Ознакомительная версия.
Слабовидящий выкинул докуренный почти до фильтра бычок и вдруг сказал:
– А еще через пару часов эта машина из гаражей уехала!
Жуков поднял брови:
– Это точно?
– Да. Я все еще на скамеечке сидел. Вдруг раздается звук открывающихся ворот и она выезжает.
– Погодите-ка! – вмешался Папалаев. – А откуда вы знаете, что это была она? Вы же ни хре… ничего не видите?
– Зато слышу! – гордо подбоченился мужчина. – Недостаток зрения компенсируется у меня очень чутким слухом! Звук двигателя этой машины врезался мне в память, и через два часа я понял, что это именно она выезжает из гаражей.
– Да не может такого быть! – твердо сказал Папалаев.
– Может! – упрямо топнул ногой слабовидящий. – Может! У меня уникальный слух! Я слышу абсолютно все! Например… например, я различаю, как тикают ваши часы!
– Мои? – удивился Папалаев.
– Ваши!
– Да у меня электронные! – И, задрав рукав, опер глянул на черные «Сейко» с серым дисплеем.
Слабовидящий невозмутимо поправился:
– Ну, значит, это часы вашего друга!
Жуков нахмурился:
– У меня тоже электронные…
– Но ведь что-то же тут тикает! – занервничал мужчина.
Папалаев вздрогнул и быстро осмотрелся:
– А может, бомба?
– Да какая бомба… – И Жуков, наклонившись, вытащил из травы сверкающие на солнце дамские часики. – Вот! Потерял кто-то…
Папалаев рассмотрел находку и восхищенно сказал:
– Ну надо же! Золотые!
– Что там? – забеспокоился слабовидящий. – Что там, а?
Жуков шагнул к нему и положил часы в ладонь мужчины:
– Это вам. За ценную информацию, переданную представителям органов власти. Считайте, что они наградные!
Припарковав «шестерку» прямо на оживленной Петровке и направившись к возвышающемуся неподалеку желтоватому зданию МУРа, Турецкий неожиданно почувствовал, что за ним следят. Он просто физически ощутил на себе чей-то внимательный, напряженный взгляд. Александр незаметно огляделся, как бы проверяя, все ли в порядке с только что оставленной им машиной. Краем глаза ему удалось заметить, как на другой стороне улицы нырнул в проходящую толпу одетый в серое человек, до этого стоявший на краю тротуара, у самого бордюра.
«Ну что ж… – пожал плечами „важняк“. – Этого следовало ожидать…»
И он зашагал в направлении КПП.
Следователь прокуратуры Королев, который в составе оперативно-следственной группы приехал осматривать квартиру убитого Шмакова, уже заканчивал опрос соседей, возможных очевидцев происшествия.
– Ничего не слыхала, ничего не видала, ничего не скажу! – заявила ему последняя бабулька, после чего и была с миром отпущена.
Ее слова, по сути, явились сжатым повторением сказанного другими обитателями подъезда, которые выдавали массу полезных сведений, касающихся какой угодно темы – от погоды до политики, и не сообщали ничего путного по интересующим следователя вопросам.
– Да, результаты неутешительные… – Сидящий у журнального столика Королев посмотрел на собирающихся уходить коллег. – Кроме показаний участкового, ни-че-го…
Майор Веселкин к этому времени уже покинул квартиру, сославшись на неотложные служебные дела.
– Ну что, заканчиваем? – спросил следователя эксперт-криминалист.
– Да… – ответил тот и уже собрался было подняться с кресла, как из коридора вдруг донесся какой-то шум и в комнату ввалился неопрятно одетый мужик с всклокоченными волосами и выколотой на груди фиолетовой надписью. «Не забуду ма…» – гласила та ее часть, которую можно было прочесть благодаря расстегнутой рубашке.
– Вы кто? – спросил Королев.
– Я? – удивился мужик. – Я Серегин!
– Какой еще Серегин?
Мужик осмотрелся и без спроса сел на ближайший стул.
– Я живу в соседнем доме! – Он показал пальцем в окно. – Вон в той хрущевке!
– Ну и что?
Серегин вдруг опасливо повернул голову в сторону закрытой двери соседней комнаты:
– А че, Андреича уже увезли?
Тело убитого Шмакова действительно уже отправили в морг, но следователь не счел нужным отчитываться в этом перед неизвестно кем.
– Что вам здесь нужно? – строго спросил он мужика.
Тот откинулся на спинку стула, вытянул ноги, обутые в грязные, дырявые кроссовки и сказал:
– Показания хочу дать!
Королев бесстрастно ответил:
– Слушаю вас!
Серегин высморкался в край рубашки и начал:
– Меня тут каждая собака знает! Потому как я местная достон… дотсон… донстон… – Мужик так и не смог справиться с трудным словом и поэтому решил упростить задачу: – Короче, я местный уникум!
– Это почему? – спросил следователь.
– А потому что я за последние четырнадцать лет почти ни одного дня трезвым не был! Во как! – И Серегин обвел присутствующих полным сознания собственной значимости взглядом.
– Ну и что дальше? – поторопил его Королев.
Мужик почесал за ухом и продолжил:
– Ну вот. Андреич… ну Шмаков то есть, меня тоже хорошо знал. Очень хорошо! То, бывало, алкашом поганым обзовет, то мразью синюшной… Но как-то все весело у него выходило, необидно…
– Вам не обидно, когда вас величают синюшной мразью? – удивился следователь.
– Ну не то чтобы… а… ну, в общем, не в этом дело… – Мужик потупил взгляд, но тут же снова вскинул голову, быстро стряхнув какие-то воспоминания. – Так о чем мы?
Следователь внезапно понял, что сидящий перед ним человек ненавидел Шмакова.
– Вы собирались дать показания! – сказал Королев.
– Ах да! Дело было так. В субботу я, как обычно, с утра нажрался и пошел прогуляться. Гулял минут двадцать, потом упал…
– Куда упали? – не понял следователь.
– А прямо на землю. В скверике. Через него дорожка идет, вот я на ней и растянулся.
– Вы имеете в виду ту дорожку, которая проходит под балконом этой квартиры?
– Ну да. Ее.
– Так-так…
– Ну вот. Упал я, значит, и уснул… И тут случилось тако-ое… – Серегин сделал небольшую паузу, чтобы придать моменту значительность, и, сглотнув слюну, продолжил: – Чувствую – кто-то тормошит меня за плечо. Поднимаю голову – стоит баба. Высокая такая, во все черное одетая. «Ты кто?» – спрашиваю я. А она мне: «Я, Серегин, Смерть!» Ну я, понятно, перепугался, даже убежать попытался, вскочил, но она меня своей рукой за плечо схватила и на место р-раз… «Лежать!» – говорит. Ну я и лег. А куда денешься-то…
Королев, до того внимательно вслушивавшийся в эту ахинею, наконец не выдержал:
– У вас белая горячка, да?
Алкаш недовольно повел бровью:
– Вы сначала дослушайте…
– Ну хорошо, продолжайте… – сам не зная зачем, может быть, для того чтобы чуть развлечься после трудного дня, согласился следователь.
Серегин воодушевился и продолжил:
– Лег я, значит, и спрашиваю у бабы-то этой: «Может, дашь еще пожить-то, а?» А она мне: «А с чего ты, дурак, взял, что я по твою душу пришла?» «А по чью же?» – удивляюсь. А баба вдруг полезла в карман своего платья, достала оттуда черную такую тетрадку, палец послюнявила и давай листать. Потом ткнула куда-то в середку и говорит: «Где тут у вас, мил человек, проживает некий Шмаков?»
– Ой, какой бред… – обхватив ладонью лоб, пробормотал Королев, но тем не менее не стал прерывать алкаша.
Тот между тем развивал свое повествование:
– Как услышал я про Шмакова, так и обомлел… Молодой ведь еще мужик-то! Жить да жить! Нет, думаю, не скажу… И молчу. Тут баба меня ножищей своей в бок как пнет! «Отвечай!» – кричит… – Серегин вдруг замолчал, как бы заново переживая подробности только что пересказанного им видения.
– И что дальше? – с усмешкой спросил следователь.
Алкаш очнулся, посмотрел на него и вдруг ни с того ни с сего бухнулся на колени.
– Простите меня, люди добрые! – протянул он руки к членам дежурной группы, которая до этого с интересом внимала его рассказу. – Простите!
– А ну-ка поднимись! – прикрикнул на него Королев.
Серегин нехотя встал с пола и снова бухнулся на стул, безжизненно свесив руки по бокам:
– Простите меня…
– Да за что? – спросил следователь. – За что прощать-то?
Алкаш тяжело вздохнул:
– Если честно, то не любил я Шмакова… Совсем не любил… – Он вдруг посмотрел на Королева и выпалил: – Да и за что его любить-то?! За что?! Разве ж мне могло понравиться, когда он меня синюшной мразью обзывал?! Разве ж могло?! Знаете, как это обидно…
– Ну успокойтесь, успокойтесь… – проговорил Королев. – Дать вам воды?
– Не надо… – махнул рукой Серегин. – У меня сегодня сушняка нет…
Следователь устало облокотился на ручку кресла:
– Так за что вы просили прощения?
Алкаш грустно посмотрел на него и сказал:
– За то, что назвал я ей адрес!
– Что-что?
– Я говорю, назвал я этой бабе, Смерти то есть, адрес Шмакова. «Вот в этом, сказал, доме он живет, на третьем этаже, в сороковой квартире…» А она зло так улыбнулась, тетрадку обратно в карман пихнула и говорит: «Ну что же… Пойду-ка я к нему наведаюсь!» И пошла… Правда по пути один раз обернулась и пальчиком мне погрозила: «А ты, говорит, мил человек, не пей больше! А то я скоро и за тобой наведаюсь!»
Ознакомительная версия.
