- Понтиак, - сказал он. - Понтиак принял решение. Война, Умар.
- Этот пес умрет, - высокомерно отреагировал чеченец. - Умрет как собака.
- Ясное дело, что как собака, - со скрытой издевкой согласился Разгонов. Как же еще может умереть пес? Только давай без кинжалов в зубах, зеленых знамен, кровавых клятв и прочей мелодрамы. Я работаю за деньги, а скрипеть зубами и сверкать глазами будешь у себя в подвале.
Умар рывком подался вперед, одной рукой ухватившись за подголовник водительского кресла, а Другой за пистолет.
- Откуда знаешь про подвал? - спросил он, свирепо вращая белками. - Кто сказал?
- Никто не сказал, - лениво ответил Разгонов, даже не повернув головы. Ты себя нюхал? Кстати, сядь на место, дышать нечем...
Чеченец шумно задышал, и в течение нескольких секунд Разгонов ждал удара ножом в шею. Чтобы хотя бы отчасти обезопасить себя, он резко увеличил скорость. Деревья, столбы и бульварные решетки замелькали, сливаясь в рябую ленту. Убить водителя в такой ситуации мог только законченный псих, но это не очень успокоило Разгонова: по его мнению, чеченцы все были психами.
Наконец Умар перестал пыхтеть у него над ухом, пробормотал что-то на своем наречии и откинулся на спинку сиденья.
- Все? - спросил Разгонов. - Давай бабки, Умар. У меня для тебя есть информация и кое-какие соображения.
- Сколько хочешь? - быстро спросил чеченец. Этот вопрос уже успел порядком надоесть Разгонову. Цена сотрудничества была определена раз и навсегда, но Умар никогда не упускал случая поторговаться, надеясь, что его информатор однажды размякнет и позволит уменьшить оговоренную сумму.
- Не валяй дурака, Умар, - спокойно сказал Разгонов. - Не кишмиш покупаешь.
- Э! А ты знаешь, что такое кишмиш?
- Да плевать я на него хотел, - дипломатично ответил майор, понятия не имевший, что это такое и по ассоциации считавший, что кишмиш - это какая-то экзотическая разновидность плова. - Гони деньги, Умар!
- Деньги, деньги, - недовольно пробормотал чеченец и бросил на сиденье рядом с Разгоновым пухлый конверт. - Возьми свои деньги! Всех вас, русских, можно купить.
Ведя машину левой рукой, майор отогнул клапан конверта, бросил быстрый взгляд на его содержимое и с сомнением покачал головой.
- Дело говори, - напомнил Умар.
- Какое дело? Ах, дело! Так вот, - он небрежно затолкал конверт с деньгами во внутренний карман плаща и не спеша раскурил сигарету. - Понтиак назначил цену за твою голову. Пока охотников на эти бабки нет, но наш Костя намерен подписать на это дело Инкассатора...
- Кого?
- Соседа твоего! Ну, который твою зад...
- Молчи, шакал!!!
- Молчу, молчу... Ну, в общем, ты понял, о ком речь.
- Свинья, - с отвращением произнес Умар. - А я его братом называл! Сам зарежу, как барана!
- Это ты всегда успеешь, - небрежно заметил Разгонов. - А лучше будет, если он пришьет Понтиака, а охрана Понтиака пришьет его. У нас говорят: убить одним выстрелом двух зайцев.
- Да? - заинтересованно переспросил Умар. - Как его заставить, слушай? Я деньги предлагал, не берет.
- А как ты заставил Зуева своего кореша завалить?
- Э?..
- Что ты мемекаешь, как баран! Слушай сюда... Через полчаса неприметная серая "девятка" остановилась на том же месте, с которого отправилась в свою экскурсию по Садовому кольцу. Умар вышел из машины, сразу же растворившись среди прохожих, а его место занял рослый телохранитель, который вернул Разгонову оружие и, наградив его долгим пронзительным взглядом, тоже исчез. Разгонов показал его удаляющейся спине кукиш, выжал сцепление и рывком тронулся с места, мгновенно затерявшись в сплошном потоке транспорта.
Глава 18
С неба сеялась мелкая водяная пыль, временами переходившая в полновесный ледяной дождь. Юрий вышел из подъезда и поймал себя на том, что блаженно щурится, словно над ним был персональный колодец, прорубленный в тучах, через который для него одного во всем мире светило яркое солнце.
- Ой, - сказала Таня, вслед за ним выходя из подъезда, - дождик! Юрий фыркнул.
- Звучит так, будто речь идет о грибном дожде, - сказал он.
Таня наморщила нос и посмотрела на Юрия исподлобья.
- Да, - печально сказала она, - кавалер из тебя... Куда ты меня тащишь? Не в ЗАГС, надеюсь?
- С этим успеется, - ответил он с серьезностью, которая заставила ее насторожиться. - Пока что нам нужно унести отсюда ноги. Боюсь, что у меня дома теперь небезопасно. Куда тебя отвезти?
- Отвезти? Что значит - отвезти? Ах да, прости! Что это я, в самом деле? Нам было хорошо, но это же ни к чему не обязывает... Ты езжай, я сама доберусь. И, кстати, загляни в поликлинику, сдай кровь на анализ.., просто так, на всякий случай. Ты же, насколько я понимаю, не собираешься служить распространителем вируса. Обязательно проверься. Меры предосторожности - это, конечно, хорошо. Но стопроцентной защиты не бывает...
Она говорила все это, независимо вздернув подбородок, который ни капельки не дрожал, но глядела при этом почему-то в сторону, как будто голые кусты сирени и почерневший от дождя дощатый столик, за которым в хорошую погоду стучали доминошники, были Бог весть какой диковиной. Юрий взял ее за плечи, но она вывернулась, сбросив его руки, и отступила на шаг.
- Так, - сказал он и характерным жестом провел ладонью от бровей к подбородку, собирая в горсть дождевые капли. - Это еще что такое? Какая муха тебя укусила?
- Неважно.
Таня повернулась, чтобы уйти, но Юрий удержал ее, положив руку ей на плечо.
- Не надо, - сказал он. - Ну, пожалуйста. Чего ты хочешь?
- Я же сказала, что это неважно, - ответила Таня. - Разберись сначала, чего хочешь ты. И главное, не чувствуй себя обязанным предпринимать что-то по поводу сегодняшней ночи. Это не имеет ровным счетом никакого значения.
- Чего хочу я? - Юрий удивленно развел руками. - То, чего хочу я, в данный момент трудноосуществимо. Прежде всего мне нужно как-то разобраться со всей этой чепухой...
- Я сказала тебе, как это сделать.
- Бежать? Черт возьми, мне тридцать пять лет, это мой город, мой дом, моя жизнь... Почему я должен от всего этого бежать? Сколько можно бегать? Земля, конечно, круглая, но я не собираюсь всю жизнь наматывать витки, как орбитальная станция. И потом, от кого я должен убегать?
- Тогда возьми меня с собой. - Постой. - Юрий взял ее за плечи и развернул к себе лицом. - Что ты вообразила? Я не намерен устраивать вендетту, поверь. Особенно теперь, когда у меня есть ты. Я просто разыщу этих мерзавцев и постараюсь убедить их, что не собираюсь на них работать. Они, конечно, опасные люди, но какой смысл убивать меня? Я им ничего не должен, я ничего про них не знаю, я им даже не мешаю...
- Смешно, - глухо сказала Таня. - Ты понимаешь, что это смешно? Может быть, девочка семнадцати лет и поверила бы тебе, но я... Что ты собираешься предпринять? Конкретно - что?
- Понятия не имею. Позвоню Умару, наверное... Самойлова твоего найду, потом этого... Кощея...
- Вот он тебя и пристрелит.
- Кощей? Пусть попробует... Знаешь, он кто? Молчи, не знаешь. Подрастешь узнаешь, а пока положись на дядю Юру.
- Дурак ты, дядя Юра. Возьми меня с собой, слышишь?
- Даже не проси. Может, у меня свидание... И вообще, я тебя очень прощу: отсидись хотя бы недельку, не лезь в эту кашу.
- Я хочу быть с тобой. Я понимаю, что не должна, но это все, чего я хочу.
- И я хочу быть с тобой, но только после того, как все закончится. Ты не Бонни, я не Клайд...
- Ну, еще бы! Те хотя бы знали, за что рискуют. Не понимаю, что я в тебе нашла?
- Я тоже не понимаю. Так куда тебя отвезти - домой?
- К Самойлову? Ни за что! Лучше в петлю.
- Нет уж, ты, пожалуйста, придумай что-нибудь более конструктивное, чем петля.
Таня задумалась, рассеянно вытирая со щек капли дождевой воды. Только теперь Юрий заметил, что ее подсохший за ночь плащ снова вымок, и спохватился, что они все это время простояли под дождем. Он хотел было увести ее в машину, но, взглянув в ее лицо, снова забыл обо всем.
Лицо Тани приняло какое-то окаменевшее выражение. Юрию было не впервой видеть такие лица: у его подчиненных, готовившихся сделать первый в своей жизни шаг в километровую голубую пропасть, были такие же плотно сжатые губы и обращенные внутрь глаза. Это было лицо человека, готовящегося принять какое-то важное решение, и слова о дожде и простуде замерли у Юрия на губах - Тане сейчас было не до дождя.
- Хорошо, - сказала она наконец. - Тогда отвези меня на Курский вокзал. Есть одно дело, которое давно пора сделать.
Юрий не стал задавать вопросов. Он распахнул перед Таней заедающую дверцу "Победы" и помог ей сесть на переднее сиденье. В машине она немедленно закурила, вынула из сумочки блокнот и ручку и быстро, не задумываясь, написала что-то на первом попавшемся чистом листке.
- Вот, возьми, - сказала она, с треском вырывая листок из блокнота и протягивая его Юрию.
- Что это? - спросил он, убирая сложенный вдвое листок в карман куртки и глядя на дорогу. "Победа", переваливаясь на колдобинах и с шумом расплескивая лужи, пробиралась по лабиринту дворов.
