судьбами? Когда я тебя видел в последний раз…
— Я села с вещами в машину и оставила тебя стоять на дороге, дорогой мой. В Сент-Круа. Оглянулась — стоишь ужасно одинокий. А мое сердце все разрывается и разрывается.
— Помню, ты сказала, что едешь устраивать свою жизнь, найти нужного парня, завести пухленьких ребятишек… Ну и?..
— Нашла, только кто-то другой отыскал его раньше. Была длинная нехорошая сцена, милый, но я со всем этим покончила полгода назад. Писала картины как сумасшедшая. Все мои работы с выставки проданы.
