Собравшись с духом, я взяла из грузовика фонарик, прошла через залитый двор и поднялась наверх. Мной владело одно желание — поскорее убраться отсюда. Схватив свой свитер, ветровку и одеяло с кровати, я вошла в комнату Трейси. Она сказала мне взять все, что, по моему мнению, может пригодиться. Положив фонарик на комод, я стала рыться в ее вещах, скидывая куртки и свитера на кровать. Закончив, взяла всю груду и повернулась к дверям. После всего случившегося руки болели просто немилосердно.
В обычных условиях я бы не стала читать чужих писем, но тут что-то привлекло мое внимание.
«Трейси, милая, привет!
Как же приятно было вчера услышать твой голосок! Похоже, ты там завела множество чудесных новых друзей, а уж от твоей работы просто дух захватывает, до чего все это интересно. Ты и не представляешь, как я обрадовалась, услышав, что вы нашли уаку и в ней, может, даже есть гробница. Ты так много рассказываешь нам о своей жизни, что нам кажется, мы постоянно рядом с тобой, точно и не разлучались. И только подумать, что твоя неразумная старая мамаша считала, что тебе лучше пойти в медсестры! (Шучу, дорогая, шучу. Я никогда и не представляла тебя медсестрой!)
Купи себе что-нибудь хорошенькое на эти деньги, а если тебе понадобится еще, только позвони.
Тед передает тебе привет. Мы по тебе скучаем.
С любовью, мама».
Совершенно невинное письмо, милое и трогательное. Если не считать одного: поверху белоснежного листка шла надпись выпуклыми серебристыми буквами: «Мистер и миссис Э. Дж. Эдвардс».
Ну конечно же, не Дугал, подумала я. Это у Трейси фамилия Дугал, а ее мать снова вышла замуж. Тед — отчим Трейси. Тед Эдвардс, одно из тех сочетаний, когда имя с фамилией практически совпадают. Ну например, Кен Кеннеди или Том Томпсон. Тед Эдвардс — иди Эд Эдвардс — а может быть, Эдмунд Эдвардс? В долю секунды я поняла, сколь смертоносно мое открытие. Отчим Трейси, как мне стало ясно со всей определенностью, и был тем самым Эдмундом Эдвардсом, владельцем «Дороги древности» в Нью-Йорке. Эдмунд Эдвардс жив. Это вовсе не тот старик из галереи, которого я за него принимала. Он — владелец магазина, приемщик краденных редкостей. Возможно даже — мозговой центр всей операции.
Я оставила свою визитку у него в галерее, и он знает мое имя. Но он знал его уже раньше — еще до моего визита в Нью-Йорк. Он знал меня как женщину, которая купила на аукционе сокровища мочика, утащив их прямо у него из-под носа или, точнее, из-под бдительного ока его подручного, Паука. Возможно, он еще и не знает меня как Ребекку Маккримон, но он узнает. Его падчерица все ему расскажет, как только узнает мое настоящее имя. И он не успокоится, ни за что не успокоится, пока я не умру.
Я вылетела из гасиенды и стремительно покатила обратно на раскопки. Выпрыгнув из машины и даже не выключая мотор, завопила Стиву:
— Где Трейси?
Он поглядел на меня с вершины уаки и устало улыбнулся.
— Не знаю. Мне не до того.
А вот мне было еще как до того! И, на мой взгляд, существовало только одно место, где она сейчас может находиться.
Полицейский лежал у двери — возможно, без сознания, но скорее всего — мертвый. Замок исчез. Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Из щелей в циновке над отверстием колодца пробивался свет.
Стараясь двигаться как можно тише, я сползла вниз по лестнице. Сокровища воина мочика лежали на полу пещеры, сверкая в электрическом свете.
Должно быть, подумала, это чистое золото, даже без примесей, — за много веков на нем не появилось и следов коррозии. Бесценное сокровище. Целое состояние.
Трейси проворно набивала золотом здоровенный мешок.
Я ступила в лужу у подножия лестницы, и Трейси повернулась ко мне.
— Ребекка! Как хорошо, что вы пришли! Я заглянула убедиться, что все в порядке, а сторож мертв! Помогите мне убрать сокровище, пока его кто-нибудь не украл.
О, она и впрямь была хитра и очень, очень убедительна. Час назад я бы поверила ей.
— Конечно, помогу, — улыбнулась я. — Я подержу мешок, а вы складывайте.
Тешу себя мыслью, что по части хитрости я кому угодно дам сто очков вперед.
Она немножко замялась, но потом протянула мне мешок, все еще придерживая его одной рукой. Я гадала про себя, что она будет делать, когда мешок наполнится. Долго ждать не пришлось. Закинув туда последнюю золотую вещицу, Трейси полезла в сумочку. «Она достает пистолет», — подумала я, пропавший пистолет! Сейчас или никогда. Выхватив у нее сумочку, я отшвырнула ее как можно дальше в сторону. Пистолет вылетел оттуда, описал широкую дугу в воздухе и с плеском шлепнулся в воду.
Мы обе вцепились в мешок и что есть сил тянули и дергали, стараясь вырвать его друг у дружки, — ни дать ни взять, два котенка, сцепившихся из-за игрушки. Трейси всем весом повисла на нем, таща к себе, — и я неожиданно поддалась. Она потеряла равновесие, шатнулась назад и, ударившись плечом о стену пещеры, ослабила хватку. Мешок разорвался, содержимое его ковром рассыпалось по полу. Подвески, ожерелья, золотые и серебряные бусины в виде пауков и орешков, наспинные пластины, золотые нагрудники падали в воду. Тоненько позвякивали позолоченные колокольчики. Рябь на воде размывала очертания украшений, бросая золотые блики на стену пещеры.
Трейси пронзительно закричала, склонилась и, точно современный Мидас в женском обличье, начала собирать золото. Схватив обезумевшую молодую женщину за шкирку, я волоком оттащила ее к двери в туннель. Она отчаянно сопротивлялась, но я знала, что сражаюсь за свою жизнь, и это придало мне сил. Зашвырнув Трейси в туннель, я захлопнула дверь. Из туннеля раздался сдавленный вопль — должно быть, Трейси увидела тело Карлоса Монтеро. Это дало мне несколько секунд, необходимых, чтобы подтащить к двери стол. Я поставила один ящик под стол, а остальные — на стол, и молча смотрела, как Трейси судорожно пытается вырваться. Ничего, ей будет полезно посидеть взаперти с одной из жертв ее махинаций. Однако через минуту-другую после отчаянных попыток Трейси вдруг остановилась. Послышался звук быстро удаляющихся шагов. Она бросилась к другому концу туннеля. А вдруг она отперла его перед тем, как идти сюда? Вдруг она планировала выйти через тот люк и заранее позаботилась открыть его?
Еле живая от усталости, я поднялась по спиральной лестнице и бросилась к тому концу туннеля, чтобы отрезать ей путь к бегству. Рассвет уже близился, ночь посерела, восток потихоньку начал розоветь. Кратчайший путь к люку вел через algorrobal, и я врезалась в чащу, даже не думая об опасности.
В лесу было еще совсем темно, слабые лучи рассвета не проникали сквозь кроны деревьев. Не отводя взгляда от светлой полосы, означавшей опушку, я бежала вперед, заботясь лишь о том, чтобы не оступиться и не налететь на колючие ветки. Стояла смертельная тишина, лишь слышался шелест дождя, да в ушах у меня громом отзывалось собственное надрывное дыхание.
Вообще-то я могла бы и сообразить, что в лесу прячется кто-то еще. Крик Трейси, увидевшей Карлоса Монтеро, должен был навести меня на мысль, что не она убрала его тело туда. Однако я слишком устала, чтобы думать, и до последней секунды не слышала быстрых шагов за спиной. Над головой у меня взметнулись чьи-то руки, шею стиснул ремень. Задыхаясь, я обеими руками вцепилась в него, стараясь оторвать от горла. В глазах потемнело, в ушах послышался противный тоненький звон. Помутненный разум содрогнулся от резкого треска, но раздавался ли треск этот у меня в голове или же донесся из окружающего мира, я уже понять не могла.
Внезапно смертоносная удавка ослабла и человек, которого я знала только как Паука, рухнул на усыпанную колючками землю.
Жорж Сервантес, брат Ящера, ангел отмщения, стоял среди деревьев — грозный темный силуэт на фоне занимающейся зари. Он медленно опустил пистолет.
— Покойся с миром, Рамон, — прошептал он. — Теперь ты обретешь успокоение. Покойся с Господом.
Я безоговорочно верю в право каждого гражданина на справедливый суд и в презумпцию невиновности, покуда вина преступника не будет доказана. Хотя я отдаю себе отчет, что поступки мои изрядно расходятся со словами, но все равно, по-моему, простым гражданам не стоит брать правосудие в свои руки. Это все равно, что запускать лавину, которая приведет к самой что ни на есть первобытной анархии. Начав с этого заявления, теперь могу смело признаться в двух вещах. Во-первых, я твердо уверена, что Этьен Лафорет и этот наемный психопат Паук — настоящее имя которого, по иронии судьбы (вот уж поистине ирония космического масштаба!), оказалось Ангел, Анхель Фуентес, — получили по заслугам. А во-вторых, вынуждена добавить, что реальное воплощение нашей системы правосудия таково, что время от времени я начинаю очень и очень сомневаться в правоте своих взглядов.
