Роман с Арбузом переглянулись.
— Ладно, — сказал Арбуз, — живы будем, не помрем. Нечего раньше срока себя хоронить. Присядем-ка лучше, поговорим… во, блин, заноза это «Место встречи», что ни скажешь, все оттуда! Короче, садитесь, гости дорогие. Танюша!
Все расселись вокруг знаменитого стеклянного стола. Танюша тут же принесла поднос с напитками и стаканами.
Чокнулись, выпили по первой.
— Давайте, Дмитрий Игоревич, — сказал Арбуз, — выкладывайте, отчего такой мрак на челе.
Чернов повертел в руке стакан.
— Видите ли, когда я заведовал лабораторией в Государственном институте генетики, мне пришлось заниматься одним проектом. Я вел программу по отработке новых технологий в области изменений генома и клонирования. Программа была завершена успешно, наступила стадия военной приемки — ведь заказ исходил от Главного штаба…
Чернов замялся.
— Ну и что? — не утерпел Роман.
— На этой стадии результаты исследований были украдены. И я оказался единственным, кто знает в лицо некоторых организаторов похищения документов по новым технологиям и их продажи за границу.
Удивленный Роман вскинул брови.
— Так вы тоже в этом участвовали?
— Нет, конечно же, нет. Как я понял позже, им просто-напросто было без меня не обойтись в подборе материалов, определении сферы их практического применения и выстраивании отношений с потенциальными клиентами — ведь я автор проекта, а они в этом деле профаны. Когда стало известно, что материалы украдены, я сопоставил факты и пришел к однозначным выводам. И они это знают — поэтому и упекли меня в тюрьму.
— Кстати, а что насчет практического применения? — поинтересовался Арбуз.
— В этом-то все и дело. Мое изобретение позволяет наладить массовое производство клонированных человеческих органов. А это принесет производителям миллиарды и миллиарды! И в этом причины моего пессимистического взгляда на собственное будущее. Думаю, что меня не убили сразу только потому, что держали про запас на случай необходимости какой-нибудь внезапной научной консультации. Теперь такой необходимости уже нет.
Арбуз присвистнул и откинулся на спинку кресла.
— Понятно! Международная нелегальная торговля органами-запчастями накрывается медным тазом. Десятки тысяч безработных мафиози выходят на улицы городов мира с одним воплем на устах — Чернов, Чернов, где ты, дай тебя разорвать! А по необъятным просторам нашей родины мечутся представители продающей организации примерно с таким же пожеланием.
— Так и есть, Михаил Александрович, — Чернов печально улыбнулся. — Куда ни кинь — всюду клин.
— Что же это за организация-то такая, которая в состоянии позволить себе столь широкомасштабные выходки? — спросил Арбуз.
Поникший Чернов молча пожал плечами. Роман налил ему водки, Чернов машинально выпил.
— Думаю, что здесь не обошлось без очень влиятельных людей, — сказал он наконец, — причем на государственном уровне. Слишком высокие сферы задействованы во всей этой истории.
«Воля народа» — тут же подумал Роман и вздохнул. Это уже паранойя какая-то, надо все-таки отдохнуть как следует, выкинуть из головы пережитое.
— Дмитрий Игоревич, — сказал вдруг Арбуз, — а ведь получается, что мафиози-то международным как раз выгодно вас живым и невредимым заполучить. Ведь вы знаете продавцов в лицо, через вас они смогут выйти на них и устранить всю эту компанию — прямо как в фильме «Мертвый сезон», Ролан Быков вы наш. Ну и, соответственно, сорвать распространение вашего изобретения на Западе, бизнес свой обезопасить. Здешние же влиятельные люди будут вас гасить без рассуждений, это точно.
— Получается, надо Дмитрию Игоревичу за границу, — подхватил Роман, — там безопаснее, по крайней мере в лицо его там не знают…
Чернов подумал, покачал головой.
— Знаете, я начал уже думать, что высшие силы меня наказывают какие-то, что ли. Ведь разработки мои имеют еще один аспект. Теоретически на их основе можно вносить в выращиваемые органы генетические изменения, ведущие к неизлечимым смертельным болезням, связанным с неотвратимым изменением генетического кода как самого человека, так и его потомства. В принципе можно добиться и того, чтобы болезни эти передавались от больных с имплантированными зараженными органами к здоровым людям инфекционным путем… Все это потенциально чревато глобальными эпидемиями пострашнее СПИДа и вырождением человечества. Я, конечно, не думал об этом, приступая к работе, однако мысль развивается независимо от человеческого желания, и я понял, что это не просто возможно, а лежит на поверхности! Обладая разработанной мной технологией, этот маленький шажок можно сделать в любой мало-мальски оборудованной лаборатории, даже кустарной… Я тут же подумал о террористах и ужаснулся тому, что сделал!
— Ну вот, уже и до террористов дело дошло, — улыбнулся Арбуз, — только их нам не хватало для полного счастья. Не казните вы себя так, Дмитрий Игоревич, не Нобель виноват, который динамит придумал, а тот, кто этим динамитом неповинным людям руки-ноги отрывает. А вот насчет забугорных держав Рома прав, выходит, что самое время вам туда прогуляться.
Арбуз встал, прошелся по кабинету, сел рядом с Черновым.
— Вот что, Дмитрий Игоревич. Сейчас отправим мы вас в одно надежное место на Карельском перешейке. Отдохнете там пару неделек, а за это время мы тут документики вам приготовим — не волнуйтесь, чистые, как слеза новорожденного. И отправим вас с ними в Европу переждать год-другой, пока вся эта байда не успокоится. Ну а там решим, что делать. Как вам такой вариант?
— Спасибо, — только и смог сказать Чернов. — Вы хорошие люди, Михаил Александрович, и вы, Роман…
— Ну и хорошо! — махнув рукой, Арбуз придвинул к себе поднос с бутылками. — А теперь выпьем как следует и позабудем хоть на время о всяких там горестях-неприятностях. Давай, друг детства!
И Роман дал, как, впрочем, и все остальные, включая расслабившегося наконец-то Чернова. Радостное облегчение овладело всеми, и никто не думал о завтрашнем дне.
Только вот проклятая «Воля народа» никак не выходила у Романа из головы.
И не зря.
Как раз в это время в Москве Самоедов отчитывался перед Самсоном Эдуардовичем Бергамовым о результатах проведенного им расследования. Оно касалось причин катастрофического провала в Петербурге и его виновников. Доклад Самоедова длился около часа. Он очень волновался, часто вытирал пот с бледного лица белоснежным носовым платком.
Показанная в программе «Факт правды» пленка с откровениями Петрова вызвала скандал государственного масштаба. Завыли недобитые оппозиционные газетенки, к ним тут же подключилась иностранная пресса. Некстати подвернулась сессия Европарламента, посыпались запросы. Западные враги тут же спустили с поводка демократическую международную шваль — то да се, в России готовится возврат к тоталитаризму почище сталинского, причем на самом высоком уровне… Дошло до Кремля.
Столь тщательно законспирированная «Воля народа» оказалась засвечена — и засвечена Петровым, которого, как ни верти, порекомендовал организации именно он, Адольф Богданович Самоедов, и ему было прекрасно известно, какие оргвыводы следуют обычно в таких случаях по отношению и к гораздо менее провинившимся членам организации — сам не раз приводил их в исполнение…
Выслушав Самоедова, Бергамов долго молчал. Потом вышел из-за стола, подошел к замершему навытяжку Самоедову и посмотрел ему прямо в глаза.
— Итак, вы утверждаете, что именно некий Роман Меньшиков является главным звеном в той цепи событий, которая привела к краху нашего ленинградского филиала и вызвала столь широкий резонанс в масштабах страны и за ее пределами.
Самоедов молча кивнул.
— А вы, значит, тут ни при чем.
Самоедов замер.
Бергамов тяжело вздохнул. Страна, страна… Не на кого положиться, даже Самоедов — и тот подводит.
— Слушай, Самоедов, — сказал он веско, — даю тебе последний шанс. Что делать с Петровым и с этим поганым журналистиком — сам знаешь.
Напряженно слушающий Самоедов опять кивнул.
— Ну а что касается Меньшикова, — Бергамов не сдержался и дернул щекой, — с ним разговор будет особый. Очень особый…