Ознакомительная версия.
— Хотела бы сказать, что доберусь сама, — сказала я, — но после всего, что со мной произошло, я уже не доверяю сама себе. Думаю, так будет правильнее, если кто-нибудь из вас меня проводит. Думаю, это могут сделать Глафира или Валентина. Чтобы не отвлекать вас от работы. Я передам им деньги для вас, когда у меня на руках появятся мои карты.
— Ты нам ничего не должна. Считай, что мы просто помогли тебе по-дружески. Представь себе, что в твоем доме оказалась бы одна из нас вот в таком же ужасном состоянии, неужели ты бы не оказала помощь, не проявила гостеприимство?
Не хотелось разочаровывать Лизу, но, скорее всего, я никогда не впустила бы в дом постороннего человека, пусть даже это будет и русская девушка. Этому меня учил дядя Мэтью. Быть может, поэтому я практически никогда не вляпывалась во всякого рода авантюры и неприятности. Да у меня, кроме Нины, к которой я была очень привязана и находила, что мы с ней — родственные души, не было друзей. Но кто знает, как сложились бы наши отношения, если бы Нине пришлось жить в одном доме со мной? А так… Она снимала небольшую квартиру в Кембридже, была независима, никогда не попадала в неприятные или двусмысленные ситуации, для выхода из которых ей могла бы понадобиться моя помощь, никогда не одалживала у меня денег, ничего не просила. Если представить себе, что она бы, к примеру, заболела, то я, конечно же, приехала навестить ее, купила бы ей лекарств, предложила, быть может, денег. Но этого, к счастью, ни разу не случилось. В те редкие минуты, когда у нас не было занятий, мы пили чай с яблочным пирогом в кондитерской неподалеку от учебного корпуса, подолгу гуляли, разговаривали. Нина много рассказывала о России, и мы постоянно сравнивали англичан и русских. Получалось, что в России у людей очень много проблем и жизнь там нестабильна. Сейчас-то я понимаю, насколько я была далека от этих разговоров и как же легко относилась к тем серьезным вещам, о которых мне рассказывала моя русская подруга. У меня было стойкое чувство, что проблемы могут коснуться кого угодно, только не меня. Ведь меня воспитывал дядя Мэтью, а он практически никогда не ошибался. И если бы существовал способ прожить двести лет, он прожил бы все двести, и ни дня меньше. Он очень любил жизнь.
Гостеприимство. Лиза сказала, что я проявила бы гостеприимство. Вот сейчас, когда я познакомилась с ней и Глафирой поближе, я непременно оказала бы им самый лучший прием в своем доме. Выделила бы отдельные спальни, готовила бы вкусную еду, покупала бы подарки. И мне бы хотелось сделать им что-то приятное — в благодарность за то, что они сделали для меня. Если бы они были мне чужие, то вряд ли бы они вообще когда-нибудь попали в мой дом. Однако вопрос был задан, и я ответила с улыбкой:
— Да, конечно! Если бы вы попали в сложную ситуацию, я непременно помогла бы вам.
Дни тянулись медленно. Я продолжала переписываться с Юрием. Он в своих письмах ко мне постоянно выражал свою озабоченность тем состоянием, в котором я оказалась. Задавал великое множество вопросов, связанных с тем, что могло со мной произойти сразу после того, как я прилетела в Москву. Судя по тому, что он писал, получалось, что он на самом деле должен был меня встретить, он и прибыл в аэропорт в положенное время, да только меня не нашел. И на его телефон, как он говорит, никто не звонил. А я, судя по фактам, которые удалось выяснить Глафире, практически сразу из аэропорта поехала в центр и сняла зарезервированный ранее номер в «Национале». В одной из самых дорогих гостиниц Москвы. И только лишь потому, что там любил останавливаться дядя Мэтью. Эгоист Мэтью. И я — эгоистка Джейн. Если бы дядя Мэтью был помоложе, мы были бы с ним отличной парой.
Наконец наступил день, когда мы сели в большой и комфортный «Крайслер» и не торопясь поехали в Москву.
— Конечно, можно было бы на самолете, это совсем быстро, — говорила перед этим Лиза, объясняя свое решение отправиться в далекое путешествие (все-таки тысяча километров в одну сторону!) на автомобиле, — но в Москве, боюсь, нам придется покружить. Терпеть не могу метро, а уж такси и подавно. Предпочитаю иметь свой дом на колесах.
Как я понимала ее! И как же я соскучилась по своим машинам!
— Так хочется уже увидеться с Юрием, — говорила, разглядывая сквозь стекло автомобиля проносящиеся мимо пожелтевшие от жары поля, тускло поблескивающие на солнце пруды и маленькие речушки. — Не представляю, что я ему скажу. Если он, как пишет, приехал в аэропорт, чтобы встретить меня, то почему же я его не увидела? Да, он написал, что стоял в группе встречающих с плакатом, на котором было написано «Джейн Чедвик». Я не слепая, я бы увидела и никогда не прошла бы мимо.
— Ты могла пройти мимо в одном случае, — заметила Глафира.
— Это в каком же? — спросила я, не представляя, что она ответит.
— Если бы ты не захотела встречаться с этим Юрием.
— Не встречаться? — удивилась я. — Но почему? Вы же сами видели нашу переписку, у нас были хорошие отношения. И я до последнего часа, до самого момента отъезда была с ним на связи.
— Может, тебе позвонил кто-то, когда ты находилась в пути.
— Но в самолете я отключила свой телефон!
— Представь себе, что Юрий — вовсе не тот человек, за которого себя выдает, — неожиданно заявила молчавшая до этого Лиза.
— Постойте… Вы что-то знаете?
— Нет, пока еще мы ничего не знаем, — сказала Лиза. — Но у нас есть факты, и они свидетельствуют о том, что ты либо не захотела встретиться со своим кузеном по какой-то причине, какую мы пока не знаем. Либо он солгал, когда написал тебе, что встречал тебя с плакатом. Либо с тобой переписывался вовсе и не Юрий, и тебе, предположим, откуда-то стало об этом известно.
— Ну у вас и фантазия! — воскликнула я, уязвленная тем, что моего родственника подозревают в том, что он — это не он. Или же подозревают, что я такая глупая и что вместо того чтобы общаться со своим кузеном, переписывалась и была на связи с посторонним, выходит, человеком!!! И этот человек, заманив меня в Москву, увез в неизвестном направлении, избил и ограбил. Но когда же он тогда успел все это проделать, если я сразу же после аэропорта поехала в гостиницу?! Это просто невозможно!
— Ты могла договориться по телефону, что встретишься с ним уже в гостинице, — словно прочла мои мысли Лиза. — Понимаешь?
— Не знаю… — пробормотала я, тупо представляя себя в гостинице в обществе незнакомого мне человека и, возможно, в маске, какие носят бандиты.
— Скорее всего, тебя поджидали именно в гостинице. Давай представлять, как все это могло произойти, — поддержала Лизу Глафира. — Ты регистрируешься внизу, и тебя проводят в твой номер. С багажом. Тебе вручают ключи, объясняют все, что положено объяснять в таких случаях, и ты остаешься одна. Что ты обычно в таких случаях делаешь? Чем занимаешься в первую очередь?
— Сначала я бы распаковала вещи, если бы собиралась оставаться там надолго. Потом отправилась бы в ванную комнату.
— Вот, отлично. Что потом? Предположим, что ты вышла из ванной комнаты, и в это самое время в дверь твоего номера постучали. Ты бы открыла?
— Это же гостиница, а не мой дом, поэтому открыла бы. Подумала бы, что это пришла горничная или дежурный.
— А вдруг это пришел как раз тот, кто и напал на тебя?
— Это невозможно! Потому что тогда бы меня нашли в гостинице без чувств. Ведь если бы на меня напали, то я, скорее всего, потеряла бы сознание. Разве меня можно в таком состоянии вынести из гостиницы?
— Нет, невозможно, — согласилась Глафира. — Значит, ты вышла сама.
— Может, под воздействием какого-нибудь наркотика… Вышла, как пьяная… — Я тоже включилась в процесс развития предполагаемых событий, но потом резко замотала головой: — Да это же настоящий бред!!! Если бы на меня напали в гостинице, да еще и в номере, то меня бы обокрали до нитки! И уж кошелька с деньгами точно не оставили.
— Не скажи. Может, кто-то просто не хотел, чтобы ты встречалась с Юрием? И чтобы вы с ним отправились в Питер?
2009 г., Москва
Джейн постоянно перезванивалась с Юрием, и Глафиру, которая, оказавшись в Москве, начала вдруг испытывать странное беспокойство, которое не отпускало ее ни на минуту, так и подмывало сказать ей: мол, Джейн, будь осторожна, а что, если это вовсе и не Юрий! Лиза, как казалось Глафире, думала об этом же. Поскольку слишком многое свидетельствовало о том, что человек, покусившийся на свободу Джейн, все-таки не простой грабитель и что ему от Джейн были нужны все-таки не деньги и не украшения, которых она недосчиталась.
Все крутилось вокруг «Националя». Ни одна живая душа, проживавшая в этом дорогом отеле, не могла бы покинуть его пределы без кредитных карт или наличных, не говоря уже о личных документах. Значит, Джейн вывели оттуда насильно. Но если бы она была в ясном сознании, то нашла бы способ обратить на себя внимание работников гостиницы, стала бы кричать, звать на помощь. Но ничего этого не было, иначе ее запомнили бы и уж наверняка вызвали милицию. Получалось, что Джейн довели до состояния, когда она не владела собой и не понимала, что с ней происходит, или же… или же ее вывели под угрозой чего-то такого, что было для нее хуже, чем то, что с ней сделал ее похититель. Если бы, предположим, у Джейн был маленький ребенок или мать, которая находилась там же, в отеле, то тогда с ней было бы договориться проще простого: вы идете с нами, иначе мы убьем вашего ребенка (мать, сестру, жениха). Но Джейн — одна. Она идет по жизни одна. И ей нравится быть одной. Поэтому ничего подобного с ней никогда бы не случилось.
Ознакомительная версия.
