5.
Бригаду Трифонова участковый Терехов встречал на дороге. На место они прибыли к десяти утра на «газели». Из машины высыпало шесть человек во главе со следователем. По состоянию Трифонова чувствовалось, что он нервничал. Терехов тоже волновался, но обязан был держать себя в руках. Как-никак, но на его участке произошло убийство, первое за двадцать лет службы, не считая аварии на мосту. Трифонов вел себя так, как считал нужным, и не скрывал своих эмоций. Отчасти он чувствовал себя виноватым. Наташа пять дней назад положила ему на стол списки поселян, составленные Тереховым, но у следователя так и не нашлось времени взглянуть на них, а надо бы. Среди прочих в перечне имен значился Леонид Ефимович Медведев, ныне сидящий в колонии, а Трифонов поднял на ноги всю питерскую милицию, чтобы найти его сына, не подозревая, что его адресок лежит под правой рукой на столе в небольшой стопочке бумаг.
Трифонов холодно поздоровался с майором.
Калитка на участок была открыта, огромная овчарка, привязанная цепью к дереву, заливалась лаем.
— Кусается? — спросил Трифонов.
— Пес умный, товарищ полковник, но чужого и порвать может.
— Оно и видно. Убивал-то, значит свой?
— Похоже на то.
— Ладно, пойдем глянем.
В доме сразу становилось понятно, что здесь живет художник. Этюдники, краски, картины на стенах, подрамники… и сидящий за столом молодой парень с откинутой на спинку стула окровавленной головой. Окна открыты, занавески раздвинуты. На полу валялись осколки стекла, горлышко от бутылки, кровь, вино, перевернутая пепельница и разбросанные окурки…
Стол был накрыт на двоих.
— Странный натюрморт — ваза с фруктами, банка с кильками в томате,— черный хлеб и шампанское. Похоже, вкусы хозяина и гостя не совпадали.
Трифонов осмотрел комнату еще раз. Потухший камин, в котором скопилось много пепла. Дальше порога он не пошел. Оценив обстановку, он посторонился и пропустил в дом криминалиста и врача, а сам вышел на крыльцо и сел на нижнюю ступеньку.
— Рассказывай, Гриша.
— Свидетель есть, товарищ полковник. Может, сначала с ним поговорите?
— Поговорю. Ты мне о парне расскажи.
— Многого от меня не ждите. Окончил он художественную школу, потом в институте учился, в каком, не знаю. Выставки устраивал. О нем даже в какой-то заметке в газете писали. Мечтал уехать за границу, мол, здесь его не понимают, а иностранцы его картины покупают. Отца хотел из тюрьмы дождаться. Они друг друга хорошо понимали. Жили душа в душу. Бориска парень невредный. Зла никому не желал и не делал. Отрешенный. В своем мире жил. Волчонком. Вот только с псом своим и дружил. Но ничего утверждать не берусь. Это село самое благополучное, и я сюда редко захаживал. А Борис тут круглый год жил. Вот только если морозы сильные, то тогда в город уезжал. Но, сколько я помню, зимой, когда захаживал в село, всегда тропинки вычищены, снег убран, а из трубы дымок валит. Последний раз я его дня три-четыре назад видел. У калитки сидел, с псом играл.
— Может, ждал кого?
— Я не спрашивал. Но гостей у него никогда не видел.
— Ладно, Гриша, пойдем к твоему свидетелю.— Трифонов встал.— Лыткарин, здесь оставайся с Наташей, каждый угол дома проверьте. Похоже, что очень много бумаги в камине сожгли. От дров и угля совсем другой пепел. Куприянов, со мной пойдешь.
«Куда же я денусь»,— хотел сказать Семен, но промолчал.
Далеко идти не пришлось, всего-то на соседний участок. Правда, он разительно отличался от того, с которого они пришли, но Трифонова роскошь уже давно не пугала и не удивляла. Хоромы — они и есть хоромы.
Хозяином трехэтажного особняка оказался молодой человек лет тридцати пяти, порядком оплешививший и с выдающимся животиком, на фоне которого тонкие ножки выглядели смехотворно. Они застали его внизу — он тренировался на велотренажере, судя по фигуре хозяина, малоэффективном.
Молодой человек представился Игорем Полетаевым.
— Это вы обнаружили труп? — спросил Трифонов, не считая нужным представиться.
— В восемь утра. Когда на работу ехал.
— Расскажите.
— Выгнал свой джип за ворота и остановился возле Бориного дома. Хотел картину забрать — у меня на втором этаже целая его галерея. Уже мои друзья стали ему заказы давать. Через меня, конечно. Борис не любил новых людей и лишние знакомства. Сегодня я зашел к нему за картиной. Точнее, дело было так. Я остановился и посигналил. Заходить к нему страшно. Псина ногу откусить может, если зайти на участок. Он овчарку обычно привязывает, а потом идет открывать. А сегодня утром я даже удивился. Пес у калитки на задних лапах стоит, а передние на перекладину положил. И, что удивительно, не лает, а так жалостливо скулит, будто хвост прищемили. Я понял, что тут творится неладное. Вышел из машины, потихоньку приблизился к калитке, а пес — как волк воет. Ну я набрался храбрости и толкнул калитку. Она не заперта. Пес сразу к дому побежал. Я за ним. Захожу, а там такое… Меня едва не вытошнило. Побежал к машине, взял сотовый и позвонил дяде Грише. Он велел мне дома оставаться. Я сообщил на работу, что меня сегодня не будет.
— Вы договаривались с Борисом, что зайдете утром? — спросил Куприянов.
— Это он мне велел. Ночью странная вещь случилась. Я возвращался домой поздно. К поселку подъехал часа в два ночи. В общем-то, я всегда возвращаюсь в такое время. А у дома Бориса черный «лексус» стоит. И оставили машину так, что не объедешь. Дорожка-то узкая, справа проточная канава, а слева забор. «Странно,— подумал я,— неужели трудно было к забору прижаться? Бросают машины, как попало.«Ведь Борькин дом крайний, а дорога одна. Этот «лексус» въезд в поселок перекрыл, но и выезд, разумеется. Я вышел из машины и глянул на дом Бориса. Четко его не разглядишь — метров двадцать будет, но меня удивило, что окна у него открыты, будто лето. Уже октябрь на дворе. Свет горит на первом этаже. Борис возле стола суетится, и женщина… Кажется, она альбом с фотографиями в руках держала и перелистывала. Я даже удивился. Ну, во-первых, женщин я у него не видел никогда, а во-вторых, она была в легком платье и белых перчатках. Холодно при открытом окне.
— Вы лицо ее видели? — задал вопрос Трифонов.
— Нет. Далеко слишком. Высокая брюнетка, волосы до плеч. Это все. Ну я вернулся в машину и посигналил. Минуты через две Борис вышел. Я ему говорю: «Скажи своей подружке, что так машины не ставят».— «Это не подружка, Игорек». Он сам сел за руль «лексуса» и прижал его к забору. Мне-то до лампочки. Ну я уже по ходу его спросил: «Картину-то закончил для моих друзей?» — «Готова уже. Завтра утром зайди. Пусть еще подсохнет немного». Вот и все. Я заехал к себе и пошел спать — вечно не высыпаюсь. А утром пришел за картиной, а там совсем не та картина, какую я хотел увидеть.
— Вы говорили о платье. Цвет помните? — поинтересовался Трифонов.
— Яркое. Голубое с синим.
— Бирюзовое с синими разводами?
— Можно и так сказать. Я в этом не силен.
— Номер машины не запомнили?
— Нет. Даже не взглянул. Но не из дешевых, вот это меня и удивило.
— А раньше вы обращали внимания на окна дома? Может, они постоянно открыты? — спросил Трифонов.— В комнате камин горел, не так уж и холодно.
— Трудно сказать. Помню, как-то Борис говорил однажды: «Уют, это когда ты сидишь у горящего камина, а за окнами стучит дождь. Чувствуешь себя защищенным». Вчера, а точнее, сегодня, ночью шел дождик и даже молнии сверкали.
— И еще вопрос,— продолжал Трифонов.— Собака была привязана на улице?
— Нет. Это я точно могу сказать. Она бы лаяла, когда я остановился возле дома. А потом, кто же ее мог отвязать, если Бориса убили.
— Резонное замечание,— согласился Трифонов.— Сейчас к вам зайдет девушка, дознаватель, и составит протокол. Не забудьте начать с того, в каком месяце вы родились, а то она не найдет к вам нужный подход.
Полетаев ничего не понял, но и не требовал разъяснений: он имел дело со следствием впервые, может, у них так принято.
Трифонов и Курприянов отправились к месту происшествия.
— Кира Фрок. Так, Александр Иваныч? Ее черный «лексус» мы уже видели. Помните, она приезжала в управление, а потом мы поехали на нашей «волге» к ней на дачу за ключами и в офис на Гороховую. Прежде чем сесть в нашу машину, она полезла в свою и что-то забрала из бардачка. Этот же «лексус» мы засекли возле банка Кузьмина, когда устанавливали их связь. Тут ошибки быть не может. «Лексус» не «фольксваген», «ауди» или «мерседес», каких по городу носится больше, чем «жигулей». Товар, что называется, штучный.
— Нет-нет, все правильно. Но нельзя же Киру считать полной дурой. В ресторане «Якорь» она появляется в бирюзовом платье и белых перчатках, где убивают Шестопала. Сюда она приезжает в том же платье и перегораживает своей машиной дорогу. Перед окнами крутится. Безрассудство какое-то… Зачем ей дразнить следствие?
— Однако мы ничего ей предъявить не можем. Свидетели дать стопроцентную гарантию нам не могут. Одень пять женщин в такое платье и посади для опознания, они запутаются, Александр Иваныч. А потом, она же приехала сюда ночью, Борис Медведев в деле не фигурирует, хотела сделать дело по-быстрому и свалить. Уж на свидетелей она никак не рассчитывала. А вы видели голубую бейсболку на камине? Борис по всем параметрам подходит под описание слесаря и метрдотеля. Женщина в квартире, женщина в ресторане. Он дело свое сделал, пришло время убирать свидетелей. Меня другое волнует.
