И еще интересно, открыли ли они счет в банке. И на чье имя. Он сказал, открою на ваше имя, но разве им можно доверять? Запросто может открыть на свое, и ничего я не смогу сделать. Правда, не производит такого впечатления. Да и Галка при нем, хотя ее обдурить ничего не стоит.
А впрочем, может, и лучше бы, если б открыл на свое. Ей-богу, лучше.
Во-первых, нехорошо, чтоб у меня в банке было столько денег, хоть и в иностранном. Кто их знает, как они там соблюдают банковскую тайну. А вдруг наш фининспектор какой-нибудь? Или, не дай Бог, полиция? Как я им тогда буду объяснять, откуда у меня?
И даже если не спросят откуда, пенсию инвалидскую могут отнять, скажут, ты состоятельный, тебе не положено. А я свою инвалидскую пенсию очень ценю, хоть и небольшая, зато постоянная, дает мне устойчивость и положение в обществе, не то что неизвестные какие-то миллионы.
И принципы? У меня ведь есть твердый принцип, что мне по исходной разнарядке не положено много денег. Но не это главное, потому что, скорей всего, никто и не узнает. А то, что денежки, у них такое свойство, что кто их заполучит, расставаться ему с ними очень не хочется. Взять хоть и меня, ведь сколько раз решал полностью отказаться, ну, и где это? Лежу и рассуждаю, обманет или не обманет, а должно бы быть все равно.
Парень вроде приличный, и, пока камни у меня, все в порядке. Но погляжу я, что он запоет, когда вернем их и придется делиться. Может так выйти, что и женитьбу всякую ему из башки вышибет, а просто схватит все со счета и умотает в свой Лондон, а там ищи-свищи. Но я и свистать не стану, а, наоборот, буду рад-радехонек и Галке постараюсь внушить, что счастливо отделались.
Притом вынужден признать, что меня Йехезкель этот как-то смутил своими разговорами. Конечно, не его собачье дело, но факт, что камни ворованные и Йом Кипур на носу. Чтобы этот ее считал меня вором, не доставлю я ему такого удовольствия. Тоже мне, высокоморальная личность, нотации мне читать.
Однако что правда, то правда, выручил он меня вчера здорово, с дедом-ювелиром. И даже более того.
А именно, все эти мысли я думаю без всякого раздражения, проснувшись поутру.
Голова свежая, но вставать не тороплюсь, вообще никуда не тороплюсь. Тем более Татьяны в доме нет, и никого нет, и не известно, когда кто придет. Но тоски чрезмерной не испытываю, черт с ними, справлюсь как-нибудь и сам. В то же время понимаю, что с женщинами, с Ирис и с Кармелой, необходимо как-то помириться, потому что на более длительный период времени все-таки не справлюсь, да и просто нехорошо. Может быть, когда получим деньги, найму себе обыкновенную домрабу, попроще, чтоб безо всяких взаимоотношений, и ни от кого не буду зависеть. Пока Татьяна не вернется. А то даже и при ней. Чего? Пусть отдохнет немного, при деньгах можно.
И пусть мне этот ее не внушает, будто я такой-сякой и не по совести. Камни от воров – кто спас? И возвращать их кто собирается? Вот и именно. И имею полное право на вознаграждение.
Пощупал шов, он уже немного сглаживаться начал, не такой бугристый. Подвигал ногой, поделал упражнения в постели. И только когда заныло в бедре, вспомнил про перкосет.
Все утро прожил спокойно и даже не вспомнил!
А как вспомнил, тут же почувствовал, что необходимо принять. Но принять нечего. И что же? Отношусь к этому без паники, а говорю себе – сейчас позавтракаю, позову Ицика, и сходим потихоньку в поликлинику. Там у меня с врачихой неплохие отношения, объясню ей как надо, и даст.
Начал вставать и на тумбочке у постели нашел два темных пузырька с пипетками, а рядом записочка на иврите. Однако разобрал: попеременно по три капли под язык каждые полчаса. Лекарства, значит, этот ее мне оставил. Взамен перкосета!
Сперва плюнул, еще чего, думаю, да каждые полчаса! Но потом переменил мнение. Не могу скрыть, этот Йехезкель, вместо раздражения и злости, действует на меня как-то успокоительно. Верить ему не могу после того, что он с моей жизнью сделал, но факт, что успокаивает. Поэтому ладно уж, капнул под язык.
И все это без всякой прежней паники – и зарядку, и опять капнул, и завтрак, и побрился, и подмышки сполоснул под краном, все-таки к врачу иду.
И перед уходом еще раз капнул, и взял с собой.
Я уже упоминал, что мы живем близко от рынка. Рынок, он же базар, или на иврите шук (а по-арабски сук, они у нас много слов переняли), занимает важную роль в нашей жизни. Во-первых там все свежее и дешевле и положительно отражается на нашем бюджете. А во-вторых, просто люблю. Иногда, когда получше чувствую, даже хожу туда вместе с Татьяной. Я выбираю и плачу́, а она несет за мной. Нас на рынке многие знают, и я со многими познакомился и даже приятельствую.
Наши в большинстве своем не любят шук. Грязно, мол, толкотня, крик – да, орать тут умеют, особенно к концу дня, когда сбавляют цену. Всего этого наши не любят и говорят – Восток. А они что думали, куда едут? В морозную Скандинавию, где все сплошь высокие блондины с голубыми глазами и чемпионы по лыжам и конькам? Ясное дело, Восток. Запад им, видите ли, подай. А мы откуда приехали, с Запада, что ли? Тот еще Запад.
И вообще, все это просто условные обозначения. В школе, помнится, учили про такого Меркатора, это он взял и распластал круглый земной шар на плоскую карту, а примерно в середину поставил Европу, потому что сам в ней жил и считал, что она главная. И налево от Европы, с нею включительно, шел запад, а направо восток. А если взять и распластать иначе, так, чтобы в середине Америка была, как ей теперь и положено, где тогда окажется ваша Европа? Не говоря уж про Россию. А настоящим западом станет тогда Япония, и Корея с Гонконгом, да и Китай отчасти. Одна только Африка как была, так Африкой и останется.
А я на базар ходить люблю, это для меня развлечение. Очень люблю, но сегодня, разумеется, и не собирался, а только в поликлинику, хотя они рядом.
Да. Не собирался, а пошел, но лучше бы не ходил.
Школа все еще бастует, и Ицик охотно пошел со мной, понес мой ходунок. По лестнице я кое-как сполз с палкой, а внизу мы поменялись, и я на ходу.
И как это ни одна из баб до сих пор не вывела меня погулять! Всего пару недель я на улице не был, а как чудесно! Не считая только балалайки, которая опять трендит.
Голова сильно закружилась, пошатывать меня начало, но постоял немного, и ничего.
Прошли мимо балалая, подошли близко, я между нами для безопасности Ицика пустил и, не останавливаясь, громко сказал:
– Я на тебя в суд подал, жди повестки.
Реакции с его стороны ждать не стал, но вперед могу сказать, что больше мы его там не слышали и не видели.
А в остальном – очень хорошо на улице! Полно молоденьких девочек с голыми пузиками. То есть с моральной точки зрения я эту моду осуждаю, потому что неприличие, и Галине всегда то же говорю, но как приятно иной раз посмотреть! Оно бы потрогать и еще лучше, но говорю же, рано я родился, в моем возрасте уже не дадут. А в мое время где на красивый женский живот удавалось поглядеть? И в постели-то не всегда, многие стеснялись, притом и живот не всегда сам выбираешь, а какой удастся. И обязательно на нем красные полосы вдавлены от резинки от трусов. А сейчас все наружу, причем выставлены самые отборные! Животики гладкие, беленькие либо темненькие, пупочки маленькие, кругленькие, и для красоты еще украшение внутрь вделано, шарик серебряный или колечко. И как только не боятся колечки вставлять? А ну кто дернет – ведь вырвет полживота!
Вот бы в такой пупочек да один из моих камушков…
Жаль только, что мода такая дурацкая вещь. Куда молоденькая тоненькая с гладким брюшком, туда же и толстомясая со своими телесами. Вывесит из-под куцей блузочки запасное колесо вокруг бедер и идет довольная. По телевизору это сегодня называется: женщины, любите свое тело. Она, значит, любит, а мне на это смотреть?
Но на этих можно и глаза закрыть, а в целом грех жаловаться, приятно. Теперь жду, когда жопки свои тугие начнут выставлять, непременно начнут, вот только не знаю, дождусь ли.
Беда в том, что из всей моей прогулки только это и было приятного.
Дура-врачиха рецепта на перкосет тоже не дала! Я, говорит, советую вам ограничиться вольтареном, который вы обычно принимаете. А если сильно разболится, возьмите… ну, ясное дело, акамол форте, вот вам рецепт. Да говна-пирога, что вы мне все свой акамол суете? Перепроизводство его в стране, что ли?
И осталась мне последняя надежда.
Не хочется, но надо.
На рынке есть маленькая аптека, где я раньше часто отоваривался, а теперь никогда не заглядываю. И там работает аптекаршей одна моя прежняя приятельница, не та, что сейчас изредка позванивает, а до нее. Курчавая такая небольшого роста Инесса из Черновиц, правда, чуть старовата. Привязанность у нее возникла или замуж очень хотелось, не знаю, но настаивала, чтоб я ушел к ней. А я, в отличие от Татьяны, гулять гулял, но об развестись и в мыслях никогда не было. Ну, и расстались не совсем мирно, а я этого не люблю, предпочитаю всегда по-хорошему. Поэтому и не захожу, но, может, думаю, теперь ничего.
